– Э‑э‑э, вроде нет… – «пупень» озадаченно почесал белобрысую макушку.
– Вот‑вот! Я тебе больше скажу, его просто невозможно было поставить так, как он сейчас покоится! Я глазам не верю своим!.. Смотри, вот тут он загораживал проход, правильно? – Мирослав указал на расщелину да на видневшийся прямо перед ней след от стоявшей тут ранее каменной махины. – А потом кто‑то его поставил туда, где он сейчас прикорнул… Ничего странного не замечаешь?
– У‑у‑у… Э‑э‑э… А‑а‑апчхи!..
– Емельчук, для главы Тайной Канцелярии ты как‑то туговато соображаешь… – проворчал ехидно Ратибор опять громко чихнувшему на всю округу непутёвому писарю. – Обрати внимание, что у валуна этого бочка отлежалого нет…
– Чего нет?.. – княжий племяш растерянно захлопал очами.
– Не видно места того, на котором он стоял, вход в лощину много лет перегораживая. А отчего так может быть?..
– Отчего, отчего… Хм!.. Видно, оттого, Ратиборушка, что его поставили опять на тот же самый бок, на котором он стоял до этого!
– Именно, Емеля! Другого объяснения нет! Но как такое возможно, вот в чём вопрос… С учётом того, что его не перекатывали да волоком не тащили… – Ратибор удивлённо хмыкнул: – Чудеса!..
– Ну а точно его не волокли‑то, нет?
– Точнее быть не может, Пупешка! – Мирослав показал на неказистый кустик чертополоха. – Смотри, он находится аккурат по центру возможного перемещения данного булыжничка, и даже не поломано у него ничего, ни стебелька! Да на траву ещё вокруг позыркай! Если и замята малость, так только нашими пятками, ибо топчемся тут уже порядком!..
– Да‑а‑а, во дела! – Емельян огорошенно крякнул. – То есть выходит, что его кто‑то поднял, да по воздуху перенёс на двадцать шагов правее, приземлив на то же самое бочишко, на котором он возлежал до этого, так, что ль⁈
– Выходит, что так… – друзья озадаченно переглянулись.
– Помнится, мне бабка моя что‑то такое вещала про заклинание пуха, что у тёмного мага в загашнике имелось, да я всё на грибочки её чудотворные списал… Суть того заклятия пушистого в том, что могёт наш волшебник седой временно веса лишить предмет какой материальный… Так, выходит, не врала мне бабулька‑то?.. – Емельян ошеломлённо ущипнул себя за пятую точку, дабы проверить, что ему не снится представшая перед ним удивительная картина. – Очуметь, так это всё правда!..
– Кажись, Емеля, от твоей бабки толку в нашем походе поболее было бы, чем от тебя… Да и от любого из нас! – поправился быстро Мирослав, видя, как мгновенно надулся княжий племяш. – Она там, случаем, не поминала, как можно, не особо напрягаясь, умертвить этого барана‑шамана?
– Не‑а, чегой‑та не припоминаю… – буркнул насупленно тот в ответ.
– Опять магия! – тем временем Ратибор раздражённо сплюнул. – Терпеть её не могу!.. То ли дело…
– На кулаках аль топорах зарубиться добро, мы помним, медвежонок, помним твои предпочтения… – Емельян мигом оживился, не преминув едко хрюкнуть, после чего вдруг тихо прошелестел, как трава на ветру, испуганно взирая на безмолвный проход в Проклятую долину, из которого как раз раздались странные гулкие завывания, мало походившие на порывы ветра: – Пойдёмте отсюда, а?.. Коль мы пришли к выводу, что без чар магических тут не обошлось, то надо воротиться в Бобруйку и письмишко дяде отправить, а опосля сидеть ровнёхонько и ждать, когда добрый отряд витязей на подмогу прискачет…
– Я тебя полностью поддерживаю, конопушка беспутный, да только знаешь, какие два слова более всего терпеть не может наш рыжебородый приятель? Ну, помимо таких словесов, как «колдун» и «магия»?..
– Эм… «Сидеть» и «ждать»?
– Совершенно верно, Емеля, прям в яблочко!.. – Мирослав тяжело вздохнул, проверяя, как легко вылетают из ножен два его клинка.
