Мужик, в наколках, весьма колоритный тип. Лет сорока, может и меньше, а может и больше, так навскидку не определю, даже со всем своим опытом. Плотный, жилистый. Взгляд карих глаз — жёсткий, нос перебит, явно бывший боксёр. Шрам над левой бровью — небольшой, но заметный. Рот с тонкими, жёсткими губами и видны золотые фиксы. Одет он небрежно, но со вкусом. Рубашк с коротким рукавом навыпуск, светлые, наверное, льняные брюки и мокасины, почему-то красного цвета.

Я удивлёно даже брови поднял. Вроде, «чёрные» не допускают в своей одежде фасоны с использованием красного цвета. Западло считается, хотя я могу и ошибаться, даже, наверняка ошибаюсь.

Тут же, Сержу:

— Иди, погуляй, малой, разговор у нас к твоему соседу серьёзный.

На что Серж, заикаясь от волнения и сильно прихрамывая, идя к кровати, произнёс:

— Вообще-то спать уже пора, я вам мешать не буду, — а потом добавил: — И, вообще-то, это моя комната и я тут живу, а для беседы, если она такая секретная, можно и на улице беседку приспособить, правда, там комары и мошкара! — и залез с ногами, не раздеваясь, под одеяло.

Владлен только хмыкнул на этот демарш Серёги, а его напарник зло сощурился, но ничего не сказал.

А затем начался мой форменный допрос. Что, да как, и почему?

Но я держал жёсткую позицию и на тот, крайний вопрос, ответил весьма заносчиво.

Вот только, крыть мои доводы старшему в нашей троице собеседников, было нечем. Владлен и вовсе молчал.

— … так говоришь, шёл домой, а эти с битами напали из-за деревьев? — продолжает меня пытать нежданный гость с золотой фиксой во рту.

А я начинаю закипать.

— Я уже про это рассказывал! — отвечаю я.

— А как ты смог отбиться то? — уточняет он, совершенно не обращая внимания на моё проявившееся раздражение.

— Костыли длинные и я знаю, куда надо бить.

— Да уж! — хмыкает он. — То, что ментов не позвал, это правильно. Не зачем их притягивать к такому непростому случаю. Но ты ведь всем семерым по ногам надавал. Мои ребята уже разбудили чудиков. Биты из жоп у них вытащили — те сами не смогли, да и перебитые ноги не давали двигаться из-за сильной боли. — Потом перевёл взгляд на кучу связанной в тюк одежды.

— А это зачем? Там даже трусов не смогли найти.

Я же пожал плечами.

— На их трусы я точно не претендовал.

— Но снять же ты их заставил? — уточняет мой, слишком дотошный собеседник.

— Ну, не самому же мне это делать было, хватило того, что их же битами, этих уродов, мне лично оприходовать пришлось. А вещи… — я посмотрел с улыбкой, на внимательно слушающего меня собеседника, — боевая добыча. Что в бою взято, то свято. Наркоту, что нашёл при них, выкинул по дороге. В грязь втоптал.

— Там не на одну тысячу товара было, парень. — Прямо глядя мне в глаза, произнёс с угрозой в голосе дядя Вова. Так он разрешил к себе обращаться.

Я же, на его претензию, только плечами пожал.

— Не ко мне претензии. Дурь мне не нужна, деньги не верну, это моральная компенсация за потраченные нервные клетки, а они, как известно, не восстанавливаются.

— Компенсация, говоришь? — усмехнулся он, — а биты в задницах тогда что?

— Наказание! — я возвращаю ухмылку. — Есть преступление, есть наказание. Я их к такому приговорил и, как палач, сам же исполнил решение моего суда. Пускай скажут спасибо, что биты не обратным хватом всунул — чувствовали они бы себя, думаю, ещё хуже.

Дядя Вова только головой качает на мои слова.

Я же про себя морщусь. Ведь эта шваль меня грохнуть пыталась, но оказывается, при деле мальчики были — наркотой приторговывали. И чего, спрашивается, с товаром ко мне полезли? А я молчать не собираюсь, и деньги не отдам, вон, пускай этих геев теперь трясут.

— Ладно, понял. К тебе претензий нет. А этих… посмотрим, что можно сделать, но прошу и советую так больше не поступать.

— А что делать? — уточняю я.

Дядя Вова, молча, рассматривает меня.

