Она оторвалась от своих теплых и трогательных воспоминаний, услышала скрип камешков, коими были в изобилии посыпаны дорожки сада, подняла голову и увидела его…

– Добрый вечер, ваше королевское высочество… – Филипп, как мог, сдерживал свои чувства и постарался произнести слова приветствия наиболее отстраненным, холодным и вежливым тоном. Но его голос все-таки дрогнул, придав им несказанную теплоту и нежность. – Добрый вечер, Констанс…

Она улыбнулась, снова поднесла к носу розу, вдохнула ее одурманивающий запах, и медленно взмахнула своими длинными пушистыми ресницами, после чего ответила:

– Я очень рада, Филипп… – Он пошатнулся, словно от мощного удара, ее нежный голос разрушал все его защиты, лишал способности здраво мыслить и напрочь убивал все его планы наговорить всякой чуши, разругаться и, таким образом, получить возможность, пусть и призрачную, но оставить мысли о принцессе. Констанс словно почувствовала это, протянула свою нежную ручку и сказала. – Не будьте же таким невежей…. Присаживайтесь.

Филипп неуклюже, словно большой и косолапый медведь, прикоснулся губами к ее нежной и пахнущей благовониями ручке. Ее нежная и тонкая, словно пергамент, кожа была настолько восхитительна, что у него снова закружилась голова. Он буквально упал рядом с ней на скамью…

– Филипп, проснитесь! – де Леви очнулся, открыл глаза, зевнул и увидел перед собой встревоженное лицо Робера. – Мы возле входа в порт Сантандера! Видите, вон на горе стоит большой монастырь, обнесенный стеной и защищающий городок! – Он посмотрел по направлению руки Робера и рассмотрел сквозь разлетающийся утренний туман массивное укрепление, над башнями и колокольнями которого виднелись огромные кресты.

– Я, что, здесь прямо и заснул?.. – зевая, спросил он у нормандца.

– Ага… – улыбаясь, кивнул тот. – Вчера мы с вами малость перебрали, вот вы и задремали на палубе… – он восхищенно покачал головой. – Отдаю должное вашему здоровью. В такую мерзкую погоду вы можете спокойно спать на открытом воздухе, едва прикрывшись походным плащом…

– Так он меховой… – пожал плечами Филипп. – Тепло…

– Да уж… – опять восхитился нормандец. – Прямо как паладины Карла Великого…

– Спасибо за сравнение… – де Леви встал, сбросил с себя плащ, потянулся, расправляя затекшие конечности, похрустел суставами и позвонками, подошел к бортику нефа и посмотрел в сторону берега. Неф медленно входил в большую и удобную гавань Сантандера, опустив почти все паруса, кроме бушпритного. – Говорят, что прямо здесь и вербуют…

– Кто? Кого вербуют?.. – переспросил Робер.

Филипп посмотрел на него, похлопал по плечу и ответил:

– Приезжие зазывалы вербуют здесь крестоносцев и воинов. Предлагая им горы золотые и спасение души! – с плохо скрываемой язвительностью ответил Филипп. – Тут ты увидишь море флагов, гербов и щитов. Смотри, не растеряйся… – он сделался серьезным. – Сначала нам надо будет купить лошадей и всю необходимую амуницию, нанять оруженосцев, конюхов, стрелков, а уж потом решать, к кому и зачем ехать. Понял?..

– Понял, – Робер мигом сделался серым. Его лицо погрустнело и вытянулось.

Филипп заметил эту разительную перемену настроения в своем товарище, взял его за руку и тихо сказал:

– Я все понял, не переживай. Потом отдашь…

Робер покраснел, надул щеки. Он был хотя и бедный, но благородный и гордый:

– Нет! – потом, правда, смягчился и добавил. – Как же я отдам тебе, ты и так всю дорогу заботился обо мне…

– С первой добычи и отдашь… – попытался успокоить его Филипп. – Места здесь, поговаривают, богатые, мусульмане все в золоте и каменьях, да на бабах их золота столько, что свет не видывал!..

– Господи! Да о чем ты говоришь?! – снова возмутился нормандец. – Грабить женщин?! Мы же воины Христовы, а не мародеры и грабители!..

