Тем временем напротив Яромира, выступив на пару шагов из вражеской орды, также обозначились три бойца. На этот раз с арбалетами. Княжий воевода, уже не без труда стоящий на ногах от усталости и многочисленных ран, в свисающей с него клочьями окровавленной, исполосованной ятаганами кольчуге, вдруг ясно осознал, что это всё, конец: сразу трём выстрелам он помешать ну никак не успеет. И вот, с неприятным скрежетом противно дзинькнула спускаемая с зацепного зубца тетива; первый арбалетный болт вонзился русоволосому мечнику в правое плечо, второй легко прошил насквозь кольчужную рубаху на левом боку, основательно застряв между рёбер. Яромир тихо охнул от вспышек пронзившей его острой боли, после шумно выдохнул, сплёвывая кровушку, и медленно опустился на одно колено, облокотившись на крестообразную рукоять палаша, поставленного перед собой остриём вниз. В глазах поплыли багряные круги. Кое‑как проморгавшись, тяжелораненый русич сфокусировал взгляд на третьем, чуть замешкавшемся арбалетчике, метившем уже отнюдь не в княжеского воеводу, а чуть правее. Яромир стремглав обернулся, сразу сообразив, куда целится стрелок; в этот миг безоружный Ратибор как раз всаживал своему последнему лучнику его же стрелу в глотку. Широченная спина могучего витязя при этом оказалась совершенно открытой, представляя собой прекрасную, просто идеальную мишень, промазать по которой было очень сложно.
– Нет, Рат!.. – Яромир, кряхтя, встал и быстро сделал шаг в нужную сторону, заслоняя собой друга как раз в тот момент, когда тоскливо звякнула тетива у третьего самострела. Короткий арбалетный болт молнией сорвался с направляющего жёлоба и через мгновение глубоко впился в грудь русого меченосца, заставив его тяжко застонать.
– Лови, друже!.. – из последних сил гаркнул княжеский воевода, швырнув обернувшемуся на крик приятелю свой двуручный палаш. Затем Яромир, обильно схаркивая кровью, в бессилии рухнул уже на оба колена, страшно при этом хрипя.
– Прощай, братишка!.. До встречи в чертогах Сварога!.. – лишь успел просипеть напоследок, широко улыбнувшись, Яромир, прежде чем выброшенное из буйствовавшей напротив стаи вражин копьё не довершило начатое, прервав жизненный путь славного воина; завалившись на бок, светловолосый русич затих навсегда.
– Н‑е‑е‑е‑т! – мощный рык потрясённого произошедшим «рыжего медведя», казалось, прогремел на пол‑Мирграда. Ратибор за долю секунды понял, что произошло. Друг спас ему жизнь. Ценой собственной. Молодой богатырь без тени сомнений поступил бы так же, если бы мог что‑то изменить. Но это было не в его силах. Судьбой оказалось предначертано, чтобы жизнь спасли именно ему. Ну а что творилось в тот момент на сердце и в душе неудержимого гиганта, известно лишь всевидящим божествам. За один день рыжебородый витязь потерял всех: родных, близких, друзей. Всех.
– До встречи, дружище! Для меня было честью стоять с тобой плечом к плечу! Налей мне там вина чарку, я скоро подгребу на пиршество… – прорычал себе под нос в лютом бешенстве молодой богатырь, ловя на лету брошенный ему Яромиром перед гибелью меч. Рукоять великолепного двуручного палаша, изготовленного могучим кузнецом Градимиром, отцом Ратибора, легла в лапу его сыну как влитая. Присев над павшим товарищем и прикрыв ему глаза ладонью, дюжий ратник выпрямился да пару‑другую раз крутанул добрый булат в воздухе, быстро привыкая к отлично сбалансированному клинку. – Идите сюда, шакалята! – зловеще рявкнув свою любимую фразу, «рыжий медведь» без оглядки кинулся на растерянно перетаптывающихся перед ним шалмахов, в первую очередь нацелившись на арбалетчиков, судорожно пытающихся перезарядить самострелы. Стоит ли говорить, что полегли все трое практически моментально, не избежав справедливой кары рассвирепевшего великана. При этом громадный русич так жутко сверкал бездонными очами, в которых жгучей дымчатой пеленой полыхало, казалось, разгоревшееся до небес, яростное голубое пламя, что остальные аскеры, также как ранее их собратья с противоположной стороны, попятились в замешательстве да испуге при одном лишь взгляде на знатно осерчавшего витязя, стремительно врезавшегося в их плотные ряды. Схватка вспыхнула с новой силой.
