Полная деморализация английских и нормандских частей не позволяла королю Генриху даже подумать о мгновенном реванше. Английский хищник сидел и зализывал свои раны. Но, он был еще не сломлен. Река Эпта снова, как и многие годы до этого, разделила непримиримых врагов, французов и нормандцев. Армия англичан отступила от Жизора, оставив в нем сильный гарнизон, и ушла вглубь Нормандии.
Английский лагерь. Три дня спустя.
Прошло несколько дней после Жизорского боя. Генрих позвал к себе графа де Лонгшама. Король сидел мрачный. Он несколько дней не брился, не принимал ванн. Его угрюмый вид, щетина на щеках и нечесаные волосы делали его вид просто свирепым, каким, наверное, дети представляют себе людоедов. Король подпер левой рукой щеку. Правой рукой, в которой был небольшой, но изящный и крепкий кинжал, король что-то пытался вырезать на дубовой доске стола, находившегося перед ним. Вошел граф де Лонгшам. Ему было около тридцати. Длинный и тонкий нос, вытянутое, как у лошади, лицо, делали его похожим на ворона. Граф был высокого роста, но худощав, к тому же, немного сутулился.
– Входи, Лонгшам! Рассказывай…
Лонгшам немного помолчал, потом произнес:
– Сир! Мы сейчас, прямо скажем, не готовы к активной форме вооруженных действий. Части надо отвести в города Нормандии, заняться переформированием, дать отдых рыцарям…
Генрих поднял голову. Лицо его стало серым:
– Лонгшам! Я и сам знаю, что эти болваны сейчас никуда не годятся!
Граф замялся:
– Простите, сир. А, может быть, попробуем вариант с вашим племянником? Он сейчас, после всего того, что высказал ему Людовик, просто горит от гнева. Мы его направим, а он…
Генрих немного скривился:
– Лонгшам. Ты ведь, если не ошибаюсь, знаешь его матушку, мою дорогую сестрицу Адель? Они меня изведет, если с её любимым сынишкой что-нибудь случится!
Лонгшам пожал плечами:
– Сир! Король Людовик вряд ли позволит себе, что-нибудь, плохое по отношению к графу де Блуа! Все-таки, граф Тибо, один из крупнейших его вассалов, его земли…
– Достаточно, Лонгшам! Пусть будет де Блуа! Начинай операцию! Да, не забудь подкинуть деньжат графу Роберу де Мёлан! Пусть починит свои разграбленные замки, наберет новых наемников. Мне крайне необходимо, чтобы он смог, хотя бы на будущий год, максимум через два года, атаковать и сжечь Париж!..
Граф де Лонгшам удивился:
– Париж, сир?..
Генрих улыбнулся:
– Да! Париж! Удар должен быть нанесен прямо в сердце! Пусть король Людовик не будет знать покоя даже в своей столице! Лондон он атаковать не сможет, а Париж мы, вернее, граф де Мёлан, атакуем!..
Лонгшам поклонился и покинул короля Генриха…
VI Тихие семейные радости.
Шартр. Дворец епископа. 26 декабря 1159 года.
Оливье оторвался от рукописи и посмотрел в окно. Уже стемнело. Зима полностью вступила в свои права, урезав день до невозможности. Холодный мрак зимней ночи, казалось, лишь на несколько часов пропускал солнце, все остальное время держа землю и всех живущих на ней в своей безграничной власти зимы.
– Монсеньор епископ, – сказал он, поворачивая голову к Годфруа де Леви, – уже стемнело. Как быстро и незаметно летит время…
Епископ кивнул головой, соглашаясь со словами писца:
– Да, Оливье. Время быстро и неумолимо. Давай-ка, перекусим, а потом продолжим…
Оливье весело улыбнулся, встал и подбежал к двери. Он раскрыл тяжелую дубовую дверь и крикнул дворецкому:
– Монсеньор желает покушать!..
После сытного и позднего обеда, который монсеньор епископ любезно разделил со своим писцом, Оливье не выдержал и спросил его:
– Монсеньор епископ, почему вы ничего, абсолютно ничего не рассказываете о своей семье? Вы, случаем, не обижаетесь на них?..
