— Тише, — прошептал Аким, перезаряжая ружье другим патроном. — Сейчас поменяю картечь на дробь, а то разорвет наших уточек.

Старовер бесшумно приблизился к зарослям, словно дикий кот на охоте. Прицелился. Бах! — Жирные утки взлетели не сразу. Задергали крыльям и лишь через мгновение смогли оторваться от воды. За лето отъелись, что стали неповоротливыми и грузными. Но одна утка не взлетела, распласталась на воде. Прослойка подкожного жира не давала ей утонуть.

— Молодец, Аким, — воскликнул я и подбежал к берегу.

Скинув с плеча обрез, я бросился в воду прямо в одежде. Достал утку, пока ту не унесло слабым течением. Швырнул ее на берег, а сам с наслаждением занырнул в бодрящую воду прямо в одежде. Пусть отмачивается и стирается…

— Хорошо! — фыркал я. — Давайте залезайте, а то воняет от вас, как от стада бомжей.

Аким нехотя последовал за мной, хотел сначала скинуть одежду, но потом махнул рукой и залез в воду в чем был.

— Давайте к нам, Зиновьев! — махнул я рукой. — Нужно отмыться, вы похожи на болотного черта!

— Уже ночь на носу, — замотал головой профессор. — спать в мокрой одежде? Нет уж, увольте…

— Да ладно, док, соорудим шалаш, разожжем костер побольше, высушимся…

Зиновьев переминался с ноги на ногу, подошел ближе, пощупал воду рукой:

— Теплая…

— А я про что, — пробулькал я. — Осень нынче жаркая удалась.

— Ну ладно… — профессор зашел по пояс в воду, собрался с духом и присел.

Мы наконец смыли с себя остатки вонючего болота. Выбрались на берег и тщательно отжали одежду. Солнце уже завалилось за макушки елей, и на речную гладь опустилась темнота. Она играла серебристыми бурунами волн и принесла тишину. Лишь иногда слышно было, как плещется и жирует рыба, да квакают лягушки.

— Смотрите, — Зиновьев одел очки и уставился вдаль. — Что это там? Огонь?

Мы повернулись в направлении, куда указывал профессор. Ниже по течению примерно в километре от нас на берегу мерцал робкий огонек.

— Там люди, — озабоченно проговорил Аким. — Знать бы еще, добрые миряне или сова бандюки какие…

— Это надо проверить, — сказал я. — Сколько у тебя патронов?

— Десяток, — покачал головой старовер.

— Не густо, — ответил я. — И у меня двенадцать. Надеюсь, там мирные…

— А нам обязательно туда идти? — забеспокоился Зиновьев. — Мы же можем просто обойти их стороной…

— Нам лодка нужна, — ответил я. — Возможно, там она есть. Подберемся по тихому и посмотрим, кто там обитает. Если мародеры, то уйдем или убьем их. А если нормальные люди — наладим контакт.

— Как же сейчас определить? Нормальный человек или нет… — скептически проговорил Зиновьев. — Весь мир безумен, и нормальных не осталось… Даже мы с вами для кого-то можем показаться ненормальными…

— Ну да, — кивнул я. — Компашка у нас та еще… Чокнутый профессор, спецназовец-убийца и язычник-старовер… Я бы и сам не захотел таких повстречать.

Мы углубились чуть в лес, чтобы не отсвечивать на голом побережье и осторожно пробирались в сторону огонька. Через несколько минут вышли к широкой пойме. Там на небольшой возвышенности раскинулась маленькая деревушка. Хотя, на деревушку поселение явно не тянуло: с десяток кособоких замшелых домишек с шиферными крышами, покрытыми словно медузами, желтым лишайником.

Огонек горел только в одном доме. Его замызганное оконце одиноко мерцало в глухой ночи.

— Что делать будем? — прошептал Аким. — Деревня похоже заброшена, только одна хата жилая.

— Это хорошо, — проговорил я. — Если там враг, его не много. Я схожу на разведку. Вы оставайтесь в кустах.

— А может, ну ее, эту разведку? — махнул рукой Аким. — От греха подальше, зачем Сварога гневить и судьбу испытывать? Вон на привязи лодчонка болтается. Возьмем ее по тихому и пойдем по реке.

— Ох какой ты глазастый, — похвалил я старовера. — А лодку-то, я и не заметил.

