– Наверное, это так… – задумчиво ответил ему Рауль.

– Будь я на месте сарацин, – произнес Филипп де Леви, – я бы выманил армию крестоносцев куда-нибудь в пустынное и знойное место, где, не навязывая им сразу же генерального сражения, просто выждал полдня, после чего добил бы их, измотанных зноем и обессиленных, словно стало баранов…

– Однако… – почесал за ухом Рауль. – Вы очень жестоки, ваша светлость.

– Я смотрю на мир трезво и открытыми глазами. – Сухо отрезал де Леви. – Между прочим, сарацины почти так и стали поступать в Испании и в Святой земле, откуда стали приходить весьма тревожные известия. Они почти уже научились бороться с тяжелой рыцарской конницей, умело используя лучников и всевозможные ловушки, осталось дело за малым…

– И за чем же, если не секрет? – Рауль, заинтересовавшись смелыми, неожиданными и неординарными мыслями графа, немного подался вперед.

– Скорее сказать, за кем… – мрачно ответил ему граф. – Не приведи нас всех Господь, если на востоке родится какой-нибудь военный гений, который сможет додуматься до слов, сказанных мною сегодня, сидя возле вашего гостеприимного камина.

– Это слова рыцаря. – Сделал ему комплимент Рауль.

– Благодарю вас, мессир. – Филипп слегка приподнялся со стула и кивнул ему. – Приятно беседовать с сеньором, способным слушать и думать. Кстати, – он решил перевести тему разговора, интересуясь скандинавами. – Я хотел бы нанять нескольких добрых воинов для своего вояжа в Кардифф. Сами понимаете, человеку моего ранга как-то не подобает прибыть к, пусть и незаконнорожденному, но все-таки сыну короля со столь скромной свитой, – он кивнул в сторону Абдалла, мирно дремавшего на одном из топчанов. – Нет ли у вас, случаем, возможности, за весьма приличную и щедрую плату, предоставить мне кого из своих людей?

Рауль отрицательно показал головой и ответил:

– К моему глубочайшему сожалению, ваша светлость, число вверенных мне людишек и так невелико. А после того, как с месяц назад нас весьма сильно потрепали местные дикари, у меня каждый воин наперечет… – он задумался. – Вот, если только с кораблем мне пришлют кого-нибудь…

– А эти ваши три жутких воина? Кто они? Они уже, как я понял, поступили к вам в услужение?..

Рауль посерел и осунулся.

– К сожалению, нет… – ответил он. – Они запросили что-то неимоверное…

– Тогда, позвольте, я попробую с ними побеседовать? – произнес Филипп. – К примеру, завтра?..

– Ради Бога… – равнодушно ответил комендант, налил себе и гостю вина, они выпили и направились отдыхать…

Два дня ожидания транспортного нефа вылились для коменданта Рауля в одно сплошное удивление.

К обеду первого дня он узнал, что графу Таррагона удалось практически без лишних слов уговорить заносчивых и несговорчивых викингов поступить к нему в услужение.

Отмечу, что слухи о прибытии весьма знатного и богатого гостя быстро наполнили округу, и к обеду возле ворот замка собралось почти все население маленького портового городишки, мечтавшее хотя бы краем глаза взглянуть на загадочного гостя и, что более важно для них, на его удивительного спутника-сарацина.

Весь гарнизон был поражен умением сарацина с такой быстротой пользоваться своими кривыми ятаганами и в мгновение ока сделал из Абдаллы своего кумира и любимца. Единственное, о чем сожалели воины, было абсолютное нежелание сарацина выпить с ними за здоровье и вечную дружбу. Он не пил вина, а когда ему предложили теплого английского пива, Абдалла, едва понюхав его и потрогав сероватую пену, на ломаном франкском долго извинялся перед воинами, но пить этот пенный и загадочный для него самого и его желудка напиток отказался.

Но, чтобы не расстраивать гостеприимных солдат, он продемонстрировал им несколько своих коронных приемов владения ятаганами, разрезав и яблоко и еще много чего с такой быстротой, что у гарнизонных солдат почти до вечерней молитвы не закрывались рты от удивления и восхищения.

