— Лилия, ты к нам насовсем? — Энн подошла ближе, и они обнялись. При этом Энн шепнула: — Говорите тише, тут везде камеры. Они забрали Агнешу.

Ах да, та девушка, о которой иногда вспоминал Рудый во время их короткой встречи. И о которой ей сказали во время прошлого свидания.

— А я думал, тебе дадут зелёную карточку, — Гектор пожал Лилии руку, крепко, как мужику. — И будешь нами командовать. Но ты опять одна из нас. Ты к нам в гости?

— Перевели меня.

— А чего такая бледная?

— Получилось так, кровь сдавала. А где здесь комната номер три?

— У меня, — Энн нахмурилась. — Агнеша теперь не живёт, значит, будешь ты. Пойдём, покажу.

Она очень настойчиво взяла Лилию за руку, смотря в глаза. Гектор кивнул и пошёл за ними следом.

Что-то хотят сказать, но опасаются камер. И словно этих камер было мало, в коридоре стояла стремянка. Один солдат приделывал новую к стене, постоянно матерясь, другой держал лестницу.

— Да почему мы этим занимаемся? — спросил тот, что сверху. — Есть же Рик.

— Рик заболел, — отозвался нижний. — Теперь ты вместо него.

— А что с Риком? — шёпотом спросила Энн. — Я его давно не видела.

— Ранен, — также тихо ответила Лилия. — Но он в порядке.

— Серьёзно? Что случилось?

Энн бросилась в какой-то закуток в коридоре и потянула Лилию за собой. Гектор прикрыл их и остался следить, не пойдёт ли кто следом.

— Только здесь можно говорить, — быстро зашептала Энн.

— Вот же камера! — Лилия показала рукой.

— Да она не работает. Тут такое творится! Агнешу забрали!

И девушка, постоянно меняясь в лице, рассказала, что сначала заметила, что Агнеша беременна (при этом её лицо покраснело от злости), а потом испугалась, когда ее забрали.

— А вдруг её не вернут? Никого с красными карточками не возвращали, хотя говорят, что всё нормально. Она, конечно, та ещё… В общем, ладно, — Энн замялась. — Но вдруг с ней случится что-то плохое?

— Нам нужно много обсудить, — сказала Лилия. — И подумать. Здесь много чего происходит, чего мы не знаем.

— Лучше нам прерваться, — Гектор раскашлялся. — Скоро будут распределять работу. А меня точно сегодня погонят наверх. Потом вернусь, всё обсудим.

— А что ты делаешь наверху? — спросила Лилия.

— Разное. Со скотиной, в основном, да работа на территории. Весной огород сажать будем.

— А сможешь сбежать?

Стало очень тихо, потом Гектор от удивления раскашлялся ещё сильнее.

— Да ты в своём уме? Ладно, закругляйтесь скорее. Вернусь, всё обсудим. Долго здесь стоять нельзя, заподозрят.

Гадюка

Сегодня на собрании офицеров было не так весело, как в прошлый раз. Отмечать было нечего. Гадюка прибыл последним. Громов смерил его тяжёлым взглядом, но ничего не сказал про опоздание.

Офицеры молчали, да и сегодня их мало. Кроме Улицкого ещё майор Измайлов, командир гарнизона, и капитан Тимофеев, командир вертолётной эскадрильи (хотя самих вертушек было намного меньше, чем требовалось для эскадрильи).

Тишина такая, что можно услышать, как работают часы на столе у генерала. Гадюка прошёл к своему месту и сел на скрипучий стул. Звук получился слишком громким.

Генерал молчал долго.

— Как это произошло? — спросил он тихим голосом у майора Улицкого. — Ты же отвечал за эту операцию.

— Они прибыли в удачный момент, — сказал майор Улицкий. — Когда особи всю ночь зачищали базу. Людям Барона осталось только выбить десяток особей, а потом подготовить засаду. И когда сел первый вертолёт, то…

— То ты даже не проверил, — сквозь зубы сказал Громов. — Просто высадил десант посреди вражеской засады. И прое…л мой вертолёт!

— Это уже второй, — прошипел капитан Тимофеев. — В прошлый раз мы тоже потеряли вертолёт во время операции, которой командовал товарищ майор.

— Уж кто бы говорил, — решил встрять Гадюка. — А ты разве забыл, Тимофеев, как отправил вертолёт за водкой на спиртовой завод? Потеряли двоих бесценных пилотов, и целый вертолёт с полным боекомплектом! Забыл? А?

