– Яснее некуда, старшой!.. – воскликнул без особого энтузиазма Годимир, служивший под началом вспыльчивого исполина на Первой заставе и по привычке так его ещё иногда называвший. – Уже бегу…
– Ай, молодец! – Ратибор зашёл на территорию терема владыки Мирграда, где его на входе поджидал запыхавшийся княжий племяшек, прознавший, что могучий гигант маячит у ворот, и сразу примчавшийся встретить своего приятеля.
– Ба! Кто ента у нас тут? Ни много ни мало, сам Емельян Светлейший, его Ослепительнейшее Великолепие во всей красе меня встречает! Какая честь! Чего изволите, Ваше Вашество? Случилось что, ежели вы, аки червяк дождевой, выползли из своей норки в преддверии тёплых денёчков?
– Две новости есть, Ратиборушка, и обе – очень плохие! – затараторил спешно Емельян, пропустив остроту рыжебородого великана мимо ушей, что выдавало крайнюю степень нервозности, овладевшую непутёвым писарем. – С какой начать⁈
– С той, что похреновее…
– Дядя слёг с хворью какой‑то жуткой, представляешь⁈ Сполз на пол прямо во время завтрака без сознания и до сих пор в себя не пришёл! Мало того, ему явно становится только хуже! Он аж позеленел весь, пятнами какими‑то серыми покрылся и тяжко кряхтит в забытьи и вскрикивает, как от боли, будто мучает его кто‑то или что‑то изнутри! Что делать, ума не приложим! – Емельян спешно следовал за мигом нахмурившимся Ратибором, стремительным шагом направлявшимся к княжьим покоям. – Думали, что его достали‑таки, то есть траванули, но Добролюб лишь руками развёл и сказал, что если и так, в чём он отнюдь не уверен, то что ента за яд такой диковинный, понятия не имеет! Неизвестен то бишь старому знахарю, представляешь⁈ Заморский, может, какой…
– И чего Добролюб, – Ратибор искоса внимательно наблюдал за идущим рядом Емельяном, – помочь не может, что ль?
– Нет, в том‑то и дело! – всплеснул нервозно ручонками княжий племянник. – Лишь клешнями разводит да чуть ли не плачет от бессилия…
– А Благана что? К ней обращались?
– Конечно, и не раз! Эта вредная ведьма в конце концов лишь зло буркнула, чтоб не мешали ей, коли дядю спасти хотим, да закрылась в мастерской Добролюба на засов, представляешь⁈ Колдует чего‑то там, а чего, сам леший не разберёт! А в это время дядя гибнет! – Емельян сам чуть ли не ревел от охватившего его отчаяния. – Что делать, Ратик, что делать⁈
– Благану более не тревожить! – в голосе Ратибора прозвучал металл. – Пущай кудесничает, на неё одна надёжа… Понял?
– Понял… – поникший Емельян был сам не свой.
– Кто знает о происшествии?
– Пока только я, Добролюб, Яромир, Благана, пара слуг да Лютега. Сам понимаешь, его жене мы не могли не сказать!.. Мирославу тоже весточку отправил, должен подойти с минуты на минуту…
– Охрана на входе? По периметру?
– Не в курсе ещё… Не хотим раньше времени панику поднимать! Ты представляешь, Ратик, что сейчас в городе начнётся, коли пронюхают, что князь занемог жутко…
– Ясно. Что там за вторая дурная весть?
– А, это… – Емельян вдруг понизил голос ещё больше и забавно засопел, пытаясь не отстать от Ратибора и, подпрыгивая на ходу, одновременно прошептать на ухо могучему великану, и не думающему сбавлять шаг. – Наш недавний знакомец из Варграда, ну, ты понимаешь, о ком я, прислал донесение, в котором сообщает, что Кулбах назначил награду за твою буйную балду! Аж триста монет! Золотом!
– Всего‑то? – иронично хмыкнул Ратибор. – Впрочем, это уже не новость… – рыжеволосый витязь достал из бокового кармана заляпанное кровью письмецо, что изъял при обыске у одного из пяти тел, оставленных им в Соловьином проулке, и протянул Емельяну. Тот, бегло его просмотрев, удивлённо взглянул на своего здоровенного приятеля: – Так ты уже в курсе?.. Личная печать Кулбаха… – забормотал княжий писарь, по новой на ходу разглядывая изрядно помятую бумажку. – Хочет твоей смерти… В качестве доказательства принести голову… Триста золотых сразу при предъявлении… Откуда это у тебя?.. – у Емельяна округлились глаза. – На тебя что, уже покушались⁈
– Да случилась подобная оказия по пути сюда…
– М‑дя, Ратик, плохо дело‑то! Сколько таких листовок изготовлено, мы ведать не ведаем, но явно не в единственном экземпляре она… А деньжищи‑то огроменные! Простому человеку за всю жизнь никогда не заработать и треть от суммы… За такой куш рискнуть макушками многие попробуют, и их вряд ли остановит твоё громыхающее на всю округу имя, Ратиборушка…
– А, – беспечно отмахнулся рыжебородый исполин, – из местных никто не дерзнёт даже за тысячу золотом, а пришлые душегубы пущай приходят, да поболее! Хоть повеселимся!
