Об этом долго и нудно, а, самое главное, неприятно рассказывать, но именно он подтолкнул ее к постели. Нет! Он не был ее первым мужчиной, слава Господу, но благодаря нему она стала такой. Возможно, ей нравилось это ее новое обличье, возможно и нет, спорить не будем, но именно таким вот образом Беатрис как бы неосознанно мстила своей матери, а, вместе с ней, и всему миру, доказывая свою исключительность, значимость и величие, пусть и таким, но конкретным способом. Не прошло и двух лет, как она превратилась в пожирательницу мужских сердец, теша самолюбие и, в то же время, как бы помогая брату в его стремлении к власти, богатству и знаменитости. Лица мужчин менялись с калейдоскопической быстротой, не оставляя, порой в ее памяти и следа, но умножая душевную пустоту, разочарование и создавая чувство безысходности жизни.

Только однажды, когда она мимолетно столкнулась с Лучано, в ней проснулась надежда на счастье и появилась робкая, словно весенний росток, надежда на любовь, которую она справедливо считала своим единственным спасением.

Но, как назло, началась война. Она безропотно подчинилась своему брату, снова оказавшись постельной приманкой, только на этот раз, к ее и без того малопочетным обязанностям прибавились шпионские тона. Гибель ее возлюбленного, единственного, пожалуй, мужчины в ее жизни, просто убила ее. Тот, который простил ей все прежние «подвиги», ни о чем не просил, любил ее такой, как она есть, радовался каждому мгновению, проведенному вместе с ней, ушел в небытие, превратившись в воспоминания, чистые и прекрасные как сон младенца.

– До чего же я докатилась… – произнесла Беатрис и заплакала. Она не сдерживала свои эмоции, перехлестнувшие через края ее сердца и затопившие всю сущность девушки. Она горестно завыла, словно вместе с ее плачем к небу возносилась ее истрепанная, грешная, но, вместе с этим, хрупкая душа. Плач, похожий на какой-то потусторонний вой, был таким горестным, отчаянным и обреченным, что, если бы какой-нибудь путник встретился с ней на дороге или, не дай Бог, услышал его в столь поздний час, он наверняка бы решил, что это воет волчица, потерявшая своих детенышей.

– Неужели, все так безнадежно?! – Принц Конрадин, которому недавно исполнилось четырнадцать лет, посмотрел умоляющим взглядом на своего дядю, герцога Людвига Баварского. – Неужели, дядя, мы будем сидеть и, покорно склонив головы, наблюдать, как папа Климент бесчинствует по всей Италии?!

Людвиг Баварский, двоюродный брат покойного короля Конрада IV, был предусмотрительным и осторожным, до странностей, человеком. Многие, кто знал герцога, за глаза называли «черепахой», сравнивая его за неторопливость, рассудительность, медлительность и пунктуальность с этим зверем.

– Надо потерпеть, племянник… – герцог погладил голову Конрадина. Тот взбрыкнул, словно молодой конь, но Людвиг не обратил на это внимание, улыбнулся и добавил. – Терпение, мой друг, одно из важнейших качеств короля. Надо уметь стойко претерпевать все трудности, которые судьба наваливает на твои плечи, и, когда все твои враги уверятся в том, что ты безопасен, улучить самый удачный момент и атаковать их…

– Ах, дядя, боюсь, что слишком долго придется терпеть… – принц поднял глаза на герцога. – Сил моих больше нет!

Пожилой герцог улыбнулся. Ему нравилась горячность и безрассудство молодого принца. Если быть честным, Людвиг всю жизнь мечтал, вот так, открыв забрало, ринуться на врагов, окружавших его, словно воронье, и досаждавших ему, словно назойливые комары в летнюю жару. Но, он был трусоват и скрывал это под маской предусмотрительности и осторожности. Он даже на турнирах выступал только для того, чтобы никто не смог догадаться об этом трусливом недуге, поразившем высокого и статного герцога. Он превозмогал свой страх, надевал кольчугу, садился в седло и брал копье, каждый раз, мысленно прощаясь с жизнью. А когда слуги снимали с него доспехи, они удивлялись тому, насколько он вымокал от пота.