Эта мерзкая пучеглазая гадина, которая вылезла, пока Громов накинулся на Улицкого, вызывала такое раздражение, что хотелось немедленно пристрелить капитана. А потом покурить.

Тимофеев покраснел, он Гадюку боялся до дрожи в коленках. Улицкий, тоже красный, как рак, никак не отреагировал. Он смотрел перед собой в пол, как школьник, которого распекает директор.

— Хватит, полковник, — сказал Громов, поднимая руку. — За это капитан уже получил. Но его замечание уместное, — он посмотрел на майора Улицкого. — У тебя же жена беременна, верно?

Майор моментально сжался, потом кивнул и тяжело сглотнул.

— Хочешь же сына увидеть? — тихим угрожающим голосом продолжил Громов и взял в руки карандаш. — Если да, то вот твоя задача — такого больше не допустить. Я хочу, чтобы Барон стоял здесь, передо мной. Чтобы я сам выколол ему последний глаз.

Карандаш хрустнул с громким треском.

Гадюка покачал головой. Это уже не армия, и с армией не имело ничего общего. Это — личное государство генерала Громова, где некоторые его подопечные держатся с ним из-за страха за родных. А некоторые — потому что подлые и гнилые люди. Майор Улицкий из первых. Капитан Тимофеев из вторых. А сам Гадюка… У него не было слабых мест, куда можно надавить. А ещё вернее — никто о них не знал. А то бы генерал уже воспользовался этим.

— Собрание окончено, — сказал Громов. — Завтра утром в семь утра жду всех с предложениями. Этот толстый пи***рас-наркоторговец должен своё получить.

Офицеры поднялись и пошли к выходу.

— Полковник Семёнов, вас прошу остаться, — тихо произнёс Громов, когда Гадюка почти дошёл до двери. — И закройте дверь плотнее.

Гадюка её захлопнул и вернулся на стул. Генерал обошёл свой стол и сел рядом. От него пахнуло старым одеколоном, которым он заливал себя по привычке, но не водкой. Сегодня Громов ещё не пил.

— Нужна твоя помощь, Лёха, — дружеским тоном сказал он. — Займись этим Бароном сам, Улицкий не справляется, а остальным не хватит опыта и решительности для этого.

— Я? — Гадюка усмехнулся. — Я уже староват для таких дел. И я занимаюсь исследованиями, как ты и просил.

— Да ты просто ходишь и пинаешь этих умников, чтобы не страдали х…нёй, — генерал уже совсем расслабился. Он откинулся на спинке стула и закурил. От густого дыма захотелось кашлять. — Тебе надо покончить с этим Бароном. Ты же разведчик, крутой мужик. Тебя духи в Афгане боялись, как огня. А сколько за твою голову давали полевые командиры в Чечне?

— Не помню, — Гадюка похрустел пальцами. — Но на трёшку в Москве бы хватило.

— В центре с видом на Кремль? А сколько раз тебе объявляли кровную месть? И где они все сейчас? Они все сдохли, а ты жив. И почему?

«Потому что не знают, куда нужно бить,» — произнёс про себя Гадюка, а вслух сказал:

— Значит, ты хочешь, чтобы я покончил с Бароном.

— Только ты сможешь. А я пока, — генерал потянулся и взял фуражку со стола. — А я пока слетаю в одно место. Ещё одни затворники, тоже в колонии. Поговорю с ними, приглашу к себе. Нам нужны силы, чтобы покончить с тем ублюдком.

— Я откажусь, — Гадюка встал. — Эти дела уже не для меня, я от них устал.

Рука Громова задрожала. Его правый глаз начал моргать. Ох, не любит, когда ему отказывают. И в последние месяцы всё хуже и хуже.

Но у Гадюки дела в бункере, которые нельзя никому передать. Придётся Громову с этим смириться.

Но у генерала были свои козыри.

— Тогда я прикажу возобновить эксперименты над Объектом Сто Один, — Громов поднялся и надел фуражку. Он вздохнул. — Зря ты так Лёха. Я не хотел, чтобы до этого дошло. Но или так… Или так.

Вот и нашёл генерал болевую точку. Он знает правду или нет? Знает, точно знает. Мог вспомнить, у него после контузии хоть и плохая память, но всё же иногда он вспоминал разные вещи.

— Извини, Лёха, — генерал полез в нагрудный карман, что-то ища. — Перед нами большая цель. Но только я понимаю, на какие жертвы нам нужно пойти, чтобы выбраться из этого ада. Вы этого не понимаете, но когда-нибудь скажете мне спасибо. Все люди скажут мне спасибо. А до этого момента нам ещё нужно работать.