— Да, радушный приём, нечего сказать! — голос Ратибора прогремел на всё заведение как гром среди ясного неба, заставив Хвоща вздрогнуть и перестать предаваться своим грешным мыслям. — Эй, хозяин, — обратился он к кабатчику, — разве так встречают дорогих гостей⁈ Кваса нам самого лучшего, что у тебя есть, и вина пару кувшинов, да вон того аппетитного барашка, что крутится позади тебя на вертеле! Мы тут притулимся, смотри не потеряй нас…

Трое друзей сели спиной к стене за крайний столик, что стоял в углу. Предварительно Ратибор ногой спихнул с лавки какого-то уже в хлам пьяного пропойцу, который сладко дрых на столешнице, используя её вместо подушки. Тот рухнул под стол, грязно выругался во сне, немного откатился в сторону под одну из скамеек и захрапел прямо там, на полу, с новой силой.

— Эка, надо ж так накидаться-то, — неодобрительно буркнул Ратибор. — Пей ряженку, коль во хмелю ноги не держат!

— Барашек тот уже занят, но я велю начать тотчас готовить вашего, — корчмарь нервно отогнал взмахом руки троицу девиц неопределённого возраста, что скучали в стороне и с энтузиазмом было кинулись к столь видным гостям. При этом он быстро шепнул одной из них на ухо: «Они уже не жильцы на ентом свете, уж поверьте». После чего опять обратился к новоприбывшим: — Однако сами понимаете, придётся обождать. Пока то да сё…

— «То да сё», — передразнил его недовольный Ратибор. — Кем же он занят, позволь полюбопытствовать?

— Нами занят! — раздался голос из центра зала, где сидела компания, рубящаяся в кости. — Так что не заглядывайся на наше жаркое, незнакомец! А то может случиться так, что мы и тебя насадим на вертел вместо барашка!

Компания дружно загоготала. Шутка показалась им очень удачной. Но веселье их длилось недолго. За издевательским хохотом весельчаки не заметили, как с удивительной проворностью, обычно не свойственной людям с такими габаритами, рядом с ними оказался разъярённый Ратибор. Взяв говорившего за загривок одной рукой, он впечатал его голову в глиняную тарелку с наполовину обглоданными костями, что стояла перед ним. От такого удара она разбилась, а кости разлетелись по столу и попадали на пол. Лицо говорившего представляло собой кровавую кашу, когда он сполз на пол в бессознательном состоянии.

— Ну и кто тут барашек? Кого ещё насадить на вертел⁈ — Ратибор был страшен в гневе. — Второй раз я слышу за последнее время, что меня на вертел насадить грозят! Вы чего, сговорились все, что ль, лапти Велеса вам в каждую ноздрю, евнухи позорные!

Но опешившим разбойникам было невдомёк, кто над ними горой нависает и что лучше молчать и слушать, когда над тобой вулкан по имени Ратибор рокочет. Они этого, к своему несчастью, не знали. Когда восседавшие за столами друзья шутника спустя несколько секунд пришли в себя, трое из них вскочили с проклятиями со своих мест. И зря. Рыжебородый гигант казался со стороны огромным, даже грузным, а потому и медлительным. Но это было очень обманчивое впечатление. И ох как много народу отправилось на тот свет, недооценив его скорость и ловкость. Вкупе с невероятной силищей, доставшейся ему по наследству от могучих предков, это являлось страшным сочетанием! С молниеносной для своих габаритов быстротой он всадил каждому из троих вскочивших по своему пудовому кулаку в ряху. От мощных ударов Ратибора лихие люди разлетелись по сторонам как кегли. И сила этих ударов была такова, что вставать они не спешили, даже если кто-то ещё оставался в сознании, ибо плохо уже соображал, кто он и где находится. Последние трое их собутыльников, так и оставшиеся сидеть за столами, подняться уже не изъявляли никакого желания. Наоборот, им очень хотелось сползти на пол и прикинуться мёртвыми, ибо стоящий над ними взбешённый рыжий великан мгновенно вселил в их сердца дикий ужас. И потому они даже с облегчением вздохнули, когда он сказал им:

— Чего расселись, пёсьи морды⁈ Сцапали нежно за ухи своих лежебок, что сейчас под лавками улеглись спать, да дёрнули отсюда по-шустрому, пока я совсем не осерчал!