Никто, даже его кормилица, не догадывались об истинных причинах его потливости и рассудительности. Людвиг таился от всех, даже от самого себя, упорно не желая взглянуть в лицо своей проблеме, понять ее причины и, поразмыслив, расстаться с ней навсегда. Но герцог не решался копаться в самом себе, каждый раз откладывая на потом, пряча в долгий ящик и загоняя в дальний угол своего сознания свои страхи, накапливая и умножая их с каждым прожитым годом. Позволить втянуть себя в авантюру юного племянника Людвиг не мог, отдавая отчет в том, что все враги, окружавшие его земли, мгновенно разорвут благословенное Баварское герцогство на куски, растащат то, что веками собирали и защищали герцоги.

– Именно поэтому, племянник, ты и обязан перетерпеть! Его святейшество француз по крови, он был другом короля Людовика Французского, его исповедником, а это звание, поверь мне на слово, многое значит. – Герцог с опаской посмотрел по сторонам, хотя они были одни в комнате. – Нам нет нужды дразнить папу Римского. – Он перехватил вспыхнувшие искры в глазах Конрадина. – Не сверкай так глазищами! Еще до греха доведешь нас всех…

Конрадин понял, что надеяться на помощь, а тем более деньгами, от дяди не стоит.

– Каждый сам за себя… – тихо произнес он вслух. – Как зверье какое-то…

– Что-что? – Переспросил герцог, не расслышав слова племянника.

Конрадин улыбнулся, хотя в душе просто мечтал врезать по глупому дядиному лицу со всей силы, и ответил:

– Я говорю, дядюшка, что будем сидеть, как лис в норе, и ждать! – Он не удержался и громко расхохотался. На самом же деле, ему захотелось выть, громко и протяжно, оплакивая свою нужду и бессилие.

– Ну вот, совсем другое дело! – Людвиг улыбнулся и с облегчением вздохнул. – Рассудительность, мой дорогой племянник, еще никому не мешала!.. – Конрадин встал и, поклонившись, молча пошел к выходу из комнаты. Людвиг с удивлением посмотрел ему вслед и произнес. – Ты куда это?..

Тот обернулся и, обреченно взмахнув рукой, ответил:

– Поеду я, пожалуй, домой…

– Ну, что же, поезжай. С Богом… – Людвиг перекрестил юношу. – Вернемся к нашему разговору через годик другой, а?..

Конрадин молча кивнул и, не скрывая раздражение, вышел из комнаты. Он вихрем спустился по лестнице, разметал слуг, толпившихся возле главного входа во дворец, часто заморгал глазами, пытаясь сдержать набегающие слезы огорчения и разочарования, топнул ногой и срывающимся голосом потребовал коня. Его оруженосец, высокий немецкий воин Рихард фон Блюм, увидел Конрадина и, разбрасывая своими мощными ручищами прислугу, в оцепенении стоявшую вокруг принца, подбежал к нему и, отвесив внушительную оплеуху кому-то из зазевавшихся конюших герцога, шепнул на ухо:

– Герр Конрад, прошу вас сдерживать свои эмоции… – он многозначительно подмигнул принцу. – Полагаю, что у меня есть чем развеселить вашу милость.

Конрадин, его имя переводилось, как Конрад маленький, быстро вытер слезу и послушно закивал головой. Рихард быстро растолкал толпу слуг, выводя его из их кучи, они прошли к конюшням, где два конюших принца уже держали лошадей, оседланных и готовых, для поездки домой.

Рихард подставил руку, на которую Конрадин оперся ногой чтобы сесть в седло, проворно и ловко запрыгнул сам и, поддав шенкелей жеребцу, стал выводить маленький отряд всадников из замка герцога. Лошадиные копыта весело цокали по булыжникам, высекая снопы искр своими новыми и крепкими подковами, застоявшиеся кони весело махали хвостами, трясли гривами и ржали, словно о чем-то весело переговаривались между собой.

– Радуются, разбойники… – весело засмеялся Рихард, похлопывая своего вороного жеребца рукой по шее, – надоело им тут, скучно и кисло, вот они и ржут от радости, почуяв, что мы направляемся домой…