– Мессир Рауль! – Нарочито громко обратился к нему де Леви. – Соизвольте подойти ко мне!.. – Рауль побежал к нему, на ходу перепрыгивая через грязные лужи. Когда он, запыхавшись, подбежал к нему, Филипп приветливо улыбнулся и, вынув из-за пояса пергамент, протянул его рыцарю. – Примите, мессир Рауль. Вы свободный человек! Вот ваша вольная…

Рауль, не веря своим глазам и ушам, дрожащими руками принял немного смятый пергамент и, не разворачивая его, плюхнулся на колени:

– Как мне отблагодарить вас, мессир Филипп?.. – в его глазах, полных слез радости и счастья, отражалось безграничное желание отплатить сторицей своему освободителю.

– Будьте праведным, добрым и справедливым… – ответил ему Филипп и протянул небольшой кошель. – Примите это. На первое время, я полагаю, вам должно хватить…

– Нет! Нет и нет! – Рауль отшатнулся от подарка, словно это был дьявольский дар, способный погубить его душу. – Никогда! Я и так должен вам по гроб своей жизни…

– Тогда, мессир, чем я могу вам помочь?.. – раздосадовано спросил его Филипп.

– Возьмите меня к себе, мессир. Я все умею, я буду служить вам, как…

– Как свободный человек! – Филипп не позволил ему договорить.

– Вы не пожалеете…

– Я никогда и ни о чем не жалею… – Ответил ему Филипп. – Забирайте свои вещи, если они у вас имеются, и направляйтесь к дому коменданта Шти-Шатле. Скажете слуге, что я вас нанял…

– Храни вас Господь, добрый хозяин… – Рауль упал на колени и попытался поцеловать ногу рыцаря.

– Прекратите свои рабские привычки! – Филипп гневно нахмурил брови. – Не надо больше позориться…

На следующее утро все только и говорили о благородном жесте одного из вассалов короля, пренебрегшего богатым выкупом в пользу освобождения сервильного рыцаря. Обыватели и горожане судачили об этом, позабыв о своих насущных проблемах, но, среди их основной массы преобладала горечь сожаления об утрате значительной суммы денег. Рыцарство на все лады нахваливало поступок рыцаря, даже не удосужившись уточнить его имя и титул. Для них, воспитанных на примерах благородных жестов, почерпнутых из «Песни о Роланде», прежде всего, был важен сам поступок, а не его подоплека или последствия.

Даже король был поражен, удивлен и, честно говоря, раздражен столь экстравагантным поступком своего неизвестного вассала, решившего пренебречь ливрами, но обогатить себя моральными и этическими ценностями.

Людовик сегодня проснулся очень рано, честно сказать, он вообще сегодня спал плохо. Кошмары мешали ему предаться блаженному отдыху. Спутанные и несуразные сны заставляли короля вскакивать и снова падать на мокрые от пота подушки. Людовик прикрывал глаза только для того, чтобы через мгновения снова вскрикивать и испуганно озираться по темным углам своей опочивальни. Слуги сбились с ног, таская свечи и факелы к нему в спальню, грели теплую воду и заворачивали в шкуры угли, пытаясь согреть ноги монарха.

Теперь же, к счастью или нет, Людовик не мог вспомнить ни единого кошмара, истязавшего его всю ночь. Он сидел в своем любимом кресле, закутанный но кончика носа в огромную накидку, сшитую из шкур его любимых кавказских снежных барсов, купленных в далеком Херсонесе генуэзскими купцами и перепроданных ими же втридорога королевским снабженцам. Отекающие ноги короля покоились в большом серебряном тазе, наполненном горячей водой с горчицей и какими-то пряностями, издававшими приятный, щекочущий ноздри, горло и освежавший мысли, аромат.

Вошел Сугерий, он едва заметным кивком головы приказал слугам, копошившимся возле монарха, исчезнуть из комнаты и оставить их наедине. Советник дождался, когда последний из слуг выйдет и закроет за собой двери комнаты, подождал немного, прокашлялся в кулак, огляделся по сторонам, словно ища посторонние уши, довольно улыбнулся и произнес:

– Как здоровье вашего величества? Я слышал, что вам, сир, сегодня мешали спать плохие сны. У меня есть один пленный араб, так он умеет толковать смысл снов…

– Какой, к черту, араб?! – Людовик был не в настроении, чтобы шутить или вести нормальную беседу. – Я вообще ничего не помню! Помню, что мучился всю ночь, вздрагивал, кричал, истязала слуг, не позволяя им спать…

– Плохи дела, ваше величество. – Сугерий сокрушенно покачал головой, решив присесть на стул без разрешения короля.

