– Простите, сеньорита, – Флоранс столкнулась с небольшим худощавым мужчиной тридцати лет, одетого горожанином, – задумался, вот и не заметил вас…

Несколько груш выпали из корзинки и покатились по камням, устилавшим пространство вокруг колодца. Горожанин бросился подбирать их, и вскоре вернулся, неся в руках шесть больших и сочных груш, успевших помяться и испачкаться при падении. Он стал извиняться и складывать их в корзинку. Девушка заметила краем глаза, как незнакомец сунул под нижнюю грушу небольшой комочек бумаги:

– Спасибо, сеньор. Это я замечталась…

– Давненько не было дождя… – ответил незнакомец, несколько раз оглянувшись по сторонам.

– Последний раз, дождь прошел на Святого Жана… – произнесла условный ответ Флоранс.

– Скоро, очень скоро может начаться град… – ответил ей мужчина, поклонился и, проходя мимо, тихо шепнул. – Сегодня мы решим вопрос с сокольничим…

Флоранс побледнела и опустила глаза, прикрыв их своими роскошными длинными ресницами. На мгновение ей стало жаль незадачливого и доверчивого Рауля, позволившего втянуть себя, сам того не подозревая, в шпионскую игру, одним из выходов в которой была смерть…

– Катерина. Вечером… – ответила Флоранс и пошла прямо по улочке, тянувшейся к воротам цитадели.

Незнакомец зашел за угол большого дома, сложенного из темно-красных гранитных камней, и исчез, растворившись среди толпы торговцев, зазывал и карманников, наводнявших эту улочку.

Как назло, граф Амори сегодня весь вечер придирчиво рассматривал своих соколов, намереваясь организовать воскресную охоту и пригласить сенешаля де Леви, с которым он по настоянию матери собирался примириться. Рауль с нетерпением дождался, когда граф покинул его домик, наскоро покормил сырым мясом соколов, накинул красивую кожаную куртку, украшенную серебряными бляхами в виде львов, и побежал к домику вдовы, где собирался провести еще одну приятную ночь.

Катерина зашла к нему днем и, словно случайно, сказала:

– Я соскучилась. Ты совсем забросил меня…

– Как же, – удивился Рауль, – я был у тебя три дня назад…

– Я вся горю… – томно прошептала она, обнажая в хищной улыбке ровные ряды белоснежных зубов. – Сил уже нет…

– Вечером, после молитвы… – покраснел Рауль, гладя женщину по груди. – Сам соскучился…

Он шел по ночной улочке Каркассона, миновав ночную стражу, стоявшую возле ворот цитадели, перекинулся с ними несколькими сальными шутками, настроение было прекрасным, даже хотело петь. Рауль уже открыл рот, чтобы затянуть какую-нибудь веселую песенку, как вдруг вспомнил, что сейчас уже поздняя ночь, да и незачем бередить местных жителей своими вокальными упражнениями.

Улочка резко завернула влево, открывая Раулю вид засыпающего городка. Горожане тушили фонари, свечи и ложились спать. Большая луна, повисшая в беззвучном ночном небе, освещала Каркассон мерцающим сиянием, в каждом всплеске которого сквозила умиротворяющая красота.

Раулю показалось, что слева от него, сразу же за рядами пустых винных бочек, мелькнула и исчезла какая-то большая тень. Он вздрогнул, остановился и присмотрелся. Холодок пробежал по его спине и затылку, усеивая тело миллионами мелких мурашек.

– Нет, показалось… – вслух произнес он. – Собака, наверное.

Он пошел, немного ускорив шаг. Ощущение чего-то неприятного не покидали его сердце, заставляя быстрее идти к освещенной части улочки, на которой он надеялся встретить ночной патруль.

Вдруг, чья-то сильная рука схватила его сзади и зажала рот, не позволяя кричать и дышать. Рауль попытался вырваться и шагнул вправо…

Резкий удар кинжала, вошедшего справа прямо в печень, пронзил его тело ужасной болью. Эта мгновенная вспышка, словно молния, поразила мозг и рассыпалась миллиардами болевых искр, наполнивших каждую клеточку его тела смертью. Рауль обмяк и стал падать, заваливаясь на спину. Незнакомец, одетый горожанином, умело подхватил его под руки и оттащил к бочкам, стоявшим в пяти шагах от места убийства.

