Филипп встал и, подойдя к раскрытому окну, высунулся в него по пояс, вдохнул свежий воздух, улыбнулся и сказал:

– Что-нибудь интересное есть?..

– Есть… – Абдалла улыбнулся с довольным видом. – Трое особенно нас заинтересовали.

– Сам знаешь, что с ними делать…

– Слушаюсь и повинуюсь… – Абдалла низко склонил голову и попятился спиной к дверям.

Филипп повернулся к нему и спросил:

– Бассейн залили свежей водой?..

– Да, повелитель… – мусульманин знал страсть рыцаря к купанию в бассейне, украшенном изразцами, вода в котором почти ежедневно менялась и подогревалась, так как подавалась прямо из огромного колодца.

– Спасибо, мой верный Абдалла, можешь быть свободным… – Филипп расправил складки своего тонкого шелкового халата, всунул ноги в удобные и мягкие шлепанцы с загнутыми носками и направился вслед за Абдаллой к выходу из комнаты…

Хавьера, к несказанной радости и удивлению Арнульфа, задержали на кордоне, откопав у него признаки какой-то заразы или еще чего-то, просто англичанин еще не мог понимать всех тонкостей местного языка. Он с довольным видом и в прекрасном настроении въехал в город через северные ворота и, насвистывая мотив какой-то веселой мелодии, направился к центру города, ведь, по логике вещей, главный собор именно там и должен был находиться.

– Не подскажите бедному пилигриму как добраться до большого собора?.. – он, не слезая с седла, спросил одного горожан из суетившихся под ногами его жеребца.

– Прямо, благородный дон… – горожанин махнул рукой, указывая на улицу. – За поворотом его и увидите…

Арнульф подъехал к собору, спрыгнул с коня, привязал его к большой изгороди и вошел в храм…

Он всю неделю приходил в храм, но своих людей так и не встретил. Арнульф не знал, что за несколько часов до его приезда в город, троица агентов была блокирована в доме и после небольшого, но четко спланированного и решительного штурма была схвачена, допрошена и теперь содержалась в тюремном застенке без всяких надежд на свободу…

Арнульф оставался один на один с проблемой…

– А каков он, ваш новый граф?.. – Чужеземец, сидевший за соседним столиком в портовой таверне Таррагона, приветливо улыбнулся и, прихватив со своего стола три глиняные бутылки с красным терпким испанским вином, подсел к группе торговцев, которые отмечали, судя по их довольным и разгоряченных вином лицах, какую-то весьма удачную сделку. – Я нездешний, пилигрим и историк…

– Добро пожаловать в Таррагон, чужестранец! – Самый крепкий и широкий в плечах торговец, считавшийся, видимо, старшим в этой компании, приветствовал его и радушным жестом пригласил к своему столу. – Присаживайтесь…

Через пару часов в голове Арнульфа, и без того набитой самыми разными и, зачастую, противоречивыми сведениями, образовалась такая чудовищная мешанина, что понять, каков в действительности граф Таррагона было просто невозможно. Он был, одновременно, высоким и низким, худым и широкоплечим, черноволосым и рыжим, одноглазым и одноногим, – в общем, столкнись он с ним на улице – никогда бы не узнал.

Арнульф вышел в темноту внезапно и незаметно набежавшего теплого летнего вечера и, наслаждаясь приятными дуновениями освежающего морского бриза, побрел вдоль набережной, наслаждаясь шумом волн, разбивающихся о прибрежные камни. Он пытался собрать воедино все сведения, полученные им за неделю, чтобы, откинув лишнее и выдуманное, создать четкий образ того, о ком ему надо было знать все, или хотя бы почти все, что возможно.

Ночь была тихой и темной, город и порт как-то быстро и незаметно обезлюдели, но Арнульф не опасался нападения разбойников – за неделю пребывания в городе он так толком и не наткнулся на более или менее развитую сеть преступности, а это удивляло, восхищало и, как ни странно, несколько пугало его. А для внезапных и непрошенных людей у него всегда был припасен крепкий и длинный кинжал, спрятанный в складках его длинного нормандского плаща.

