– Это огромная честь для меня, сир… – поклонился де Леви.

Король Генрих посмотрел на него каким-то задумчиво-пронзительным взглядом, от которого немного сжалось сердце Годфруа. Король словно предчувствовал скрытую угрозу, исходившую от рыцаря-франка, но, ничего не мог сказать. Генрих молча смотрел, как де Леви невозмутимо повернулся и пошел к графу Андре, стоявшему неподалеку от королевского шатра.

«Это судьба, – подумал Генрих, глядя вслед уходившему рыцарю, – судьба. Он принес мне корону через кровь, он, судя по всему, и заберет ее…». Ему внезапно вспомнились слова древнего пророчества, которое казалось сказкой, но какой-то жуткой и правдивой сказкой, унесшей жизни его отца и среднего брата.

Король как-то тяжело и грустно вздохнул, потом резко вскинул голову и тряхнул волосами, словно отгоняя от себя мрачные мысли, сомнения и предчувствия.

«А, может, я сам себе все придумал? – Махнул в душе Генрих. – Я, что-то, стал суеверным в последнее время…»

Итак, все было готово. Годфруа де Леви, как и обещал королю Генриху, прибыл в порт Дувра за пять дней до отплытия в Нормандию. Горд и порт кипели, словно один большой котел. Толпы придворных, рыцарей и знатных сеньоров загодя приехали в город и теперь, все дома, гостиницы и постоялые дома были переполнены англичанами, спешившими вместе с королем Генрихом отправиться в Нормандию, где в устье реки Дива должны были проводиться торжества, посвященные захвату Англии великим Гильомом Завоевателем.

Накануне отплытия прибыл король Генрих вместе с пышной свитой, казной и большой походной часовней, в которой служил мессы сам архиепископ Кентербери. Город буквально сошел с ума, на улицах возникла такая жуткая толчея, что королевским констеблям пришлось буквально силой разгонять толпу горожан и прочих зевак, высыпавших на улицы и запрудивших дороги, по которым в город должен был въехать королевский эскорт.

Годфруа де Леви практически не спал последние дни. Он жутко мучался от осознания того, что вскоре должен отдать сигнал к смерти великого короля Англии. Но, он не знал, что все эти дни что-то неведомое, еле уловимое, зыбкое и тревожное, мешало спокойно спать и королю. Да, король Генрих был действительно великим королем Англии. Младший сын Гильома Завоевателя, он, казалось, всю свою жизнь должен был оставаться в тени братьев, не имея даже призрачных шансов на занятие престола Эдуарда Исповедника. Но, где-то судьба и рок, где-то, «добрая стрела» и прочие, до удивительной странности совпадения и хрупкие нюансы, открыли простор на пути к заветному престолу его отца. Генрих три раза перешагнул через свою совесть. Первый раз это случилось, когда он дал свое слабохарактерное согласие на смерть брата. Второй раз король перешагнул через нее, когда захватил престол в обход прав брата Робера. И, наконец, в третий раз Генрих искусил судьбу, когда пленил Робера Куртгёза и заточил его навечно в башне Тауэра. В той самой башне, которую построил их отец для устрашения Англии и свободолюбивого народа этого северного и вечно дождливого острова.

Они столкнулись в порту, где на корабли заканчивалась погрузка вещей, имущества, поклажи и лошадей. Годфруа шел вместе с графом Андре де Йорк и молодым виконтом де Жиффар, который сильно переживал и расстраивался, когда узнал о скором убытии знатного франка, на котором он долгое время удачно наживался.

Генрих раздвинул руками придворных и веселым голосом крикнул, приглашая де Леви присоединиться к его компании:

– Сеньор де Леви! Как мы рады видеть вас здесь! Право, клянусь Господом, я уже и не ожидал вас увидеть в порту…

Годфруа поклонился и ответил королю:

– Сир, я помню ваши и свои слова, сказанные на охоте под Ковентри. Рыцарь не может отступить от слов, которые он произнес сюзерену…

Король немного нахмурился, но, тут же отогнал от себя все странные мысли и предчувствия, сжавшие его сердце холодной и цепкой хваткой.

– Очень рад. Вы, я надеюсь, отправитесь с нами в Нормандию? Ежегодные празднества пропускать нельзя!..