Ратибор остался один. Что, впрочем, ему нисколько не мешало с утроенной энергией уничтожать мельтешащего вокруг него неприятеля. Рыжеволосый берсерк был куда шустрее, ловчее да сильнее любого из противников. А обуявшая его безудержная ярость лишь удесятеряла и так непостижимую мощь молодого богатыря. Меч Яромира творил чудеса, в могучих лапах Ратибора превратившись в невероятно смертоносное оружие. Рыжеволосый витязь, весь в крови, по большей части чужой, без устали уворачивался, резал, блокировал, колол и бил, ловко кружа в залихватском, гибельном для осов танце, грозно сверкая при этом свирепыми синими зеницами. Оппоненты оседали один за другим, кто без головы, кто разрубленный до грудины аль вообще пополам, а кто с выпущенными кишками.
Вот стремительный выпад Ратибора пришёлся в каплевидный щит стоящего перед ним шалмаха. Булатное остриё расщепило обитое металлическими заклёпками дерево, словно нож – масло, споро вонзаясь в грудь опешившего ворога. Мощным пинком ноги отбросив от себя в толпу его же соплеменников повисшего на лезвии, поверженного осляма, рыжеволосый исполин парировал удар ятаганом очередного аскера, ответным взмахом умело вспоров тому живот. После размашистым круговым движением по широкой дуге добрый клинок просвистел в окружившем его плотном скопище врагов, зацепив сразу нескольких супостатов, отсекая кому руку, кому ряху, а кому‑то просто снося макушку, как серпом – пшеничные колосья. Что и говорить, жатва у Ратибора выдалась кровавая.
В конце концов, дело приняло довольно неожиданный поворот. В первую очередь для смуглолицых воинов, ведь мрачный рыжеволосый гигант совершил, казалось, невозможное: он в одну моську выбил стаю ослямов из Соловьиного переулка на Торговую аллею. Шалмахи просто не выдержали такого яростного напора одинокого витязя, легко, с презрительным оскалом сминающего их стройные ряды, как папирус, да ломанулись в панике прочь из проулка, осознав, что им ох как хочется жить.
Ратибор тем временем, недобро оскалившись, развернулся да двинулся назад, намереваясь и со второго конца узенькой улочки уже бесповоротно выдавить вражин на Дворцовую площадь, задавшись целью полностью освободить Соловьиный переулок от живых противников.
Страшно хотелось пить, но огромный боец, упрямо стиснув зубы, отогнал от себя возникшее на миг видение с прохладным кувшинчиком кваса и, озираясь по сторонам, упрямо потопал к княжескому терему, неторопливо перешагивая через туловища разбросанных повсюду недругов. Ратибор задержался лишь у тела Яромира, накрыв его попавшимся на глаза, заляпанным багряными пятнами полотняным плащом одного из убитых осов. Затем, с минуту молча постояв над павшим товарищем, отдал тем самым ему последние почести да, тяжело вздохнув, хмуро пошёл дальше, по направлению к Дворцовой площади. Вот уже виднеется напротив и свора испуганно пятящихся «ослов», явно поражённых жутким зрелищем грозно надвигающегося на них могучего окровавленного русича с двуручным мечом наперевес.
«Сейчас я вам, козлятки, рога‑то посшибаю да в задницы вобью…»
– Бросай меч! Или ей конец! – раздался знакомый гортанный голос позади Ратибора, прервав его сумрачные думы. Молодой богатырь удивлённо обернулся. Метрах в семи‑восьми от него обозначился не кто иной, как Брадигост собственной персоной. Перед собой он держал за седую копну Перенегу, закрывшись ей, как щитом. У горла старушки трепыхался вострый нож.
– Ну и гнусный же ты червь!.. – презрительно рыкнул Ратибор, правой рукой привычно потянувшись к поясу. Но его ножны оказались пусты. Молодой богатырь зло выругался себе под нос, запоздало вспомнив, что в пылу боя оставил свой тесак в роже одного из лучников. Также и оба чекана, кинутых в телохранителя княгини ещё раньше, на Дворцовой площади, отсутствовали в поясных петлицах. – С бабулями воюешь, псина блохастая⁈ И как ента ты в одно жало умудрился её схомутать, ума не приложу! Поди, подкрался втихушку, покамест уважаемая дрыхла сном послеобеденным?