– Ой-ой-ой! – де Леви закатил глаза к небу. – Какой идеализм, какое благородство! А на что наши франкские рыцари построили себе замки в Палестине?! На Божью благодать?! На милостыню?! Нет, Брат! Они преспокойно грабили мусульман, отрубали им пальцы, чтобы снять драгоценные перстни, вспарывали им животы, чтобы отыскать проглоченные сокровища! Война, мой наивный нормандский друг, пусть и религиозная, но все-таки война. А на ней, не обессудь, будет и кровь, и мародерство, и прочие милые спутники жизни во вражеской стране…

Робер буквально упал на стул, на котором до этого спал Филипп.

– Мама родная…

– Понимаю тебя. – Де Леви присел рядом с ним на корточки, заглянул ему в глаза и улыбнулся. – Я тоже, поверь мне на слово, думал также как и ты. А потом, сам того не замечая, привык и пообтесался…. Жизнь заставила.

– Но я беден как церковная мышь, а тут прямо в кабалу к тебе попадаю вечную… – Робер опустил голову и сник.

– Так! Еще раз сравнишь меня с евреем – вызову на ордалию и убью к чертовой матери! – Засмеялся Филипп. – Помнишь слова Господа? Да не оскудеет рука дающего…

– Ты и так слишком уж много мне дал… – Робер поднял голову и грустно посмотрел на де Леви. – Мне и так никогда не рассчитаться с тобой…

– Плевать! Зато мы будем вместе, так веселее и удобнее воевать! – подмигнул ему Филипп. – Пошли собирать манатки и сползать на берег Испании…

Поздняя испанская осень довольно-таки приветливо встретила путников. Единственным, что, пожалуй, немного подпортил приятную картину встречи с неизвестной страной, был противный, периодически налетающий и также быстро прекращающийся холодный Бискайский северный ветер. Слава Богу, что порт Сантандера да и сам город были укрыты за большим горным выступом, полукругом слева вклинившимся в море. Это хотя бы немного утихомиривало ветра. На нем и располагался старинный монастырь, а по совместимости и крепость, построенная готами для защиты своих земель давным-давно.

Рыцари быстро сошли на берег, с большим трудом пробились сквозь ряды всяких спекулянтов, перекупщиков и откровенных проходимцев, слились с большой и оживленной толпой зевак, покупателей, вербовщиков и торгашей и покинули порт.

Робер был потрясен разнообразием одежд, лиц и языков, захлестнувших его со всех сторон, он оторопело глазел на верблюдов, яркие и вычурные до необычности одежды мусульманских купцов, что пару раз только благодаря внимательности Филиппа не стал легкой добычей карманников и мелких воришек, кишащих, словно рыбья молодь на мелководье реки.

– Будь внимательнее… – Филипп протянул нормандцу его хилый кошель. – Неровен час, еще и последнего лишишься…

Нормандец горячо поблагодарил своего товарища, спрятал кошель за пазуху и поспешил за де Леви, который шагал впереди, расчищая дорогу.

– Куда мы идем?.. – догнав его, спросил нормандец.

– Куда-куда… – засмеялся Филипп. – Знамо куда – к евреям!..

– Зачем?.. – скривился Робер. – Бр-р-р. Общаться с этим богопротивным народом…

– Раз они живут до сих пор на свете – значит, не богопротивны… – поправил его де Леви. – А потом, мне еще мой отец рассказывал, что если к ним отнестись по-человечески, то и они воздадут сторицей. Хотя, ухо надо держать востро…

Робер пожал плечами, но спорить не стал. Они миновали большую рыночную площадь, посмотрели походя товары, задержались немного возле лавок оружейников, где мусульманские купцы, мигом распознав в них новичков и чужеземцев, стали втридорога продавать оружие и разные диковинные вещицы. Но больше всего, как ни странно, мусульмане мечтали купить их длинные франкские мечи…

– Чего это они так к нашим старым мечам прицепились?.. – снова удивленно спросил Филиппа Робер. – У них вон сколько разного и красивого оружия?..

Филипп пожал плечами и ответил:

– Знаешь ли, друг мой Робер, наши мечи у них ценятся на вес золота. Еще ордонансом короля Шарля Лысого наложен полный запрет на продажу наших мечей неверным.