Что ж, «Принц де Лень» оказался провидцем, а вот сведения, что почерпнул от соседа Ивана в Пхеньяне Сашка, получается, были не совсем точны, или возможен другой вариант, когда дела у великобританцев пошли не по плану, они засуетились и отправили за золотом эти фрегаты. По времени вполне такое могло произойти. Из Индии до Австралии месяца два — три и назад столько же. Вполне могли успеть вернуться. Вот и вернулись. И прямо в загребущие ручонки Дурня.

Обследовали три фрегата на следующий день. Уже темнеть начало, когда последних раненых с них перевезли на берег. Утречком же проснулись и пошли в закрома.

Пиастры! Пиастры! Это попугай орал. Ещё в «Пиратах Карибского моря» красивые сундуки с золотыми монетами показывают. Граф этот с острова Монте Кристо в сундуках тоже копается, и звенят золотые дублоны. Ну, красиво же. Ничего, что тогда чеканка монет была на очень низком уровне. Они просто не могли блестеть. Были тусклыми и неровными. Нужна же картинка. Ладно, я не гордый, я согласен на медаль. И так не получилось. Сашка смотрел на мешочки кожаные, в которых и было это самое ЗОЛОТО, и всё настроение благостное уходило сквозь пальцы, как тусклый серовато-желтоватый песок. Нет, мог бы и догадаться, что не будет никто в Австралии золотой песок с мелкими самородками переплавлять, рафинировать, а потом гинеи штамповать. Бред. Монеты могут делать только в метрополии, а то колония, получив свои деньги, может возжелать и независимости. Но понимание и ожидание — разные вещи. Хотелось блеска пиастров.

Сундуков было двадцать два. Или сундуками эти шкатулки назвать сложно. Всё же сундук. Деревянный с крутой такой крышкой полукруглой, с сургучной тёмно-коричневой печатью. Красивые. Открываешь, а там кожаные мешочки, в которых по четыре, видимо, кило. Ну, по десять фунтов. Небольшой такой мешочек. И хоть золото не чистое, а смесь с серебром и медью, а все равно вид мешочка и его вес вызывают оторопь, когда первый раз берёшь в руки. Радостное событие всё же случилось. В третьем по счёту сундуке мешочки были другие. Больше. Достали, позырили… А там самородки. Ну, не очень крупные, но самородки. И в пятом мешочке из этого сундука снос башки и произошёл. Там был один самородок. И весил он килограмма три с половиной, а то и все четыре. Не с чем сравнивать, и нет весов под рукой.

В общем в этот день Виктор Германович узнал, что не три вещи есть, на которые можно смотреть вечно, ну, там, костёр, ручей и как красивая девушка раздевается, но и четвёртая тоже вполне себе — это разглядывание золотых самородков.

«Он запретил вам только мертвечину, кровь, мясо свиньи и то, что принесено в жертву не ради Аллаха. Однако если кто-то вынужден пойти на это, не домогаясь запретного и не преступая пределы необходимого, то нет на нем греха. Воистину, Аллах — Прощающий и Милосердный»

(аль-Бакара, 2: 173).

Про восстание сипаев все знают, поймай в России человека в глубинке, и он тебе, почесав мозолистой рукой затылок, скажет, да слышал, мол, и даже про картину Верещагина вспомнит, где бородатых белых мужиков к пушкам привязали, или не бородатых, но привязали. В Москве, наверное, и в культурной столице процент будет раз в десять ниже, про Верещагина точно не вспомнят, где культура и где Верещагин?

Сашка знал не больше того глубинника раньше. И только после Пхеньяна и рассказа Ивана узнал чуть больше. Возможно, и не каждый учитель истории про такую хрень знает. Сосед по гостинице тогда посетовал, что начнись восстание сипаев на год раньше в 1856 году и неизвестно, как бы выглядел Парижский договор. Уж точно не до войны с Россией сразу наглам стало. То есть, восстание сипаев начнётся в 1857 году. Уже не каждый в глубинке даже скажет, даже всю голову расчесав.

«А знаешь, что послужило триггером», — посмеялся тогда Иван.

«Откуда? Кого-то убили не того?», — предположил Виктор Германович.

