— Открой, милая, — пробурчал как можно более нежно Ратибор, — свои! — и, обернувшись вполоборота, бросил товарищам: — Я по центру зайду, а вы с боков.
Женщина то ли узнала молодого гиганта, то ли его рыжая физиономия внушила ей толику доверия, но ставни мигом отворились, и Ратибор, несмотря на свою богатырскую комплекцию, удивительно проворно и практически бесшумно забрался в распахнутое настежь окно. Да ещё и секиру умудрился прихватить с собой. Оказавшись внутри, он огляделся: на него боязливо взирали четыре пары зарёванных глаз: трое детских и одни женские.
Женщине было лет тридцать — тридцать пять. Волосы растрёпаны, лицо в слезах; простое платье из хлопка местами разорвано. Она испуганно прятала за собой детишек, совсем юных двух мальчишек и одну девчушку. Обеими руками отчаянная сельчанка сжимала большой кухонный нож, который и выставила перед собой. Детки были совсем малые; старшему мальчику не исполнилось на вид и десяти лет.
— Спокойно, милая, мы друзья, — тихо произнёс Ратибор, стараясь не напугать ещё больше стоящую перед ним и дрожащую от страха в первую очередь за своих ребятишек мать. — Как тебя зовут?
— Велижана, — чуть помедлив, еле слышно прошептала женщина.
— В доме ещё есть кто?
— Нет. Думаю, и в деревне тоже уже… Мы последние вроде… — крупные слёзы опять покатились по заплаканному лицу Велижаны.
— А ну открывай, тварь! — рявкнул противный скрипучий голос снаружи, и в дверь ударили чем-то тяжёлым. — Открывай, стерва! Будешь покладистой, возможно, мы и не тронем твоих цыплят! — за дверью раздался мерзкий дружный гогот.
Велижана опустила нож и в ужасе прижала к себе деток, затравленно и в то же время с надеждой смотря на ввалившегося к ней через окно могучего рыжего исполина.
— Я помню вас!.. Вы гостили у нас недавно…
— Сидите тут! А я пойду открою… — мрачно перебил её Ратибор.
Взгляд у него при этом был такой, что Велижана аж отшатнулась, загородив собой детишек и опять подняв свой нож, но разъярённый великан даже не заметил этого, развернувшись уже к входной двери.
— Негоже заставлять так долго ждать дорогих гостей, — пробормотал он недобро. Голубые глаза его сверкали холодным яростным пламенем.
— Ну где же ты, моя маленькая серенькая козочка, — проблеял снаружи воитель с козьей бородкой. — Выходи по-хорошему, не зли меня, дрянь! — с этими словами, явно упиваясь охватившим его пьянящим чувством вседозволенности, степняк противно поскрёб своими грязными кривыми ногтями дверь в дом.
За дверью что-то заскрипело. Видно, отодвигали затвор. И вот дверца в избу резко распахнулась, и в проёме возникла чья-то огромная тень. Привычно пригибаясь, чтобы не удариться головой о косяк, на пороге показался Ратибор. «Козья бородка» да и все его друзья хазары замерли в изумлении, открыв от удивления рты: уж кого-кого, а вот здоровенного, невероятно громадного, по их меркам, русича с лохматой гривой волос цвета пламени они явно не ожидали сейчас здесь увидеть!
Когда молодой богатырь вышел из дверного проёма, он оказался на крыльце, прямо напротив лиходея с козьей бородкой, который к тому же находился на второй из трёх ступенек, что вели с террасы вниз, на землю. Благодаря этому боец из Хазарии едва доставал носом до пупка Ратибора, из-за чего разница в комплекции двух воинов казалась ещё более колоссальной. Медведь и суслик встретились на узкой тропинке, не иначе.
— Да здесь я, мой маленький серенький козлик, — с этими словами могучий рус обвёл тяжёлым взглядом притихших степных разбойников, прислонил свою секиру к дверному косяку и молниеносно схватил правой дланью стоящего перед ним в изумлении хазара за горло. Шокированный кочевник вдруг почувствовал, как стальные пальцы рыжего великана жёстко сдавили ему гортань, не давая вдохнуть более ни крупицы живительного воздуха, а его ноги отрываются от ступеньки, на которой он только что стоял. Ратибор одной рукой медленно поднял беспомощно трепыхающегося в его железной хватке степняка так, чтобы зенки «козьей бородки» оказались на уровне его собственных. Когда их взоры встретились, бьющийся, как рыба, только что вытащенная из проруби, воин с козьей бородкой увидел в горящих яростным голубым пламенем глазах огромного русича свою смерть. Замершие в растерянности хазары как будто впали в ступор, с изумлением наблюдая за удивительной сценой, разворачивающийся перед ними.
