– Мой благородный сарацин говорит, что до сих пор не может придти в себя от здешних видов. Такой тусклой серости, грязи и нищеты он нигде не видывал…
– А что поделаешь, – Рауль хмыкнул и развел руками, – приграничные спорные земли, сами понимаете. – Он жестом приказал стражникам, стоящим возле ворот в замок расступиться, пригласил гостей пройти за ним и продолжил. – Народ тут дикий, озлобленный какой-то. Никак, разбойники, не уразумеют тех благ, что им несем мы, продвигая власть короля в здешних землях…
Они миновали сумрак ворот и вошли во внутренний двор замка, вид которого ничем выдающимся не блистал, разве что лужи кое-где были засыпаны золой, песком и старой соломой, – короче, одна грязь, к которой примешивался стойкий запах помоев и нечистот.
– М-да… – тихо себе под нос произнес Филипп, – это не Таррагон, и даже не Тауэр…
Абдалла, шедший за ним следом, прибавил:
– Да и ваш Тауэр ничем выдающимся не блистал. Даже башни, и те какие-то убогие и страшные…
– А это потому, мой верный друг, – усмехнулся Филипп, – что до прихода норманнов там вообще толком каменных домов не было. Одни деревянные лачуги…
– И вы еще хвалитесь тем, что считаете себя преемниками римлян… – едко съязвил сарацин, периодически бросая взгляды на места расположения стражи, размещение оружия, конюшен и прочих вспомогательных объектов замка. – Бардак, грязь и сплошная зараза…
– Простите, ваша светлость, – встрял снова Рауль. Он подошел к низкому приземистому наполовину каменному зданию, которое, по всей видимости, и служило домом коменданту. – Судя по тому, как ворчит ваш сарацин, ему не очень-то по вкусу пришлись наши пейзажи?..
– Что верно, то верно, спорить не буду, – Филипп тяжело вздохнул и, глядя на него, спросил. – Куда моим слугам поставить коней и имущество?
– Сей момент, не извольте даже беспокоиться. – Комендант залихватски свистнул и жестом подозвал к себе грязного и оборванного воина. – Принимай лошадей знатных сеньоров, да смотри, подлец, не удумай снять с них подковы или еще чего из сбруи!
Оборванец потер грязной лапищей у себя под носом, сморкнулся, и ответил:
– Даже у нехристя?..
– Даже у него. Не дай бог, опозоришь меня – на кол надену… – Рауль решил для острастки припугнуть его.
Но тот не испугался, оскалил свой беззубый рот, в котором едва просматривались остатки гнилых желтых зубов, и ответил:
– Ага. Так я и поверил… – он сплюнул какой-то гадостью, находившейся у него во рту на и без того мерзкую почву. – А кто будет замок защищать? Роланд и Оливье?
– Все. Ступай. Да, вот еще что! – Он кивком головы показал ему на конюшего и оруженосца рыцаря. – Их размести в самом чистом и сухом углу казармы. Понял, урод?!
– Понял… – проворчал тот. – Нет нужды обзываться на людях…
Он жестом показал слугам де Леви куда им идти, взял под уздцы лошадей и понуро побрел к покосившимся навесам, служившим чем-то наподобие конюшен. Филипп удивленно поднял вверх брови, Абдалла снова что-то проворчал, а Рауль, не найдя ничего внятного в ответ, промолвил:
– Дикие и опасные места. Почти весь гарнизон состоит из ворья и висельников… – Он обреченно взмахнул рукой. – Приличных воинов сюда и калачом не заманишь. Вот, правда, – тут он немного повеселел, – третьего дня прибыли ко мне три удивительнейших воина! Все, как на подбор, высоченные, широкоплечие, да такие удальцы, что умудрились по дороге так отходить хозяина здешнего постоялого двора и его бандитскую ватагу, что, право, лучших рекомендаций и не нужно…
Сердце Филиппа обрадовано ёкнуло.
Они вошли в дом коменданта. Он состоял из одной длинной комнаты с низкими потолками, стены ее были увешаны оружием. В дальнем углу стояли несколько топчанов, застеленных соломой и покрытых овчинами, посреди зала стоял огромный очаг, сделанный на англосаксонский манер, а возле постелей большой франкский камин. Толку от последнего было мало, но, судя по всему, его сложили здесь лишь для того, чтобы хоть как-то скрасить это серое убожество и немного навевать грусть о родине и родном замке.
– А что поделаешь… – Рауль виновато попытался оправдаться. – Кругом война. Пока не до излишеств. Надо границу держать, да следить за снабжением Кардиффа. Без нас он в полгода загнется.