Людовик сделал вид, что не заметил самовольства своего министра, громко прокашлялся, вытер платком слезы, выступившие у него на глазах, и, пристально посмотрев на советника, сказал:

– Излагай…

Сугерий, как всегда, засуетился, стал теребить свою старую и истрепанную кожаную папку, потом, резко вскинул голову и сказал:

– Я знаю имя рыцаря, совершившего вчерашнюю благородную «выходку»…

Людовик даже привстал от неожиданности. Он покраснел от возбуждения:

– Кто этот наглец?..

– Ну, сир, я бы так не стал называть столь благородного сеньора…

– Не тебе, козлиная морда, учить помазанника Божия уму-разуму! – король с силой ударил кулаком по подлокотнику. – Не тяни душу, называй его имя!

Сугерий молча пожал своими худыми плечами, посмотрел сквозь мутное витражное окно на улицу, подставляя лицо слабым лучам солнца, вздохнул и ответил:

– Филипп де Леви…

– Неужто?! – Глаза Людовика округлились. – Вот разбойник! Вот прохвост! Надо же, как он утер нос нашим самодовольным сеньорам, разучившимся благородству и истинно рыцарским поступкам! Молодец!.. – король весело хлопнул себя по животу и громко рассмеялся.

– Сир, я и не ожидал подобной реакции… – аббат Сен-Дени почтительно склонил голову перед королем. – Мне казалось, что вы, сир, станете костерить его почем свет, а вы…

– Я, что, похож, на идиота? – Засмеялся король. – Это даже хорошо, что наш Филу преподал урок благородства заносчивому Тибо и его братцу Стефану…

– Я восхищен, сир… – Сугерий снова склонил голову. – Восхищен, прежде всего, благородством вашей души и бесконечной любовью, которую вы питаете к своим вассалам…

– Оставь пустой треп! – Людовику надоело слушать слащавые речи министра. – Надеюсь, другие его успехи не менее обескураживающие?

– Ваш сын и наследник просто очарован им, смотрит ему в рот и слушает все его речи. – Король с довольным видом кивнул головой. – Гильом Клитон, я считаю, после вчерашнего поступка, тоже не устоит и раскроет свое сердце для дружбы с этим рыцарем…

– Достаточно. – Людовик прервал его. – Прикажи отблагодарить его из казны. Но, сильно не шикуй! Сделай это, по возможности, как можно деликатнее и тактичнее, что ли… – король с годами становился скуповат.

– Я полагаю, сир, что будет гораздо тактичнее, если вы пожалуете мессиру де Леви какой-нибудь придворный титул с незначительным доходом. В глазах всего рыцарства вы будете выглядеть достойным продолжателем дела Карла Великого…

– Что-то, Сугерий, я тебя перестаю понимать. Толи я глупею с годами, толи ты становишься чересчур мудреным… – Людовик недовольно заворчал, налил себе подогретого красного вина с гвоздикой, корицей и сахаром, немного отпил. – Говори яснее и проще…

– Куда уж проще, сир! Роланд, и тот, у Карла Великого был префектом Бретонской марки!

– Эх, куда ты загнул! – Засмеялся король. – Филипп, вроде бы, пока не Роланд, я – не Шарлемань, да и нет у меня марок, чтобы сделать его маркизом!..

– И не надо! Я тут подумал, сир, что должности второго маршала ему будет предостаточно…

– Второго, говоришь?.. – задумался Людовик. – Ладно. Он им станет, – король выдержал паузу, – после турнира.

– Великое решение великого короля… – министр поклонился.

– Перестань юродствовать! – Настроение у Людовика улучшилось, он снова смеялся, а его глаза светились жизнью и ясным умом. – Какой там доход у второго маршала?..

– Сорок ливров в месяц, сир… – тихо ответил Сугерий, – не считая затрат на лошадей, их ремонтирование и экипировку личного штандарта в составе двадцати рыцарей…