Дважды повторять не пришлось. Стремглав схватив своих приятелей, кого под мышки, а кого и за ноги, оставшаяся невредимой троица любителей поиграть в кости быстро выволокла их из «Хромой лошади». Четвёртый встал кое-как сам. Это был тот самый первый лиходей, кто предложил насадить Ратибора на вертел. Его знатно штормило. Так и не поняв, что произошло, и ещё не до конца придя в себя, сильно пошатываясь, с залитым кровью лицом, головорез выхватил меч и стал им размахивать, требуя немедля подать сюда того, кто это сделал. Ратибор шагнул вперёд, схватил его одной рукой за кисть, державшую клинок, а второй за горло. Могучая длань сжалась, раздался характерный хруст, вместе с которым послышался звон падающего на пол меча; проклятия сменились стоном и визгом, быстро перешедшими в хрип; пальцы на горле тоже слегка сжались. Молодой богатырь отпустил сломанную кисть неудачливого говоруна и тут же впечатал ему свой чугунный кулак в рожу, выбив добрую половину зубов. Незадачливый разбойник отлетел к дальней стене трактира, попутно завалив лавку, и затих там бесформенной грудой окровавленного тряпья. Ратибор вразвалочку подковылял к этой несуразной куче из одежды, крови и переломанных костей, сграбастал одной рукой за шиворот, подошёл к двери таверны, открыл её с ноги и что было мочи вышвырнул бедолагу на улицу. Пролетев метров семь, не меньше, тот шлёпнулся на своих приятелей, которые как раз там стояли недалече. Раздались тихая ругань и стоны…

— Пошли вон отсюда, отребье! Харчевня эта теперь моей будет! Пойду съем вашего барашка да выпью всё ваше вино, если, конечно, ту ослиную мочу, что вы сейчас тут хлебали, можно вообще пить! — после этих слов с чувством исполненного долга, не дожидаясь ответа, Ратибор захлопнул дверь в «Хромую лошадь».

— Тащи сюда этого барашка с парой кувшинов своего лучшего вина, да пошустрее! И кваса не забудь! — голос рыжего исполина рокотом прогрохотал в звенящей тишине, наступившей в кабаке.

Ратибор прошёл по залу и плюхнулся за облюбованный ими стол рядом с Мирославом и Яромиром, которые всё это время с невозмутимыми лицами наблюдали за происходящим. Видно, не впервой.

— Как-то это не очень было похоже на самооборону, — задумчиво протянул Мирослав.

— Разве что они угрожали ему вертелом, — хмыкнул Яромир. — Но не уверен, что это прокатит…

— Ну, ты чего там замер? Решил с голоду нас уморить, отрыжка старого пьянчуги? — Ратибор грозно смотрел на стоящего, как истукан, и всё ещё не пришедшего в себя от пережитого шока Хвоща. Тот вздрогнул от грозного окрика, замотал головой, будто сгоняя наваждение, схватил по кувшину вина и кваса и шустро побежал к гостям.

— Надеюсь, ты притащил нам своё лучшее пойло, а не ту кислятину, которой обычно травишь тут своих гостей? — Ратибор хмуро взирал на трактирщика, отчего тому явно стало не по себе.

— Нет-нет, что вы, самого лучшего, из личных запасов! — залепетал взволнованно Хвощ.

— Брешешь же, собака! — рыжеволосый великан подвинул принесённый жбан с квасом к хозяину «Хромой лошади». — А ну-ка, отхлебни сам из нашего кувшинчика! Поди, потравить нас вознамерился⁈

— Да что вы, как вы могли подумать! — Хвощ испуганно затрясся и принялся судорожно, большими глотками пить принесённый квас, да так, что Ратибор еле успел у него этот кувшин отобрать, а то кабатчик уже треть успел выдуть. После чего сам в несколько могучих глотков осушил его.

— А что, для такой дыры, как эта, сойдёт! Тащи ещё! И того, и того! Да жаркое не забудь! — с этими словами Ратибор высыпал на стол горсть серебряных монет. — Не волнуйся, мы на халяву гулять не любители…

Хвощ мигом сгрёб деньги и умчался выполнять заказ. Вскоре он вернулся вместе с помощницей Ветраной, весьма потасканной девицей лёгкого поведения и неопределённого возраста, помогавшей трактирщику донести сосуды с вином, квасом и того самого злополучного барашка, с которого всё и началось. Хвощ под пристальными взорами друзей отхлебнул из каждого принесённого кувшинчика. Недолго думая, приятели набросились на еду и выпивку, никак не реагируя на призывно виляющую костлявыми бёдрами неспешно удаляющуюся Ветрану. С дороги проголодались — что было, то было. В это время рядом с ними в замешательстве всё топтался корчмарь. Он стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, очевидно, боясь прервать трапезу, и не уходил. Ему явно было что-то нужно.