– Кстати, мессир Рауль, – Филипп уселся на колченогий стул, широко расставил ноги для устойчивости, – а может быть нам отправиться своим ходом до Кардиффа?
– Да вы с ума сошли?.. – комендант даже перекрестился. – Хотя он и расположен от нас в десяти с небольшим лье, вы вряд ли живыми туда доберетесь… – Он перехватил недоуменный взгляд гостя. – Сейчас отужинаем, вы отдохнете у меня в гостях пару деньков. Скоро должен прибыть грузовой неф, вот на нем вы преспокойненько и доберетесь до замка и бурга Кардиффа.
– С какой стати нефу забредать к вам, если ему проще прямиком идти на Кардифф?
В это время воины гарнизона притащили козлы, поставили на них доски, накрыли их грязными холстинами и стали расставлять грубые глиняные плошки для еды, поставили несколько кувшинов с вином (судя по запаху – кислятина жуткая!) и притащили жареного барана.
Они уселись за стол. Рауль посмотрел на Абдаллу.
– А он пить-то будет?
– Нет. – Отрезал Филипп. – Его вера запрещает ему одурманивать свой разум забродившим соком винограда. Абдалла пьет или молоко, или воду, которую долго греет на огне…
– Какая дикость… – брезгливо поморщился Рауль. – Молоко я пил только в детстве. А вот для чего надо сильно греть воду?.. – он недоуменно захлопал глазами.
– Это не дикость, мой благородный Рауль. – Филипп отрезал кинжалом большой кусок баранины, положил себе в плошку, взял ломоть белого хлеба. – Вода, коли она хорошо нагрета, а потом остужена, не принесет тебе никакой заразы…
– Надо же… – удивился комендант. – Какой умный сарацин. А с виду и не подумал бы…
– Поговариваю, что сам его величество король Франции Людовик Воитель страдает сейчас кровавыми поносами из-за того, что во время одного из своих походов в Оверни изволил испить водицы из болотца… – Филипп с видом знатока поднял вверх указательный палец.
– Господи и святые заступники… – испуганно перекрестился комендант. – Какие только страсти не услышишь!
Абдалла, тем временем, вынул свой походный бурдюк, взял в руки бронзовый кубок, внимательно посмотрел на него со всех сторон, понюхал, взял тряпицу, вытер его, после чего налил в него воды…
После ужина они втроем уселись возле дымящегося камина. Филипп и Рауль медленно потягивали кислое вино, а Абдалла, уставившись на языки пламени, что-то шептал про себя одними губами.
– Чего это он? – Рауль тихо спросил де Леви.
– Оставьте его, мессир комендант… – Филипп махнул рукой. – Он просто отдыхает. Скорее всего, он что-то поет…
– А мне вот интересно. – Он посмотрел на рыцаря. – Правда, ваша светлость, что сарацины, все как один, непревзойденно владеют оружием?..
– Для того, чтобы не томить вас долгими россказнями, я сейчас попрошу моего верного сарацина что-нибудь продемонстрировать для вашей услады. – Филипп что-то сказал по-арабски, Абдалла молча встал, поклонился, подошел к столу, взял большое зеленое яблоко, вернулся и вручил его Раулю. Де Леви улыбнулся и сказал, адресуя слова коменданту замка. – Извольте подкинуть яблоко вверх и подставить поднос.
Абдалла вынул два кривых и острых, словно бритва, ятагана. Рауль подкинул вверх яблоко, сарацин как-то неуловимо взмахнул ятаганами, и на блюдо, которое держал в руках комендант, упали четыре части некогда большого и целого плода.
– Бог ты мой… – он уставился на разрубленные части яблока. – Кому скажешь, ведь не поверят…
– Это упражнение для юношей… – зевая, произнес граф. – Теперь вы понимаете, насколько тяжело было нашим братьям-крестоносцам?
Рауль залпом выпил вино, вытер губы рукавом гамбезона и ответил:
– Не то слово…
– Хотя сарацины и не могут выдержать лобового столкновения с тяжелой рыцарской конницей христиан, они в совершенстве освоили методы виртуозного владения всем рубящим, колющим и стрелковым оружием. Их кольчуги тонки и слабы, чтобы выдержать рубящий удар рыцарского меча, да и от доброго удара лансом они вряд ли защитятся, но зато они способны долго находиться в жаре и зное пустыни. Тогда как мы с вами, увы, – Филипп сокрушенно покачал головой, – заживо сваримся в плотных гамбезонах, трехслойных кольчугах и шлемах с чепцами.