Мы осторожно спустились к берегу. Старая плоскодонка с прогудроненными бортами грустно уткнулась носом в песок. Я размотал цепь, что крепила ее кольцо на носу к вкопанному столбу и хотел ее уже спускать на воду, но Аким меня остановил:

— Погоди, Кречет, вяжи цепь назад, как и было…

— Зачем? — не понял я.

— Самого главного в лодке нет… Весел…

— Да хрен с ними, — махнул я рукой. — Маленько спустимся по течению, к берегу причалим и палки срежем. Будем шестами отталкиваться.

— Не можно палками грести, — замотал головой Аким. — Глубина здесь большая, а дальше повороты крутые и пороги пойдут. Не удержим суденышку, на коряги нас вынесет и перевернет. Весла надобно раздобыть.

Мы обшарили все вокруг, даже нашли еще одну лодку, чуть побольше первой, но весел нигде не было.

— Там весла, — Аким кивнул на горящее оконце. — прибрал их хозяин, чтобы лодки не свистнули… Я бы тоже так сделал.

— Ну что ж, — я задумчиво поскреб щетинистый подбородок. — Придется на контакт идти. Спрячьтесь за углом дома. Через окно ни хрена не видно. Придется в дверь стучать…

Я подошел к рассохшейся двери и прислушался. Ни голосов, ни звуков, только мертвая тишина, будто внутри никого не было. Но огонек сам себя не зажжет. Я поправил висящий за спиной обрез (выставлять его вперед не стал — меня могут не так понять) и осторожно постучал.

За дверью послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — вслед за этим донесся хриплый мужской голос.

— Мирные путники, — ответил я и отошел от двери чуть в сторону (чтобы не зацепило пулей, если начнут стрелять через дверь). Мы немного заблудились… Можете нам помочь?

За дверью воцарилась тишина. Мужик думал, что ему делать дальше. А если их там несколько, то, наверное обсуждали шепотом план действий. Прошла минута. Я постучал еще и снял с плеча обрез…

Дверь лязгнула задвижкой и, натужно скрипя, отъехала вперед. В глаза ударил желтый свет, а в нос запах тухлой рыбы в смеси с чем-то противным и, как мне показалось, гнилым.

На пороге вырос силуэт коренастого коротконогого мужичка в вытянутой серой майке (когда-то она была белая) и с грязной спутанной бородой. В руках он сжимал плотницкий топор, отточенный до остроты бритвенного лезвия.

Мы замерли, уставившись друг на друга. Первым нарушил молчание я:

— Меня зовут Кречет, это мои друзья. Нам нужна помощь.

Мужичок недоверчиво оглядел нас с ног до головы и проговорил:

— Из еды только рыба есть. Ночевать не пущу, у меня семья боится незнакомцев.

— На ночлег мы не набиваемся, — улыбнулся я, держа руку за спиной на обрезе. — А вот поесть бы не отказались.

Мужик скрылся в доме, захлопнув дверь. Через минуту он появился вновь, держа в руке ржавое скрипучее ведро на треть набитое серебристыми рыбинами, похожих на лещей.

— Сами приготовите, — он всучил мне ведро. — Меня Филиппом кличут. Можете занять любой дом. Все убегли, либо сгинули. Семья моя одна в деревне осталась. В погребе прятались, вот и уцелели. А вы точно не мародеры?

— Если бы мы были бандитами, — успокоил я его. — То давно бы уже ворвались в дом, а тебя бы наградили пулей.

— И то верно, — повеселел мужичок, обнажив в улыбке желтые зубы. — Ну тогда спокойной ночи, мертвецов здесь нет. Не забредают так далеко. Можете спать спокойно…

— Спасибо, — кивнул я, а Филипп скрылся в доме, захлопнув дверь, после чего послышался скрежет задвижки.

— Ну что? Други? — улыбнулся я своим. — Сегодня нас ждет царский ужин. Утка и рыба… Хватит уже траву жевать, да кору обсасывать.

Мы обошли все местные домишки и остановились на одной небольшой, но крепкой избушке. В ней оказалось всего два окна (для возможной обороны, чем меньше окон, тем лучше), и те были маленькие и больше напоминали бойницы. Если что, толпа зомби в них не пролезет, а мы выскользнуть всегда сможем.

Мы выдрали несколько досок из старого покосившегося забора и растопили печь. В доме оказалась даже кухонная утварь, два топчана и старый скрипучий диван с продавленными пружинами. Но после ночевок на земле в лесу он казался божественным ложем для ночлега.