– Креста на тебе нет… – еле слышно прошептал Рауль.

Кровь заливала его тело и тонкой струйкой сбежала из уголка рта. Незнакомец склонился над ним, вслушиваясь в стоны умирающего, и ответил, сверкнув в лунном свете белыми зубами:

– Ты угадал. На мне нет креста…

Сокольничий был уже мертв, когда убийца бросил его за рядами бочек, вытер об его куртку свой кинжал, отдышался, осмотрелся по сторонам и пошел по улочке, изображая из себя подвыпившего гуляку. Он прошел метров двести и, столкнувшись с отрядом ночной стражи, обходившей городские улицы, зашатался и стал напевать какую-то хмельную и веселую песню, старательно подражая походке пьяницы.

Воины не обратили на него внимания и прошли мимо, буркнув себе под нос:

– Это же надо! Кругом война, а этим сволочам только бы глаза налить…

Незнакомец свернул за угол и бросился бежать, понимая, что сейчас стража может наткнуться на труп сокольничего и поднять тревогу по всему городу. Ноги быстро донесли его по знакомым улочкам до дома вдовы. Он перевел дыхание и постучал в дверь условным стуком. Несмотря на поздний час, Катерина не спала и быстро открыла дверь, впуская его в дом. Она была в ночной сорочке с большим разрезом на груди.

– Ой, простите, высокородный дон, я не признала вас… – женщина поклонилась.

– Это немудрено. Ведь ты ожидала совсем другого человека… – ответил ей незнакомец. Он оглядел ее с ног до головы и отметил, что соблазнительные формы полуголой вдовы возбуждают его мужское естество, усиленное нервным напряжением недавнего убийства. – Теперь, я понимаю, почему они так падки на тебя. Такого «медового капкана» я и не подозревал увидеть среди ужасов войны…

Катерина смутилась и покраснела. Ей были приятны комплименты такого грозного человека. Внезапно, ее взгляд скользнул по его рукам и одежде, запачканных кровью. Она вздрогнула, побледнела и обмякла.

– Дон Пьер-Роже де… – начала, было, говорить женщина.

Это был Пьер-Роже де Мирпуа, один из грозных катарских военачальников, человек, не боявшийся угрожать самому графу де Фуа и которого побаивался сам верховный Просветленный Жильбер де Кастр.

– Ты не знаешь моего имени… – он усмехнулся своей улыбкой, казавшейся оскалом смерти на его красивом загорело лице благородного южанина.

– Да-да, дон… – прошептала вдова, ловя на себе взгляд хищного самца, почувствовавшего вкус крови.

Он резко схватил ее, сдернул с нее ночную сорочку и, развернув к себе спиной, толкнул к двери. Чтобы не упасть, Катерина уперлась руками в дверь, чувствуя, как он грубо обхватил ее за бедра.

Она вскрикнула и прикусила губу, боясь привлечь внимание соседей. Руки машинально задвинули засов двери, но, вместе с ужасом ее тело наполнялось приятной истомой вожделения, заставляя полностью отдаваться смешанным чувствам испуга от увиденной крови, опасения за свою жизнь и экстазу грубого животного соития.

Он быстро оделся, подошел к окну, занавешенному полотняной шторкой, и осторожно посмотрел на улицу. Ночная темнота, освещенная ярким светом полной луны, была наполнена спокойствием и умиротворением отдыха в ожидании прихода нового дня, полного забот и тревог.

– Я ухожу. – Бросил он через плечо женщине, полулежавшей прямо на полу возле входной двери. – Ты, действительно, так сладка, как мне и говорили…

Катерина молчала, боясь произнести даже слова в ответ. Пьер-Роже нагнулся и, подхватив ее под руки, резко поднял и отодвинул от входной двери.

– Береги себя. – Он сверкнул своими холодными глазами. – И, забудь мое лицо…

Катерина молча закивала головой, ища дрожащими руками задвижку двери.

– Я сам… – резко бросил он, открыл засов, осторожно приоткрыл дверь и вышел, растворившись в прохладе короткой летней ночи.

Катерина села на пол, закрыла свое лицо дрожащими руками.

– Какая же я глупая… – прошептала она. – Значит, скоро и мой час…