– Сир, – уклончиво ответил Годфруа, – эти торжества, конечно, важное событие в жизни вашей страны и герцогства, но, для нас, франков, они ничем не отличаются от обычных празднеств…

– Ценю вашу преданность королю Людовику, – искренне ответил Генрих, – и прошу, когда приедете, передать сердечный привет и поклон Его величеству Людовику. Заверяю, что только череда глупых размолвок и недоразумений до сих пор мешает нашим странам идти рука об руку по жизни…

– Великие слова великого человека… – поклонился де Леви.

– Вот и славно! – Король повернулся к придворным. – Передайте нашему сыну, что мы отплываем сегодня же…

Несколько придворных из толпы, окружавшей короля, кинулись к трапу, который был перекинут на корабль с причала, чтобы передать молодому принцу решение его отца-короля. Генрих удовлетворенно кивнул и сказал де Леви:

– Мой сын жутко не любит большого скопления придворных. Мало того, он начинает ворчать, когда я поучаю его уму-разуму. Ох, эта молодость! – Генрих как-то невесело улыбнулся, легкие морщинки тягостных сомнений снова легли на его лоб. – Мессир де Леви, а ваши дети, также, спорят с вами? Или, это только мой сын такой непослушный и своенравный?..

Годфруа пожал плечами:

– Сир, они еще мальцы, чтобы сильно спорить с родителем, хотя… – он задумался и улыбнулся, вспомнив о среднем и младшем сыновьях. – Бывает и такое…

Король засмеялся и похлопал его по плечу:

– Ну, слава Богу! А то, я, грешным делом, стал думать, что это мое наказание…

Годфруа вежливо ответил:

– Нет, ваше величество. Все дети думают, что родители излишне опекают и заботятся о них, словно они еще хотят в мокрых пеленках. С годами, думаю, это у них пройдет.

– Вот и прекрасно! Услышать из ваших уст фразу «с годами» для меня просто бальзам на душу!..

Годфруа побледнел, но старался не подать виду:

– Простите, сир, я немного недопонял ваши слова…

Генрих пристально посмотрел ему в глаза и спокойно ответил:

– Вы для меня, словно вестник судьбы, мессир шевалье. Ваша рука подвела меня к трону, а сейчас, или теперь, как вам больше подходит, ваша рука…

Годфруа не дал королю договорить:

– Сир, простите, что перебиваю вас, но, позвольте, я уже вам сказал о своей личной непричастности к смерти вашего сына…

Король рассеянно закивал головой:

– Что-то нахлынуло на меня. Сам не понимаю…

Он повернулся и побрел по пирсу по направлению к большому зданию крепости, где разместился его двор. Внезапно, король повернулся к де Леви и крикнул:

– Прошу вас об одной мелочи! Побудьте рядом со мной, мессир сенешаль…

– С превеликим удовольствием, ваше величество. – Поклонился Годфруа, понимая, что он обречен.

– Смотрите, мессир, какой прекрасный корабль! – Генрих показал рукой на большой белый неф, стоящий возле пирса. – Я назвал его «Бланш Неф» – белый корабль! Мой сын так любит его, что просто ревнует меня и мою свиту, когда я ступаю на его корабль! Ничего, потерпит немного наше присутствие. Верно, я говорю, мессир де Леви? Потерпит?..

– Воля сюзерена – закон для всех, в том числе и для принца короны…

– Хорошие слова! – Снова грустно улыбнулся Генрих. – Слова рыцаря…

– Ладно, хватит об этом. Пойдемте, откушаем, чем Бог послал перед отплытием…

Годфруа поклонился и пошел вслед за королем Генрихом. Он прекрасно понимал, что операция должна быть проведена любой ценой. Таково было решение его короля, а его жизнь ничего не значила, если на весах стояла жизнь и благоденствие его сюзерена – короля Людовика, его детей, его потомков, его трона. Годфруа спокойно пошел за королем, решив, что умрет вместе с ним, но не отменит приказ…

В это время несколько пар глаз пристально следили за де Леви и королем Генрихом. Это были те самые три монаха и два немые слуги. Монах, который был старшим в этой группе, вздохнул и тихо шепнул остальным: