– Нет, ты не понял меня, Ги. Я очень переживаю за тебя, – прошептала она и спрятала свое лицо у него на груди.

– Боже мой! Какой же я дурак и слепец! – Маршал обнял ее и стал нежно целовать. – Прости меня…

– Ничего, ничего… – всхлипывала Мария, пряча свои слезы.

– Нет, это я виноват, – сказал Ги, – незачем мне было так увлекаться тобой и дурачить голову…

– Ах, оставь, – улыбнулась сквозь слезы Мария, – это самое прекрасное сумасшествие в моей жизни, глупый…

Ги тихо лежал и смотрел в потолок, резные балки которого были покрыты причудливым орнаментом и резьбой. Ему было неудобно и стыдно за себя, вскружившего голову милой и прекрасной женщине. Он, словно молоденький и неопытный оруженосец, сломя голову кинулся в водоворот любви, даже не подумав о последствиях…

– Ги, я очень боюсь за тебя…

– О чем это ты, сердце моё? – Он обернулся к Марии.

– Меня пугает Флоранс… – выпалила она, сверкнув глазами.

Он улыбнулся, поцеловал Марию и нежно прижал ее к своему телу.

– Перестань. Флоранс еще совсем ребенок…

– Нет, я не это имела в виду. Понимаешь, какая-то смутная тревога охватывает меня каждый раз, когда мы встречаемся взглядами. Словно мороз по коже…

– Пустое. Глупость. Успокойся. Девочка слишком много крови и ужаса повидала за свою короткую жизнь. Вот она и смотрит порой, словно затравленный зверек! Мало ли, что тебе померещится…

– Дай-то Бог, чтобы это было именно так… – Мария улыбнулась. – Давай спать…

– Хвала Создателю, что ты, наконец-то успокоилась. Спокойной ночи, милая… – маршал поцеловал ее.

– И все-таки, милый, будь осторожен…

На следующее утро Ги проснулся, разбуженный громкими звуками боевого рога, который раздался возле ворот цитадели. Что-то, до боли знакомое, послышалось маршалу в этих настойчивых и призывных звуках. Они пронесли его назад во времени к славным годам первых походов в проклятые Богом земли Окситании.

Сенешаль быстро оделся, нацепил меч и большие золотые цепи – символы его маршальского и сенешальского звания и спустился во двор цитадели.

В верхний замок медленно и торжественно въезжала большая колонна рыцарей, стрелков, сеньоров и монахов во главе с архиепископом Нарбонна монсеньором Арно-Амори. Прелат сильно постарел, пополнел, но, несмотря на годы, все еще сохранил гордую осанку и волевой профиль. Только взгляд монсеньора стал каким-то бегающим и испуганным, хотя это было незаметно для тех людей, кто был мало знаком с ним, но для Ги де Леви, помнившего воинственного папского легата во время штурма Безье и Лавора, эта мелочь не смогла ускользнуть.

Сенешаль подошел к нему и почтительно придержал стремя коня, помогая слезть. Это был жест феодальной почтительности и дань уважения высокому духовному сану архиепископа, который в военное время приравнивался к герцогу.

– Ваше преосвященство, приветствую вас в стенах католического Каркассона! – Улыбаясь, произнес Ги де Леви.

– Благодарю вас, сын мой… – немного рассеянно ответил Арно-Амори.

Он поправил сутану, присмотрелся своими немного слезившимися от пыли глазами и удивленно воскликнул:

– Боже милосердный! Святые угодники! Мессир Ги? Право, не ожидал вас увидеть снова…

– Как? Разве вам не доложили о моем назначении на должность сенешаля Каркассона? – Ги развел руки в стороны. – Ничего не понимаю…

– Признаться, мессир Ги, мне доложили, но, как-то мельком, вскользь. Мои бездельники и ротозеи даже толком не назвали ваше имя и титулы…

– Однако. До чего же у вас, монсеньор, нерасторопные и нерадивые клирики! Пороть их надо, как козу святого Исидора!

– Истинно так, мой друг! – Засмеялся Арно-Амори, обнимая сенешаля. – Хвала Господу, с вашим прибытием, надеюсь, мы покончим с еретической заразой в землях Нарбонна и Лангедока!

– Ваши слова, монсеньор, да Богу в уши! – Поклонился Ги. – Его величество лично отозвал меня из замков и приказал убыть на Юг…

Архиепископ развернулся к своим рыцарям и громко произнес:

– Мессиры! Позвольте представить вам его милость Ги де Леви маршала де Ла Фо и сенешаля Каркассона, коего его величество король Филипп направил к нам сенешалем всех южных земель!..

– Виват маршалу де Ла Фо! Виват сенешалю! Виват королю Филиппу! – Громко крикнули рыцари архиепископа.

Ги тихо шепнул Арно-Амори:

– Монсеньор, только Каркассона и земель покойного виконта де Тренкавеля…

Брови архиепископа удивленно поползли вверх, он набрал в рот воздуха, но Ги тронул его за расшитый золотом рукав и тихо добавил:

– Поговорим позже…

Арно-Амори шумно выпустил воздух и кивнул головой. Маршал позвал слуг и приказал им размещать рыцарей и остальной отряд архиепископа. Ги пропустил Арно-Амори вперед и стал подниматься по ступенькам, но внезапно остановился, почувствовав на затылке чей-то пристальный взгляд. Он развернулся и увидел в толпе монахов… Чезаре де Висконти!

Ги улыбнулся, поднял руку, чтобы помахать ему, но тут же опустил ее, увидев запрещающий жест Чезаре.

Слуги проводили Арно-Амори в большой зал, где уже заканчивалась сервировка столов. Сенешаль указал на большое резное кресло, на которое и сел архиепископ.

– Присаживайся и ты, мой друг… – Арно-Амори изобразил своей рукой повелительный жест. – Оставь этот ненужный этикет и забудь о кутюмах. Поговорим, как старые приятели. Я надеюсь, что мы все еще друзья?..

Ги присел, кивнул слугам, которые быстро покинули зал и закрыли двери, оставляя их наедине.

– Вы чего-то опасаетесь, мессир Ги?

– Отчасти, монсеньор, отчасти… – кивнул сенешаль. – Это война, да и мы живем, словно в большом адском котле…

– Истинно так, сенешаль. Так я могу считать вас своим другом?

– Боже мой! Для меня это честь, архиепископ…

– Вот и славно. – Вздохнул Арно-Амори. – Так значит, его величество лично направил вас сюда? Могу ли я считать, что король Филипп, наконец-то, решил оказать поддержку графу де Монфору?

– Я бы так не сказал. Могу ли я говорить с вами открыто?..

– Бог мой! О чем вы говорите!

– Благодарю вас, монсеньор. Его величество высоко оценил вашу роль в деле возврата народа и земель Окситании в лоно католической церкви и под сень скипетра Франции. Мало того, король Филипп, – Ги немного слукавил, – лично попросил меня передать вам его теплые слова поддержки и благодарности (архиепископ улыбнулся). От себя могу лично добавить, что его величество не будет сильно горевать, если молодой граф не сможет удержать земли графа Раймона де Сен-Жиль. Но земли, некогда принадлежавшие виконту де Раймону-Роже, мы с вами обязаны сохранить для короны и католичества…

Услышав эти слова, Арно-Амори ехидно улыбнулся. Ги знал о старой вражде, возникшей между ним и покойным графом Симоном, которая не затихла и перекинулась на его сына и наследника.

– Это важные слова, сенешаль. Очень важные слова! Но, простите меня, как же быть диоцезу Нарбонна?

– Не извольте беспокоиться, архиепископ. Диоцез и земли Нарбонна король не отдаст никому из врагов короны. Они останутся за Францией…

– Тогда, простите за любопытство, что будет с диоцезами Тулузы?

– Не стоит переживать, монсеньор. Епископ Фульк – крепкий орешек, который не по зубам графам де Сен-Жиль. Я уже предпринял ряд мер, которые помогут епископу и его беспокойной епархии…

– А, разве это необходимо? – Заволновался Арно-Амори, беспокоясь больше о своих землях. – Мне кажется, что всем нам выгоднее удерживать восток и выход к морю, блокирую Арагон и Прованс…

– Об Арагоне вы можете и не думать. – Отрезал Ги. – Король Жак, на местном наречии его зовут Хайме, еще совершенный юнец. Он находится под неусыпным контролем Пьера Ноласко – преданного слуги короны и католической церкви.