– Знахарь у себя? – спросил запыхавшийся Ратибор одного из стоявших в карауле воинов дружины, Станимира, что отворил ему створки ворот. – Быстрее соображай! Где Добролюб⁈

– Да вроде у себя должен быть… – Станимир растерянно взирал на влетевшего в Караим рыжебородого богатыря с Мирославом на плече. – Что случилось⁈ За тобой сам Велес верхом на медведе в погоню пустился, что ль, за то, что ты упёр его бочонок с квасом?..

– Труби в рог, остряк, да погромче! – Ратибору сейчас было не до шуток. – Всех назад воротить, кто снаружи! Всех! Немедля! И врата закрыть! Выполнять! – с этими словами рыжеволосый гигант торопливо потопал к избе Добролюба, личного лекаря Святослава, которого тот взял с собой в поход. Князь как чувствовал, что пригодится матёрый целитель в этом путешествии ему самому да его витязям, ох как пригодится.

– Что ты замер как истукан, Стан? – хлёстко бросил Станимиру его друг и напарник по караулу Братислав. – Слышал, что тебе было велено⁈ Давай труби, хорош теребить мух за хоботки!

– Чего⁈ А, ну тебя!.. – Станимир, поняв, что дело плохо, без лишних слов быстро снял с шеи боевой рог и протяжно загудел в него трижды. Тревожный тягучий рёв разнёсся на несколько вёрст в округе, и значил он лишь одно: всем необходимо срочно вернуться в крепость, бросив немедленно любые свои дела, ибо враг – близко.

Тем временем Ратибор ногой резко отворил дверь избушки знахаря Добролюба, вполне себе бодрого, немного ворчливого старичка с длинной седой шевелюрой и такой же бородой чуть ли не до колен, лет шестидесяти на вид, оказавшегося у себя и только что закончившего вытаскивать несколько здоровенных заноз из пятой точки находящегося под винными парами Емельяна, которые тот умудрился засадить себе, скатываясь от скуки на заднице по срубленному еловому брёвнышку. Отуманенный алкоголем юный мозг молодого повесы решил, что это не такая уж и плохая идея. Найдя в поселении в закромах амбара внушительные, практически нетронутые запасы вина да медовухи, привезённые в крепость её основателями, Огнеславом и его людьми, Емельян посчитал, что это дар богов ему за все перенесённые тяготы и невзгоды в пути, и принялся регулярно туда наведываться, стараясь это делать тайком и думая, что о его похождениях никто не знает.

– Ой, Ратиборушка, а что с Мирославом⁈ – воскликнул смущённый Емельян, быстро натягивая штаны и вскакивая с кровати, на которой лежал до этого кверху задницей. – Ему что, на голову упал сундук с кедровыми шишками? Несколько раз подряд… А с тобой что⁈ Ты весь в крови…

– Доб, – не обращая внимания на Емельяна, обратился Ратибор к Добролюбу, аккуратно укладывая Мирослава на кровать, – принимай подранка! Сильный удар о дерево. И башкой, и телом. Но в первую очередь затылок ему осмотри! Рваная рана там у него.

– А ну, брысь, брысь отсюда, дитё неразумное, – тут же зашипел на вставшего на дороге Емельяна Добролюб, спеша к Мирославу с куском полотняной ткани да небольшой бадьёй, наполненной водицей. – Помоги одёжку с него снять да рассказывай подробнее, как это произошло⁈ – Добролюб принялся осторожно раздевать раненого воина.

– Как, как, да швырнули его о дуб, аки суслика об стену, – скупо буркнул Ратибор, помогая лекарю избавить своего товарища от одежды.

– Сам как?

– Нормально, у меня царапины…

– Что значит, швырнули, Ратиборушка⁈ – Емельян растерянно переводил взгляд с Мирослава на рыжего витязя. – Кто, кроме тебя, может так кинуть человека⁈ Вы что, повздорили меж собой⁈ Не поделили, что ль, бочку пива, ибо одной вам на двоих оказалось маловато…

– Сделай доброе дело, заткнись, Емеля, пока я тебя языком о пихту не почесал! – раздражённо прорычал на Емельяна Ратибор. – Посмотрим тогда, как ты побалаболишь, если пучок заноз у тебя не из задницы, а изо рта торчать будет!

– Бу‑бу‑бу, – как можно тише проворчал недовольный Емельян, – слова уж нельзя сказать, барсук рыжий…

– Что?

– Да замолкаю, говорю! Замолкаю…

– Не вижу я этого, Емеля! А главное, не слышу!