– Отнюдь, мой верный слушатель, – епископ покачал головой, – я их очень люблю и… грущу…
Оливье оживился и попросил:
– Монсеньор, расскажите мне о них? Мне интересно знать о вашей семье и, особенно, о мессире Антуане де Сент-Омер!.. Правда, что он приходится дядей одному из первых основателей ордена Тамплиеров?..
– Приходился, – поправил Оливье епископ, прикоснувшись к его руке, – мессир Антуан был родным дядюшкой мессира Годфруа де Сент-Омера, который вместе с мессиром Гуго де Пейном основал орден. Ладно, Оливье, слушай…
Замок Сент-Ном. Графство Дрё. Осень 1109 – весна 1111 года.
Война затянулась, приобретя характер частых пограничных стычек, рейдов отрядов рыцарей по территориям противника, внезапных налетов, захватов и поджогов замков, башен и крепостей. В целом, сражение первых дней войны у ворот Жизора, хотя и не выявило явного победителя, все-таки принесло больше пользы королю Франции, нежели Генриху Английскому.
Людовик вышел из этого боя повзрослевшим и окрепшим духом правителем, его армия приобрела важный опыт поражения. Войска поняли главное, победу можно упустить ценой только одной оплошности и элементарной беспечности. Людовик Французский, наконец-то, вычислил своего самого главного внутреннего врага, которым являлся граф Тибо, владетель Блуа, Шартра, Шампани, Бри, Мортеня, сеньор, обладающий крайне большим фамильным доменом, племянник короля Англии.
Первое время, граф Тибо вел себя крайне корректно по отношению к своему сюзерену. Людовик даже принял участие в операции против врага Тибо, сира Гуго де Пюизе, наследственного врага Шартрского дома. Оказав помощь Тибо, Людовик сжег замок Гуго, а его земли конфисковал в пользу короны Франции. Тибо, используя незначительный спор с королем по поводу возможности строительства одной крепости на спорных землях, разорвал оммаж и атаковал части Людовика.
Война приобрела новый характер, разгоревшись на двух фронтах. На первом, что граничил с Нормандией, все было более или менее успешно для Людовика. Верные королю, отряды графов де Перш и сенешаля Вексена Ангеррана де Шомона активно терроризировали Нормандию. Граф Фульк Анжуйский, используя благоприятный случай, отвоевал графство Мэн, которое являлось наследием его супруги Эремберги. Граф принес вассальную клятву Генриху, как герцогу Нормандии, за графство Мэн, но, крайне условную и ничего не значащую…
Второй, внутренний, фронт войны отнимал больше сил и энергии у короля Людовика. Граф Тибо оказался тонким и прожженным интриганом, сумевшим втянуть в конфликт с королем многих знатных сеньоров.
Граф Андре де Йорк был вызван в Англию для усмирения мятежей саксонцев на границах с Шотландией. Он периодически переписывался с Годфруа де Леви, но это были ничего не значащие, просто дружеские письма. Разведки обеих сторон, поначалу косившиеся на эту странную дружбу двух рыцарей из враждующих лагерей, в конце концов, перестала видеть в них опасность, или это было для вида, кто их знает, этих разведчиков.
После Жизора, Годфруа де Леви отправился к себе в графство, заниматься подготовкой новых рекрутов, готовить провиант и деньги для королевской армии. Только через полтора года он будет призван Сугерием в Париж, да и то, с небольшим эскортом. Но об этом позже…
А пока он наслаждался спокойствием относительно мирной жизни в тылу, куда лишь изредка долетали разрозненные новости о ходе затянувшейся войны. Делать в основном было нечего, и Годфруа позволил своей женушке уговорить себя, наконец-то, заняться образованием. Теперь, все чаще и чаще, де Леви – старший просиживал за толстенными книгами в огромной библиотеке домовой церкви, расположенной в замке. Свет, проникая через огромные романские витражные стекла окон, бросал причудливые тени на старинные манускрипты. Но больше всего Годфруа любил слушать, особенно по вечерам, когда непогода или ветра завывали за окнами и в большой каминной трубе, как читает вслух его Луиза. Почти все чада и домочадцы собирались в просторной зале главного дома, который Годфруа, вернее сказать – его жена, облагородила и придала ему более теплый и, я бы сказал, домашний и уютный вид.