– Чего разохались тут? Топайте в Бобруйку вдвоём, весточку отошлите князю, я не против. Мне же хоть одним глазком взглянуть надобно, чего ента там такого любопытного творится. Чуйка прям затревожилась, заколотилась в груди… Значится, верно я подгрёб‑то к этим скалам неприглядным! Должен я кое‑кому в здешних широтах, а долги надо возвращать… Эта тварь чёрная мне ещё за Благану ответит!.. – голубые глаза недобро сверкнули. – Как раз привет от неё передам…
– Свалить в Бобруйку, чтобы тебе одному всё веселье досталось? И не мечтай! – Мирослав подошёл к своему скакуну, извлёк из седельной сумки жеребца бурдюк с водицей и сделал несколько добрых глотков. – К тому же, кто прикроет тебе задницу?.. Так что я остаюсь, само собой. И не обсуждается! Приказа твоего, Рат, я тоже не послушаю, уж не серчай… Не в этом случае! Пущай Емеля один назад пелёхает!.. Чай, не заблудится, коли с Заросшего тракта в кустики по нужде великой не свернёт… Тогда‑таки да, заплутать может запросто…
– Благодарю, дружище. Я ценю. Правда! Емелька, придётся тебе без нас…
– Чего это такое⁈ – Емельян, между тем отошедший справить потребность человеческую малую под стоящий недалече от входа здоровый куст репейника, вдруг с испуганным визгом сиганул от него прочь, заставив замолкнуть на полуслове Ратибора. – Это что за жуть⁈
– Чего ты там заприметил? – Мирослав подозрительно уставился на заросли сорняка. – Жука‑навозника? Не боись, Емеля… Коли укусит, в его родню не оборотишься…
– Смотри внимательнее, Мир! – Ратибор осторожно подошёл к напугавшему княжьего племяша кусту, вгляделся, затем поражённо свистнул: – Прах и пепел! Что за дерьмо Велеса!..
– Вот и я о том же! – Емельян ткнул дрожащим указательным пальцем в сторону репейника. – Там человек, кажись!.. Обалдеть!..
Трое приятелей обступили необычный кустик и внимательно принялись его рассматривать. Взаправду, посреди травы, веток да колючек стояла сгорбленная человеческая фигура. Когда‑то давно это был русый молодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения. В руках он сжимал охапку хвороста. Да так с ней и замер, пытаясь сделать очередной шаг. Похоже, в этот момент и настигла его некая напасть, заставив застыть на месте. И совершенно очевидно, стоит он так, сильно скукожившись, уж не один десяток лет; сорняки основательно успели его проесть, вылезая даже изо рта, носа, глаз и ушей.
– Ужасная смерть… – смурно буркнул Емельян, после чего тихо охнул, окинув мрачным взором товарищей. – Сильно напоминает легенду про эту самую лощину, что бабушка мне, несмышлёнышу, рассказывала… Выходит, это всё правда! В том числе и наложенное мстительным колдуном заклятие на местных жителей! «Оковы ужаса», так называется та магия злая, что мы сейчас наблюдаем… Снять может только тот, кто наложил их, кандалы эти невидимые… Либо, по преданию, смерть тёмного шамана также способна избавить сельчан от мучений да позволить, наконец, обрести покой…
– Что любопытно: столько годков прошло, а тулово его и не думает разлагаться! Очень странно и противоестественно… – Ратибор зыркнул сурово из‑под кустистых бровей на непутёвого летописца. – Емеля, топай‑ка ты в Бобруйку от греха!..
– Вы понимаете, что вас там, в долине, ждать будут? Если уже не ожидают! – Емельян вопросительно уставился на приятелей. – Тот, пятый волчонок, кому улизнуть удалось, наверняка уже растрезвонил на всю округу, что чужаки к ним пожаловали со сталью вострой заместо пирога да гостинцев…
– Потому я и говорю тебе, Емельмень, ноги в руки и подь взад, до бобрят!
– Ну уж нет, Ратик! Либо все вместе возвращаемся, либо – все остаёмся! – немедленно взвился тот в ответ, неловко доставая из‑за пояса стилет, чуть было при этом не порезавшись. – Я вас одних не брошу!..
– Ну усё, теперь я спокоен… – тяжело вздохнув, Ратибор улыбнулся себе в бороду, закидывая на плечо бурдюк с водицей. – Успех нам обеспечен, когда такие могучие ратники копчик прикрывают! Главное теперь, чтоб он не споткнулся да не всадил ненароком свою игрушку в пятую точку кому‑нибудь…
* * *
Время было чуть за полдень, когда трое приятелей, настороженно озираясь, не спеша зашли в расщелину. Извилистая стёжка, порядком за последнее время вытоптанная нагрянувшими в лощину варгадскими воителями, лихо виляя, спускалась вниз, к видневшейся в низине деревушке. До Твердоземья оставалось шагов семьсот‑восемьсот, не больше. Друзья молча пелёхали по тропинке, периодически останавливая мрачный взор на видневшихся то тут, то там жителях селения, застывших в ужасе и выглядевших ничуть не лучше, чем их соплеменник у входа в долину. Застала людей беда заклятия жуткого за самыми разнообразными делами житейскими: кто ягоды собирал на небольшой лужайке, кто связку рыбы на бечеве нёс к дому, кого под кусточками за делами естественными сморило лютым страхом недвижимым, а двоих молодых, парнишку и девчушку, прямо в стогу сена скрутило намертво в объятиях вечных. И были они все покрыты толстенным слоем пыли, грязи да травой и сорняками, прораставшими вокруг да из их туловищ; явно, как и тот первый, у расщелины, не один десяток лет в таких позах простояли местные жители.
