Агент приподнял вверх брови и спросил:

– Только один вопрос, мессир…

– Если о Франции… – де Биго отрицательно покачал головой. – То я ничего не скажу.

– Нет, о мессире Бюрдете… – Арнульф удивился тому, насколько Гуго был прямолинеен и предсказуем. – Почему такой пристальный интерес?..

Гуго замялся, смутился и, подумав немного, ответил:

– Он, все-таки, мой родич… – руководитель тайной английской королевской службы решил выложить перед своим подчиненным все аргументы, созревшие в его голове. Он указал на стул, стоявший возле стола, прошел к столу, сел и, дождавшись, когда Арнульф устроится по соседству с ним, заговорил. – Робер умудрился каким-то немыслимым и невероятным образом захватить графство в Испании. Как он это сделал – одному Богу известно… – де Биго оживился и, наклонив корпус к собеседнику, продолжил, – слишком уж тут много темного и странного. Вот ты, мой верный Арнульф, и проверишь.

– Что именно?..

– Он ли это, вообще. – Гуго посерьезнел и перешел на полушепот. – Если он и есть мой родич, твоя задача предложить ему, как рыцарю Нормандии, принести оммаж его величеству королю Генриху…

Арнульф все понял и громко засмеялся. Гуго де Биго сдвинул брови и посмотрел на него.

– Да, мессир, хитрости вам не занимать!..

– Спасибо за комплимент. – Гуго не любил, когда его, вот так откровенно изобличали в корысти и жажде тщеславия. – Только запомни, Арнульф, это абсолютно между нами…

– Понял, мессир, я же не дурак… – Арнульф напустил на себя маску серьезности и пожалел в глубине души, что ляпнул лишнее в разговоре с ним. – Выходит, что я один остался из живых, кто помнит Филиппа в лицо?..

– Да, не считая, конечно, Сугерия, короля Людовика, нескольких знатных франкских сеньоров, да его братьев… – ответил де Биго.

Арнульф чего-то испугался, но не показал вида, а спросил:

– А есть ли кто в Нормандии или, может быть, в Англии, кто видел Робера Бюрдета и сможет опознать его?.. – Гуго отрицательно покачал головой в ответ. Агент успокоился. – Значит, моя задача упрощается. Я посмотрю на него со стороны и, если он не Филипп, представлюсь и скажу, что, мол, возвращаюсь через Францию, может, он что-либо пожелает передать… – де Биго радостно закивал головой. – Если это Филипп, то он ни за что и никогда не отдаст меч своего родителя, а если он – Робер, то обязательно попросит меня отвезти меч и регалии к его братьям. Проще некуда, мессир…

– Ступай. Только про перстни не забудь… – сказал на всякий случай Гуго.

– Не забуду. – Арнульф встал и направился к выходу, но у порога обернулся и спросил. – А деньги, мессир?..

Гуго снова расстроился, ведь он совершенно позабыл про средства, необходимые его агенту, а король в последнее время стал ужасно скуп и уже два раза направлял к нему счетную комиссию свой Палаты Шахматной доски с проверками. Он открыл ящик стола, вынул оттуда два больших и увесистых на вид кожаных кошеля, протянул их со словами:

– Больно не шикуй…

– Видно плоховато стало с финансами?.. – Арнульф быстро забрал кошели и спрятал их под накидкой. Он с невозмутимым видом еще раз поклонился Гуго и быстро вышел из комнаты, оставив рыцаря один на один со своими мыслями, страхами и переживаниями.

Арнульф, словно большая летучая мышь в свой черной накидке, стрелой спустился по винтовой лестнице и выбежал во двор цитадели замка, подошел к коню, мирно дремлющему возле привязи, похлопал его по шее, запрыгнул в седло и, поддав шпорами, направился к надвратной башне, где сразу же зашевелились стражники.