– И правда туговато нашим приходится в Палестине… – подвел итог увиденного один старый воин. – Коли такое вытворяют молодые сарацины, чего же тогда ждать от умудренных боями нехристей…

Лишь местный священник проявлял упорное нежелание общаться с неверным, чем вызывал лишь усмешки и прибаутки со стороны воинов гарнизона. Сельский монах был практически безграмотным а, услышав, как Абдалла бегло и практически в совершенстве знает даже латынь, и вовсе поник, стараясь не покидать пределов своей неказистой церквушки.

Правда, не все пошло гладко. Все же Рауля насторожило то, как запросто, словно они были старые знакомые, общались между собой викинги, граф и, что самое поразительное, сарацин Абдалла!

Где-то в глубине сердца комендант чувствовал что-то неладное, что-то едва уловимое, но тревожное и, именно этим, подозрительное.

Когда же к обеду второго дня пребывания в замке графа и его свиты к берегу пристал транспортный неф, Рауль через своего солдата умудрился тайно известить капитана судна о срочной надобности заглянуть к нему в замок на обратном пути.

Проследив за погрузкой вещей, оружия и лошадей своего неожиданного гостя, Рауль тотчас ушел в замок, заперся в комнате и стал старательно выводить печатными буквами слово за словом своего донесения. Человек он был почти безграмотный, поэтому небольшая записка из нескольких строчек заняла у него несколько дней с перерывами на еду, туалет и развод караульной стражи замка и порта.

Замечу лишь, что когда корабль вернулся назад, а было это спустя еще две недели, он передал с его капитаном донесение, написанное на клочке грязного и провощенного пергамента, адресованное на имя… Гуго де Биго.

Что сказать о Кардиффе в преддверии зимы? Да почти ничего. О нем и летом-то почти нечего было рассказать.

Маленький замок выглядел весьма уютно, но, вместе с этим, мощно и внушительно. Трехэтажный шестиугольный донжон, несмотря на свою ширину, совершенно не выглядел приземистым, скорее наоборот, каким-то несерьезно-игривым на вид, если его сравнивать с донжонами Корфа или Дувра. Он чем-то напоминал главную башню Тауэра, только намного изящнее и милее. Так выглядит ребенок, если знаком с его родителем: внешне похож, только чуть меньше, хотя и угловат, но мил и очарователен, сочетая в себе фамильные черты родителей и привнося в них шарм детства.

Куртины и две круглые надвратные башни не то чтобы портили вид донжона и всего замка, но и не украшали его. Внешние крепостные сооружения носили четкий оборонительный характер и, помимо всего прочего, должны были внушать местному мятежному уэльскому населения мысль о неотвратимой и непобедимой мощи нормандского короля, пришедшего сюда раз и навсегда и не желавшего уступать даже пяди захваченной им земли.

Бург, скорее разросшаяся вокруг замка большая деревня, был блеклым, почти ничем не выделялся из сотен таких же, как и он, маленьких городишек, выросших возле замков по всей Англии, кроме, разве что, огромного количества садов, окружавших дома жителей.

Завершал это серое скопище, разукрашенное голыми кронами садовых деревьев, глубокий вал, опоясывающий город с запада на восток, да местами обновленный частокол.

Хотя нет! На западе уже были построены куртины высотой в два с половиной туаза, да три полукруглые башенки, в каждой из которых жил рыцарь охраны города. Это было стратегическое направление обороны. В северной и восточной частях внешнего кольца укреплений рыцари жили в обычных домах, построенных из добротного местного камня.

В самом замке был большой дом о двух этажах, в котором жил и принимал гостей последний из живых детей мужского пола, оставшихся у короля Генриха, незаконнорожденный граф Робер Глостер. Кроме него у короля была еще дочь Матильда, которая была в девичестве выдана замуж за германского императора, быстро овдовела, после чего король, подумав-поразмыслив, выдал ее за молодого и красивого анжуйского графа Годфруа. Его, между делом, так и прозвали Красивым. Король отдал за Матильдой в качестве приданого Нормандию, но местным баронам было омерзительно даже помыслить о том, чтобы принести оммаж анжуйцу – их исконному и непримиримому врагу, поэтому молодоженам пока было недосуг отдыхать, всецело отдавшись делу любви и, в перерывах, пока еще неудачным попыткам покорения герцогства. Но это пока не имело отношения к нашим героям.