Он медленно брел по широкой портовой улице. Яркий свет полной луны, нависшей над засыпающим городом огромным светильником, озарял улочку переливчатым серебристо-голубым светом. Арнульф наслаждался тишиной теплого и приятного вечера и, слегка зевая, решил возвратиться в таверну, на втором этаже которой он снимал маленькую комнатку с видом на город и цитадель Таррагона.

Войдя в большой зал таверны, почти под завязку набитый разномастной публикой и наполненный веселым гулом, песнями шумом кухни, жарившей, парившей и варившей огромное количество закуски для своих посетителей, Арнульф осмотрелся и с расстроенным видом – столик его был занят, побрел к крайнему столу, за которым в одиночестве восседал какой-то высокий и широкоплечий европеец. Судя по одежде, в которой, помимо знакомых ему европейских одежд были и местные, это был воин. Его широкий кожаный пояс, украшенный потускневшими серебряными бляхами, которым он был препоясан, украшали потертые и видавшие виды ножны, из которых торчал старый добрый франкский меч с крестообразной гардой и резной рукоятью с круглым набалдашником. Кинжал, висевший у незнакомца на другом боку, тоже был боевым, но, помимо этого, имел и чисто бытовое назначение – им пользовались на привале в качестве вилки, которой еще и в помине не было.

– Вы позволите мне присесть к вам, благородный дон… – Арнульф подошел к воину и, учтиво поклонившись, посмотрел в лицо незнакомцу. – Простите, но я пока не знаю вашего имени…

Незнакомец поднял голову и посмотрел на англичанина своим неотрывным, спокойным и тяжелым взглядом, в котором Арнульфу почудилось что-то едва уловимо знакомое.

– Прошу вас… – воин жестом пригласил его присесть. Он улыбнулся, но как-то странно.

Только сейчас Арнульф понял странность его улыбки и вздрогнул: половина лица воина была обезображена чудовищным шрамом, тянувшимся ото лба через веко к подбородку, превращая его в жуткую для непривычного человека маску. Незнакомец мог улыбаться только одной половиной своего лица, в то время как его другая половина оставалась практически неподвижной и застывшей маской войны. Густая рыжая окладистая, но аккуратно подстриженная рыжая бородка немного сглаживала первое неприятное впечатление от внешности незнакомца, а густые и вьющиеся почти до плеч волосы цвета меди выдавали в нем северянина и, скорее всего нормандца.

– Прошу вас прощения за мой необычный вид… – он еще раз улыбнулся половиной своего лица и тут же налил Арнульфу вина из большой глиняной бутылки. – Составьте мне компанию – сегодня здесь слишком шумно для одного человека, а вдвоем нам, надеюсь, будет, о чем поговорить.

– Благодарю вас, мессир рыцарь. – Арнульф сел и, расправив плечи, немного успокоился, хотя где-то в глубине его души что-то снова тревожно зашевелилось. Ему не переставало казаться, что этот голос он где-то раньше слышал. Он взял в руку стакан с красным терпким испанским вином и спросил. – Свой первый тост мне хотелось бы поднять за единоверца и, судя по интонациям вашего голоса, земляка. Вы ведь, если не ошибаюсь, нормандец?.. – он замялся. – Не знаю вашего имени…

– Робер. – Рыцарь кивнул головой. – Я из Нормандии.

– Очень приятно, мессир Робер… – Арнульф приподнял брови и, глядя на него, взглядом намекнул, что желал бы узнать родовую фамилию рыцаря.

– Здесь, на краю света это уже не так важно, как во Франции… – несколько напряженным голосом ответил рыцарь. – Здесь, мой незнакомый английский собеседник, все совершенно по-другому. Здесь каждый может получить себе новую фамилию, титул и, в конце концов, новую жизнь… – он резко посмотрел на Арнульфа. – А ваше имя?..

– Арнульф… – представился он. – Я из Англии, паломник и ученый юрист. Ищу службу и, возможно, – он попытался соврать, – новую жизнь.

– Мэтр Арнульф… – произнес рыцарь. – Очень приятно познакомиться.