Дон Диего уменьшил силу натяжения лотка, метавшего камни. После пятого точного попадания, стена над воротами покрылась трещинами, а левая башня обрушилась в верхушке…

Рыцарь Раймон де Терм с самого начала, когда только увидел требюше, понял – замок обречен. Он еще надеялся на неумелость персонала требюше. Ведь, на таком склоне закрепить и применить требюше мог только опытный сапер…

Это он понял после того, как камни стали точно разбивать его стену над воротами – единственную и самую слабую точку в обороне замка Терм. Оставались, буквально, считанные дни, если не часы. Он вспомнил слова, сказанные рыцарем де Леви, и решил сдаться…

– Мои верные воины! – Произнес речь Раймон де Терм защитникам замка. – Дни замка сочтены! Враг оказался сильнее нас… это обычная война. Сегодня мы, завтра они! Не желая больше подвергать риску ваши жизни и сохранить его для моего наследника Оливье в целости, я принял решение о сдаче замка Терм!

Катары молча слушали своего хозяина. Они были внешне спокойны и полны смирения. Смерти они не опасались, так как решили принять «консоламентум» – акт прощения и примирения, производимого только в преддверии смерти катара…

Дон Диего де Астрарлак уже закончил приготовления для очередного бросок камня из своего требюше.

Послышался звук трубы из замка.

Дон Диего остановил приготовления к выстрелу и посмотрел на замок.

Над его уцелевшей надвратной башней взвился белый флаг. Он послал воина к Ги де Леви, чтобы доложить ему.

Но Ги уже подъезжал к требюше со своими рыцарями…

Ворота замка открылись, и из них вышел мессир рыцарь Раймон де Терм. Он шел с непокрытой седой головой. В своих руках он нес подушку из красного бархата, на которой лежал его меч и символические ключи от замка Терм.

Катары сдались…

Ги принял почетную капитуляцию от Раймона де Терм, впустил в замок монахов-инквизиторов и оставил в нем надежный гарнизон. Де Леви тепло попрощался с доном Диего де Астрарлак и его воинами, укатившими требюше, и засобирался в Каркассон.

Единственное, что он себе смог позволить, это подойти и просто попрощаться с старым Раймоном де Терм.

– Дон Раймон, для меня было честью сражаться против Вас лично и осаждать Вашу твердюню.

Старый рыцарь, который уже знал, что его ождает, с достоинством поклонился крестоносцу.

– Для меня было честью засвилетельствовать перед всеми, что вы, дон Ги, проявили истинное благородство и не запятнали свое имя каким-либо неподобающим поступком. – Катар перевел взгляд на кучи хвороста и столбы, врываемые в землю неподалеку от замка. – Как я понимаю, вы не останетесь здесь более…

– Вы совершенно правы, дон Раймон, это не входит в перечень моих любимых видов времяпрепровождения.

– Могу я попросить Вас, дон Ги, об одной маленькой и крайне деликатной просьбе? – Старик с надеждой заглянул в глаза ему.

– Располагайте мною, как вам заблагорассудится, ведь вы человек, несомненно, благородный и ваша просьбе не запятнает меня чем-то неподобающим.

– Просто передайте моему сыну, что отец любил его и не опозорил фамилию предков.

– Это высочайшая честь для меня, дон Раймон. Вы можете полностью положиться на меня. Вас не станут подвергать унизительной казни. Вы будете содержаться с почетом и подобающим обеспечением в одной из башен замка, некогда принадлежавшего Вам.

Позднее, по возвращению в Нарбонн, Ги отправит гонца к королю Арагона с известием о взятии замка Терм. Там маршал отдельно укажет на героическое и благородное поведение его защитника, дона Раймона де Терм.

А пока он больше не хотел задерживаться и не горел желанием присутствовать на «аутодафе» – деле веры, оканчивающейся, как правило, кострами…

Отряд де Леви уже отъехал от замка Терм. Смеркалось. Вдруг, один из рыцарей тронул Ги за рукав его кольчуги. Ги повернул голову к рыцарю:

– Мессир Ги, посмотрите! – Рыцарь указал на зарево, появившееся из-за стен замка Терм.

– Аутодафе… – ответил Ги и пришпорил своего коня…

Крестоносцы провели зиму в Каркассоне и Нарбонне, где были их основные базы. Только малая часть ключевых замков была захвачена и охранялась гарнизонами рыцарей, верных Симону де Монфор и «делу Креста». Наступил новый, 1211 год…

Рыцарь Раймон де Терм умер в башне замка Терм после двух лет заточения, но не от голода, а от старости.

Его сын, Оливье де Терм, родившийся в 1195 году после свадьбы его отца с Эрмессиндой де Курсавин, несколько раз вступал в союзы с мятежниками, пока не одумался.

Позднее он участвовал во всех крестовых походах короля Людовика Святого, который возвратил ему все поместья и замки, даже дал больше, чем владел его отец.

Но, замок Терм не был возвращен. Одна из ключевых крепостей юга Франции, наряду с Каркассоном и Тулузой, замок Терм «закрыл» юг от Арагона.

Оливье де Терм был храбр и верен королю Франции. Он спас самого Жана де Жуанвиль, когда тот чуть не погиб в Сирии…

В 1275 году, в возрасте восьмидесяти лет, рыцарь Оливье де Терм умрет в Палестине, куда он снова отправится с двадцатью пятью рыцарями и сотней арбалетчиков. Но, все это будет гораздо позднее. А, пока…

Наступили тревожные для крестоносцев годы. Пламя костров инквизиции, на которых десятками и сотнями сжигали еретиков-катаров, не затихало над захваченной землей Тренкавелей.

Альбигойская ересь, словно гидра, не уменьшалась, несмотря на «работу» инквизиторов, проповедей католических священников и войнам крестоносцев де Монфора. На месте десятков альбигойцев, казненных по решению трибуналов «святой инквизиции», появлялись тысячи новых еретиков.

Рыцари де Монфора, по большому счету, засевшие в замках и основных ключевых местах виконтства, не могли еще контролировать народ. Еретикам помогали многие местные бароны и рыцари, лишенные своих земель, захваченных крестоносцами – чужаками.

Единственное, что пока играло на «руку» Симону и его верным спутникам, было то, что граф де Фуа до сих пор не нападал на них.

Король Арагона затребовал еще дополнительные части из Фуа для защиты от нападавших мусульман, лишив графа Раймона-Роже возможности атаковать крестоносцев.

Граф Тулузы запретил создание и расширение «белого братства» католиков в своих землях, но епископ Тулузы Фульк, казалось, не слышал приказов светского сюзерена, и продолжал наращивать христианское ополчение.

Многие бедные рыцари, как правило – младшие сыновья, стекались под знамя Симона де Монфора, нового виконта Безье и Каркассона, в надежде получить из его рук лены.

Ги де Леви был назначен сенешалем Каркассона и ближайших к нему земель, чтобы организовать постоянное ядро власти. Ги де Леви не возражал, так как ему уже стало порядком надоедать «однообразие» действий католических инквизиторов.

Их неоправданная, подчас, жестокость только отталкивала от «новых властителей» народ южной провинции.

Фактически, граф Симон де Монфор, хотя и считался виконтом и владетелем всех земель Тренкавеля и Нарбонна, в реальности не владел ситуацией.

К тому же, приехала Жанна с младшим сынишкой и дочерью от его первого брака. Ги решил, буквально, плюнуть на все и отдохнуть с женой и детьми в, относительно, мирном и безопасном Каркассоне.

Несколько месяцев безмятежного счастья были, пожалуй, лучшим снадобьем и эликсиром для души рыцаря и крестоносца, уставшего от грязи и ужасов войны…

Ги любил прогуливаться во внутреннем дворе цитадели Каркассона, где среди плодовых деревьев было много уютных беседок, увитых плющом и виноградом, а тихое пенье птиц вместе с радующим сердце щебетанием его молодой жены и маленькой, но уже старающейся себя вести, словно она дама на выданье, дочери Жанны расслабляло и умиротворяло крестоносца.

– Милый, нам не мешало бы уже всерьез задуматься о грядущем замужестве Жанны, – жена мило, но словно хитрая лиса, заглянула ему в глаза. – Ты, как ни крути, а тут на главных ролях и очень важный человек.