Понимаю его. Перед ним жирдяй, но со связями. Владлен за меня впрягся и, возможно, кто-то и из Хабаровска словечко замолвит. А раз так, то и наезжать особо смысла нет, тем более, и правда, косяков с моей стороны нет. Не считать же таковым своеобразное наказание за фактическую попытку убийства. Дядя Вова отдаёт себе отчёт в том, что меня бы в живых точно не оставили, да и вряд ли бы я после нескольких ударов по голове выжил бы.

— Думаю, если специально нарываться не будешь, то никто к тебе больше не полезет. Не наглей по жизни, и всё будет путём. До выхода из детдома, проживёшь тихо и спокойно, а потом уже сам. Но и спрос с тебя будет уже другой, соизмеримый с твоими поступками. Пока же, как я говорил, претензий не имеем. Но вот как быть, если парни калеками останутся?

Я же пожал плечами.

— Поймут, каково это — жить инвалидом. Я вообще хотел им и руки, и ноги поломать, но пожалел.

— Один и так на ногах не стоит, в больницу всех в травмпункт повезли. Рабочие халаты дали. Нашли, чтобы срам прикрыть.

Я же ухмыляюсь довольной улыбкой.

— Зато запомнят навсегда этот томный вечерок. Могли бы сейчас водку пить и баб тискать, хотя, двое, наверное, сейчас так и делают.

— Двое? — удивился дядя Вова.

Пожал плечами.

— Может и больше, но мне показалось, что топот ног двух человек слышал. — Отвечаю я.

Дядя, слышно, как зубами скребанул.

— Найдём! — потом мне. — Спасибо за кофе. Неплох капучино, и береги себя, а главное, постарайся, чтобы я о тебе больше не слышал.

На что я с улыбкой на лице отвечаю:

— А вот этого уже пообещать не могу, но… — смотрю в его, отчего-то ставшие злыми, глаза, — но могу заверить, что если не полезут ко мне, то я сам никого не трону.

Тот, соглашаясь, кивнул.

— И на том спасибо, но не забывай, где ты находишься — это Комсомольск!

Намёк, на сильное лобби криминального мира. Есть и такое, но и менты тут тоже, по рассказам, далеко не сахар. Всё переплетено между собой, и криминал, и власть, и менты с прокуратурой, и ФСБ. Знаю, проходили. Почти везде так по стране, но тут, в этом забытом богами крае, эти противоречия выступают наиболее сильно и, притом, болезненно. Левая торговля лесом, рыба, икра, как чёрная, так и красная. Золото и всё сопутствующее.

В общем, не зря раньше именно из Комсомольска господа по криминалу за всем Дальним Востоком присматривали.

— Учту, — просто, ёмко и коротко отвечаю я.

Очередной кивок с его стороны и уже Владлену:

— Ты со мной?

— Я чуть попозже. Переговорю с мальцом, — отвечает, молчавший весь разговор с дядей Вовой, побратим Сани.

Всё, остались вдвоём, если не считать спрятавшегося под одеялом на своей кровати, Серёги.

— Проводи. — Командует Владлен.

Понятно, разговор не для посторонних ушей.

Делать нечего, придётся вставать, хотя ноги очень сильно болят.

Хромаю сильно, при этом, стараясь перенести всю тяжесть своего немалого веса, на силу рук. Так и прокачаюсь, смеюсь про себя, а между тем, Владлен меня пытается пропесочить.

— … ты по краю прошёл. Вован явно тобой очень недоволен. Очень. А это опасно. Он уж точно милосердием не страдает. Не я бы… тебя бы кончили. Даже не обсуждается. И с битами ты явно перегнул палку. По их понятиям, лучше бы убил. Но, что сделано, то сделано. Если бы не твои костыли и их биты, а также количество нападавших, разговор бы этот точно закончился по-другому. Да я и сейчас не уверен, что всё спустят на тормозах. А потому, будь предельно внимательным и аккуратным, особенно в общении с посторонними. Старайся пока не выпячиваться.

Я же про себя кривлюсь. Будь я в прежнем теле, я бы этому цветному, пальцы его растопыренные быстро обломал, но, что имеем, то имеем, а потому, язык в задницу — и молчок.

Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, как в том приколе, что по нэту бегает с пингвинами непонятными в главных ролях, а может, это птицы Киви?

— Хотя я надеялся, что, увидев меня в твоём обществе, горячие головы поостынут. Ну, ничего, с этим я и сам, без помощи Вовы разберусь. Но с тебя полный штиль в проблемах. Хватит. Первый день знакомства и столько шума вокруг тебя. Остепенись и не провоцируй, хотя, — скосил взгляд на моё подпрыгивающее на костылях тело и болезненный прикус губы, а ведь и правда, очень больно идти.