Он протянул стражнику перстень с рубином, на котором был грубо выгравирован герб де Биго – крест. Тот что-то негромко проворчал себе под нос, громко позвал напарников, дремавших в карауле при башне, они вышли и, пошумев для приличия, стали с противным скрипом опускать цепи подъемного моста. Когда мост с глухим грохотом опустился на мост, они сняли большой засов с дверей и распахнули створку ворот, выпуская всадника в черноту непроглядной ночи.

Арнульф плотнее закутался в свою черную накидку, накинул капюшон и поскакал по улочкам ночного города к южным воротам…

Несколько месяцев ушли в напряженном ожидании вестей из Рима, мелкие приграничные стычки с отрядами арагонских отрядов и небольших групп альмогаваров графа Барселоны призрачно поддерживали хрупкий «статус кво», позволяя, разве что, проверить готовность христианских и мусульманских вассалов к трудной борьбе за отстаивание прав независимого графства.

Исмаил и Рамон, которым Филипп поручил командование частями вновь созданного графства, почти без отдыха разъезжали по его владениям, принимая присяги верности от гарнизонов, расставляя рыцарей по владениям, и даже несколько раз подавляли маленькие мятежи, разжигаемые сторонниками бывшего эмира Насира.

Исмаил очень серьезно отнесся к своему новому титулу наследного визиря мусульманской армии и буквально загонял вверенные ему части на учениях, маршах и тренировках, благо, что Рамон, отвечавший за христианскую половину армии графа, почти без гуда выделял ему кавалеристов, демонстрировавших тактику христианской армии при атаке, защите, штурме и осаде.

При этом, оба командира не забывали о развитии шпионской сети, раскидывающей своих ветви на территории Арагона, Каталонии, Кастилии и, естественно, Кордовского эмирата.

Слухи о том, что новый властитель Таррагона весьма терпим к разным верованиям, не чинит насилия мусульманам, было, одновременно, и раздражителем для соседей-христиан, и успокоением для мусульманских земель, окруживших с юга и юго-запада границы Таррагона.

Евреи, которым частенько доставалось «на орехи» и от тех, и от других, стали охотнее селиться в пригородах городков, обогащая экономику тем необходимым количеством денег, способствующим развитию торговли и ремесел. Снова стали строиться мельницы, кузницы, шелкопрядение и ткачество. Казна графа стала медленно, не верно пополняться, позволяя рассчитывать на постоянное увеличение доходов.

Жители иудейских кварталов и общин, эти незаметные труженики мира, охотно стали исполнять роль гонцов и почтальонов, посредством голубиной почты снабжая свежими сведениями Филиппа, в том числе и секретного характера. Ведь там где есть деньги, их будут брать в рост, а значит, волей или неволей раскрывать причины, толкнувшие феодалов в кабалу к евреям.

Помнил об этом и Филипп, можно сказать, он и не забывал о той помощи, что оказал ему, причем, почти искренне, старый еврей Исаак, живший в Сантандере. То, как он быстро и без особых видимых усилий помог ему набрать людей и достать лошадей – а ведь в Испании хорошие боевые кони были буквально на вес золота, говорило о его могуществе или, по крайней мере, огромных связях и влиянии. К нему де Леви отправил нескольких проверенных людей, специально подобранных Рамоном и Исмаилом.

Этим людям он передал маленькую записку и попросил передать несколько слов приветствия от вежливого путника, которому он помог с лошадьми, предназначенными королю Кастилии и который, став графом Таррагона, шлет ему теплый привет, просьбу помнить его, но теперь, как Робера, и ежегодный пенсион в размере трехсот мараведи и право беспошлинной торговли на его землях.

Даже Рамон, так плохо отзывавшийся об иудеях, ничего плохого не мог сказать в адрес этого старого и мудрого человека, проворчав лишь:

– До сих пор в душе молюсь за его здоровье, ведь если бы не он… – альмогавар сокрушенно покачал головой, – я никогда не встретил вас, ваша милость…

Не забыл Филипп и старых монахов из церкви святого Михаила-архангела, которым почти ежемесячно высылал небольшие суммы денег и пару подвод с сеном и провизией, умоляя ради Христа не поминать его имени и не называть благодетеля посторонним людям.