– Русь большая, и головорезов в ней не счесть, – тихо молвил Емельян. – А у тебя семья, Ратик…
– Вот это верно ты подметил, Емеля… – Ратибор вмиг помрачнел. – Сей момент смущает меня более всего!..
В это время друзья подошли, наконец, к покоям Святослава. У входа стоял сумрачный Яромир.
– Как он?..
– Всё так же, Рат…
– Понятно. На тебе бумаженцию любопытную, ознакомься пока, – Ратибор вырвал из рук Емельяна мятое окровавленное письмецо, извещающее о награде за его рыжие космы, и шлёпнул им о грудь слегка опешившего Яромира. – Как прочитаешь, охрану у моего дома выставишь. Причём немедля! Башкой отвечаешь, друже! – Ратибор сурово взглянул прямо в глаза своему приятелю. В синих очах рыжеволосого великана плясали неукротимые дьявольские огоньки. Яромир невольно кашлянул, поймав себя на мысли, что не хотел бы оказаться на месте того, кто превратит эти тлеющие всполохи в яркое, вздымающееся к небесам пламя.
Ратибор тем временем зашёл в покои Святослава. На широкой дубовой кровати в центре комнаты, устланной пуховыми перинами, возлежал, заботливо укрытый толстенным тёплым одеялом, сам князь с влажной льняной повязкой на лбу; суетящийся возле него Добролюб как раз собирался сменить её на новую; рядом на резном стуле находилась наполовину заполненная водой кадка. Чуть далее, на прикроватном столике стоял ряд всевозможных, разного размера и цвета баночек да скляночек седого знахаря с целебными мазями да снадобьями, оказавшимися бесполезными перед чудовищной напастью, свалившей хозяина терема. На самом краю ложа, спиной к входу и лицом к князю, держа в одной руке шёлковый розовый платочек, давно весь мокрый от слёз, молча восседала, как каменное изваяние, высокая, стройная женщина; лишь периодические лёгкие, едва слышимые всхлипы её да непрекращающееся сопение копошащегося рядом старого целителя нарушали стоящую в помещении, мёртвую тишину. Но вот из княжеской постели раздался страшный, свистящий звук; Святослав, тяжело захрипев, выгнулся на мгновение дугой, как будто что‑то терзало его изнутри, и тут же опять принял естественное положение. Бросившиеся к нему было Добролюб с новой мокрой тряпицей и Лютега, жена государя, лишь в отчаянии заломили руки; что ещё можно сделать, чем хоть как‑то помочь совершенно точно ужасно сейчас страдающему правителю Мирграда, они явно себе не представляли.
Ратибор тихо прошёл и мрачно взглянул на Святослава. То, что дело плохо, было понятно без слов; бледно‑зеленоватое, покрытое странными серыми пятнами лицо князя представляло собой жутковатое зрелище. Лютега, обернувшись на едва слышный звук шагов, вскочила и бросилась на плечо рыжебородого воина, уже не сдерживаясь и плача навзрыд; её красивое лицо давно всё опухло от прекращающегося лишь на время потока горьких слёз.
– Как же так, Ратиборушка, почему мы⁈ Почему с нами такое несчастье приключилось⁈ – прерывисто всхлипывая на широкой груди рыжеволосого витязя, потрясённо пробормотала она, после чего отпрянула от могучего богатыря и, умоляюще глядя в его бездонные голубые очи, жалобно, но вместе с тем и сердито прошептала: – Сделай что‑нибудь, Ратибор, только не бездействуй, как этот старый дурень, от которого толку чуть! – Добролюб пропустил мимо ушей обидную реплику убитой горем княгини, мудро сделав вид, что просто не расслышал её.
– Он не в силах ему помочь, – раздался скрипучий голос позади них. На пороге комнаты княжеской стояла Благана, также слышавшая последние слова Лютеги. Через плечо у неё была перекинута небольшая дорожная сумка, а в руках она бережно сжимала некий плотно закупоренный сосуд плоской формы, наполненный полупрозрачной кашеобразной жижей. – Да и никто не сможет! Проклятие смерти на него наложили. Есть только два способа…