– Зато я вижу у тебя на поясе мешок с чем‑то подозрительным, ибо с него капает что‑то густое и красное… И сдаётся мне, что это отнюдь не вино, клюка Велеса мне по темечку!..

– Ну естественно, ибо винцо ты, Емеля, за версту чуешь!

– За две версты…

– Всё, умолкни, а то я из тебя самого сейчас барсука слеплю, только не рыжего, а белобрысого, и скажу, что таким тебя и нашёл в сугробе!

– Так ты расслышал?..

– Конечно! Ибо ты шепчешь так же тихо, Емеля, как и газы свои природные пускаешь; то есть думаешь, что бесшумно, однако на самом деле тебя и на центральной площади Мирграда отсюда слыхать!

– Ну, извиняйте… – смущённо промямлил враз покрасневший Емельян. – Не со зла, так сказать, а в силу надобности естественной…

– Да умолкните вы оба! – прошипел рассерженно Добролюб. – Ратибор, держи голову своего приятеля вертикально, мне ему намылить затылок надо, чтобы соскоблить мешающийся волосяной покров у раны, потом промыть её, обеззаразить да заштопать по‑быстрому. А ты, Емельян, тащи сюда кедровую настойку! Вон, в шкафчике у кровати посмотри, на второй полке снизу стоит, в тёмном пузырьке таком, пузатом… Да, он самый… Эй‑эй, не вздумай хлебать из него! Сей нектар богов чудотворный на вес золота у меня! Ишь, жук какой, хотел уже приложиться к горлышку! Эта настойка из кедровых орехов только для особо тяжёлых случаев предназначена!

– Да я что, я ничего, – опять зарделся Емельян. – Проба пера, так сказать…

– Знаю я эти ваши пробы, – процедил гневно Добролюб, быстро и умело обрабатывая рану Мирослава. – Глаз да глаз нужен за этими сякими любителями отхлебнуть всё, что горит… Где один глоток, там и второй, третий… Я тебе все перья причешу за этот пузырёк! Чем я буду обеззараживание проводить⁈

– Обез… Тьфу, блин, чего⁈

– Не утруждай свой маленький мозг, Емельян, запоминанием таких сложных для его восприятия словесов, – ехидно проворчал Добролюб. – Так, сейчас буду зашивать, потому слабонервным и особо впечатлительным княжьим племяшам советую не смотреть, дабы в обморок не грохнуться…

– Да ладно, что я, крови не видел!.. – взъерепенился поначалу Емельян, но, увидев в руках Добролюба здоровенную иглу с ниткой, счёл за благо всё же отвернуться. – И мозг у меня отнюдь не маленький! Просто немного не соображает, когда слегка затуманен винными испарениями…

– А так как затуманен он у тебя в последнее время ими постоянно, то и соображаешь ты, ох как нечасто, – хмыкнул Ратибор, глядя на вновь покрасневшего то ли от стыда, то ли от возмущения белобрысого летописца.

– Подай вон тот горшочек глиняный, что на полке стоит! Да‑да, он самый… Аккуратнее только, не вырони, дуралей криворукий, там мазь уникальная! – аж прикрикнул Добролюб на Емельяна, одной рукой небрежно схватившего ёмкость с драгоценным снадобьем и спешно подавшего старому знахарю. Добролюб к тому времени в несколько стежков мастерски зашил рану Мирослава и, взяв осторожно в руки протянутый Емельяном сосуд, аккуратно открыл его, да окунув туда предварительно смоченный в кедровой настойке указательный палец, зачерпнул им заживляющую мазь и обильно смазал затылок русого мечника, наложив после на рану повязку из высушенного летнего сбора трав целебных.

В этот момент в избу влетели запыхавшиеся Святослав и Яромир с Колояром.

– Что случилось, друже⁈ – князь взволнованно перевёл взгляд с хмурого Ратибора на Мирослава. – Доб, как он⁈

– Жить будет, – Добролюб осторожно опустил голову Мирослава на подушку, быстро при этом осмотрев его тело. – Очень неприятная, кровоточащая, рваная рана на затылке. Зашили уже. Ратибор молодец, успел притащить своего приятеля. Ещё час‑полтора, и было бы поздно. Сотрясение у него сильное. Пара рёбер ещё треснула. Более ничего серьёзного. В общем, покой ему нужен да уход хороший.

– Позаботься о нём, старче, как обо мне!

– Само собой, княже, – Добролюб кивнул, – сделаем…

– Где Белогор, дружище? – Яромир, предчувствуя недобрые вести, мрачно пялился на Ратибора.