«Нет, там круто всё. Выдали сипаям новейшие винтовки Энфилда с капсюльным замком, и отправили стрелять учиться пулями Минье. Ну, те стреляют, ругаются, что какой-то хренью засохшей пули смазаны, и нашёлся сержант, фамилии которого история не сохранила, может и лейтенант, который и говорит сипаям: „Вы неблагодарные скоты, пули смазаны смесью лучшего свиного и коровьего жира. Должны благодарить белого господина“! Ну, тут и началось. Сержанту или лейтенанту тому и в голову ведь не пришло, что корова является священным животным в индуизме, а свинья — нечистой животинкой в исламе. А дело происходило в Пенджабе, где мусульман и индуистов почти поровну, и они столько времени руками трогали этот жир и откорябывали его от пуль. Так руки, это ладно, там всё бы утряслось… может, но при стрельбе солдату было необходимо, держа в одной руке винтовку, а в другой упаковку патронов, вскрыть бумажную коробку зубами, тем самым коснувшись губами коровьего или свиного жира. Какой-то солдат сипай возмутился и стрельнул в того лейтенанта, всё же, точно не помню. Не убил, попал в лошадь, тот видно ещё стрелок был. С этого и началось».

«В одном Пенджабе восстание было, что же его так долго подавить не могли»? — удивился Виктор Германович.

«Нет много где, и в Бенгалии мощное было».

Всё больше ничего Сашка не помнил из того разговора. Потом забыл за годы. И вот только сейчас, когда гадали, куда после разгрома гарнизона Тринкомали идти, и разговор зашёл про Калькутту, кто-то из офицеров и говорит, Калькутта — это Бенгалия. И рассказ тот Ивана про восстание сипаев сразу у князя Болоховского в голове всплыл.

— Точно, господа офицеры, идем мы с вами в Калькутту. Есть у меня идея замечательная.

Чтобы та идея воплотилась, для начали в Тринкомали вместе с сотней моряков и калмыками контр-адмирал Болоховский прогулялся до местной администрации, которая оказалась пустой. Зато местного, чего-то там ковыряющегося в клумбе с розами, нашли. Он и указал, где найти чиновников, и где переводчика. Пусть не быстро, даже из подвалов вытащенные, но нашлись искомые. Расспросили, побили слегка и выяснили, где работники тюрьмы обитают. Оказывается, при тюрьме есть домики и для служащих. В общем, долго ли коротко ли, но перед Сашкой предстали три сипая, сидящие в тюрьме. И какой-то важный чиновник из местных, обвинённый в неуважении белых господ и приговорённый к расстрелу.

— Организовывай Революцию, брат. Хинди руси бхай бхай! Вот тебе сотня матросов, свергай местных чиновников англичан, вешай их, расстреливай. Сипаев на свою сторону переманивай. Рули, в общем. До вечера у тебя время, потом матросов я заберу, а ты дальше сам. Главное, качественно ограбить англичан, на эти деньги сформировать армию и идти на Коломбо.

— Так инглизы вернутся, — опасался тот самый в белых одеждах и с бородой, которого потом к пушке привяжут.

— Не всё так просто, мы плывём в Калькутту и поднимем сипаев в Бенгалии. Не до вас станет белым господам.

А с сипаями переговорили как раз про Бенгалию, типа, сможете с побережья добраться и проникнуть в гарнизоны. Мы дадим оружие, Браун Бессов у нас пять тысяч есть, кроме того, десяток калмыков получите, загримируем их под местных, — и Сашка рассказал арестантам про свиной и говяжий жир.

Оказалось правдой. Пули Минье и сюда уже завезли, правда немного. Только чтобы местные научились ими пользоваться. В Крыму же не пошло у англичан. Пулю клинило, винтовки разрывало. И солдатики стали стрелять из винтовок обычными круглыми пулями, которые сами налили. При этом диаметр на миллиметр меньше, чем калибр, ну, чтобы быстрее заряжать.

Да, русским бы десять тысяч Шарпсов и война совсем по-другому бы пошла. А ещё сотню «бутылок Дальгрена». И это не фантастика. Всё это есть в Реале. Только озаботься на полгода пораньше.

— Хорошо, — говорит старший из сипаев, плюясь, и шкрябая грязными ногтями себе язык, видимо тоже наелся коровьего жира, — давайте уничтожим этих шелудивых собак. И глазами ворочает, покрасневшие сразу белки показывая со всех сторон, — Хинди руси бхай бхай!