— Ну что же не весел ты стал, козлёнок мой? — голос рыжеволосого гиганта звучал ровно и спокойно, что выдавало крайнюю степень лютого гнева, им овладевшего. — Аль не рад мне уже?
С этими словами Ратибор выпрямил правую руку, крепко держащую за горло трепыхающегося кочевника, не спеша отвёл назад левую для замаха и от души всадил мощный хук в мордаху извивающегося перед ним в воздухе противника. Удар вышел страшной силы. Здоровенный кулак рассвирепевшего богатыря был не меньше, чем вся голова «козлёнка». Раздался глухой хруст ломающейся лицевой кости, обильно брызнула кровь, окропив физиономию и рубаху Ратибора, и говорливый степняк отлетел метров на семь-восемь назад, кувыркнувшись по земле несколько раз по инерции и замерев неподвижно в придорожной пыли у сточной канавы.
— Меня зовут Ратибор! — раздался громогласный голос взбешённого рыжего исполина. — Я из племени русов, и сейчас я вас всех тут положу рядками, козлятки сивокосые!
После чего Ратибор схватил могучими руками голову ещё одного, только что поднявшегося на ноги негодяя, до этого сидевшего на крыльце, чуть левее от двери, на одной из ступенек, что вели в дом, и сильно крутанул. Раздался характерный хруст ломающейся шеи, и бездыханное тело вскочившего кочевника медленно осело вниз. Он даже не успел понять, как умер. Однако его смерть вывела из ступора остальных хазар. Они наконец-то стали осознавать, что происходит, начали громко ругаться и поднимать свои луки, кривые мечи да копья. Ратибор же быстро взял за знакомую потёртую рукоять дожидающуюся хозяина верную старушку секиру, что стояла там, где он её и прислонил к порогу, да стремительно пошёл прямиком на засуетившихся степняков. Одновременно с двух сторон обложенной хворостом избы выскочили Яромир с Мирославом и метнули с ходу по копью в кочевников, ставших натягивать тетивы своих луков, сразу уменьшив на двоих явно не ожидавших появления ещё пары противников хазар. Копья русичи любезно позаимствовали у тех лиходеев, кого поймали у окна с обратной стороны избы.
Трое взбешённых воинов из племени русов против оставшихся полутора десятков кочевников. Что и говорить, шансов у степняков не было! Ратибор каждым взмахом своей двуручной секиры просто сминал любого, кто вставал у него на пути. Сила ударов вкупе с холодной яростью, обуявшей рыжебородого гиганта, да острой как бритва секирой была такая, что кочевники практически разваливались пополам, разрубленные кто до груди, а кто и до пояса. Это представляло собой невероятное зрелище! Любая попытка заблокировать чудовищной силы удар была заранее обречена на неудачу. Маловесные деревянные щиты нападавших, предназначенные лишь для защиты от стрел да лёгких ятаганов, разлетались просто в щепки; клинки, как спички, ломались в попытке блокировать мощнейшие удары разгневанного богатыря. Яромир не отставал от рыжего друга; его двуручный меч бил в похожей манере, да и по силе удара воевода если и уступал Ратибору, то ненамного. Мирослав, конечно, был не так могуч и силён, зато в ловкости и скорости, пожалуй, превосходил своих братьев по оружию. Два его коротких палаша мелькали с невероятной быстротой. К тому же Мирослав время от времени не чурался мастерски метать один из одноручных мечей, тут же его подбирая, да несколько специально с этой целью находящихся у него за поясом метательных ножей, когда видел кого-либо из кочевников, пытавшихся судорожно положить стрелу на тетиву лука.
Поначалу русы, ринувшиеся с трёх сторон на отряд степняков, могли показаться стороннему наблюдателю умалишёнными, ведь их было намного меньше. Но буквально через несколько минут боя безумцами выглядели уже хазары, безуспешно пытавшиеся что-то противопоставить той холодной дикой ярости, что обрушилась на них. Ряды напавших на деревню кочевников стремительно редели. Яромир и Ратибор просто скашивали их, как траву косой! Мирослав действовал не столь прямо и брал в первую очередь не силой, а мастерством, ловкостью и хитростью. Ну и двумя своими мечами, техникой боя на которых владел в совершенстве. Блок одним клинком и одновременно с этим стремительный выпад вторым в голову врагу, аккурат в левый глаз. Кочевник не успел поднять свой небольшой, круглой формы щит и умер ещё до того, как его бездыханное тело опустилось на землю. Следующий противник бросился на Мирослава вообще без щита, за что мгновенно поплатился; один меч ловкого русича он успел блокировать, а вот второй зашёл сбоку, снизу вверх; лезвие его пронзило степняка насквозь и вышло со спины. Кочевник лишь успел подивиться скорости своего оппонента и так и осел наземь с удивлённым выражением на лице.
