– Ой, не надо, умоляю вас, принц, вы смущаете меня и, право, заставляете краснеть…

– Прекрасная Беатрис! Я стал все больше и больше верить в знаки, которые судьба посылает нам на протяжении жизни! Мне кажется, что именно вас мне ниспослали небеса…

– Скорее всего, ад… – тихим голосом ответила Беатрис.

– Господи! Да какая, в сущности, разница! Вспомните, синьорина, что даже король Англии Генрих Плантажене взял себе в жены синьору Элеонору, которая была старше его на целых одиннадцать лет! А юный Гвельф, он женился на Матильде Тосканской, а ведь она тоже была старше своего супруга!..

Беатрис прервала его длинную тираду:

– Мой принц, прошу вас, не надо столь долгих перечислений. – Она тяжело вздохнула. – Мое сердце занято местью за погибшего брата и возлюбленного…

Конрадин смутился еще больше, он в растерянности посмотрел по сторонам, словно искал незримый совет, как и что делать дальше, но, не найдя ничего, он склонил одно колено перед столь стойкой и мужественной девушкой, поднес ее холодную ладонь к своим губам и, целуя, прошептал:

– Я буду ждать вас, моя прекрасная синьорина Беатрис. Буду ждать столько, сколько потребуется, но, клянусь вам, что, когда я вступлю в Неаполь, первым же делом женюсь на вас. Пусть все люди видят и знают, что их новый король не лишен любви и его сердце открыто для вас и всех подданных Неаполя…

– Благодарю вас, вы – настоящий рыцарь… – Беатрис встала перед ним на колени и поцеловала принца долгим, но достаточно холодным поцелуем. Их взгляды пересеклись…

Конрадин крепко прижал ее тело к себе, упиваясь нежными ароматами, исходившими от волос и кожи девушки. Его голова кружилась, а сердце с каждым ударом билось все чаще и чаще, словно намеревалось вырваться из груди и вылететь, наполняя комнату и ущелье Сент-Готарда могучей и красивой песней любви.

Принц поднял ее на руки и понес к постели, Беатрис слабо сопротивлялась, смутившись столь напористому поведению молодого наследника. Они упали на мягкие перины постели. Девушка прикрыла глаза, и в этот момент Конрадин прошептал, смущаясь и стыдясь своей невинности:

– Беатрис, вы будете моей первой и единственной на всем белом свете…

Она нежно обняла его, прижимая кудрявую голову Конрадина к своему телу. Робкие, словно стеснительные, касания рук и губ молодого принца снова напомнили Беатрис о том, как приятно быть любимой, быть для кого-то самой нужной и единственной, неповторимой и влекущей. Эти нежные прикосновения и смущенные ласки наполняли ее сердце теплотой, пробуждая его к ответу.

– Я жизнь отдам за тебя… – прошептал, задыхаясь от волнения, Конрадин.

– Лучше сбереги ее для меня… – ответила она, приникая к нему долгим и страстным поцелуем…

Два воина, сидевшие возле закрытых дверей комнаты, молча переглянулись, услышав звук падающей посуды. Джакомо грустно улыбнулся, разлил вино по бронзовым стаканам и, протягивая один из них Рихарду фон Блюму, с улыбкой произнес:

– Останемся здесь до утра.

Рихард весело засмеялся и ответил:

– Да, пожалуй. – Он посмотрел на снедь, приготовленную запасливым итальянцем, оглядел оценивающим взглядом несколько больших кувшинов с вином и добавил. – Ночь, как я полагаю, будет не скучной…

Огромная и просторная комната королевского дворца была буквально наполнена нервозностью, каким-то подсознательным животным испугом и непередаваемым ощущением растерянности. Приблизительно так должен чувствовать себя какой-нибудь несчастный моряк, потерпевший кораблекрушение и судорожно цеплявшийся за обломок мачты, видя расширенными от ужаса глазами, как на него накатывается огромная и безжалостная волна, готовая поглотить его и утащить на дно.

Новый король Обеих Сицилий всю неделю, следующую за Рождеством, чувствовал себя приблизительно так. Он не видел никой опасности, но сердце его постоянно сжимали стальные тиски какой-то неизвестной неизбежности, причем, явно несулящей ему ничего хорошего, скорее наоборот.

Казначей короны Гоше де Белло молча хлопал своими глазами, но не решался произнести вслух ни единого звука, а Лука де Сент-Эньян, понимая, что король сейчас не в том расположении духа, чтобы выслушивать о проблемах и новых неудачах, вызванных бесплодными поисками пропавшей Беатрис и легендарных сокровищ ее брата, повернул голову в сторону, занимаясь рассматриванием силуэтов ласточек и чаек, мелькавших в витражном окне и оглашавших своими протяжными и тоскливыми криками окрестности дворца.

– Гоше, почему мы молчите?! – Шарль де Анжу пристально посмотрел на казначея. – Где обещанные поступления в казну?! Чем мне рассчитываться перед братом Людовиком?! Ухо, что ли, отрезать?!..

– Сир… – проблеял в ответ перепуганный казначей. – Это просто небольшая задержка, только и всего…

– Только и всего?! – Шарль сделался пунцовым от злости. – Учтите, Гоше, что если я и решусь отрезать уши и отослать их моему брату-королю, то это, простите за хамство, будут, прежде всего, ваши ушки, мой бестолковый и бездарный казначей!.. – Гоше побелел от страха, отступил несколько шагов назад и машинально дотронулся левой рукой до своего уха. Лука тихо хмыкнул, увидев такой испуг у казначея, но король уже перевел свой взгляд на начальника тайной службы и личной охраны, сердито насупил брови и произнес, стараясь придать своему голосу наибольший цинизм. – Боже мой! Мессир Лука усмехается над страхами моего казначея! – Лука инстинктивно вжал голову в плечи, ожидая разноса со стороны Шарля де Анжу.

Король же медлил, оглядывая статную фигуру рыцаря, он словно взвешивал что-то в своей голове. Наконец он усмехнулся и произнес:

– Нечего ухмыляться, пора рассказывать, до каких это пор я буду сидеть возле разбитого корыта, и слушать байки о неуловимой девице, умыкнувшей несколько миллионов золотом у меня из-под носа и отирающейся, как я понял из твоего взгляда, незнамо где?!..

Лука набрал в рот воздух, но вместо ответа лишь что-то промычал, причем, довольно неразборчиво.

Гоше де Белло с явным облегчением вздохнул – король нашел себе новое приложение для вымещения накопившейся злости.

Шарль нервно дернул за кожаный шнурок своего пурпуэна и зло сжал губы, сузив их до маленьких посиневших щелочек, морщинки покрыли уголки глаз, выдавая напряжение своего хозяина.

Лука помялся с ноги на ногу, посмотрел по сторонам, словно ища у кого-то защиты, вздохнул и, опустив голову, произнес:

– Вы полностью правы, сир. Мы упустили ее снова… – он посмотрел глазами побитой собаки, привыкшей к незаслуженным пинкам и ударам от своего хозяина. – По последним сведениям, ваше величество, оная Беатрис убыла на генуэзском торговом судне толи на Кипр, толи в Афинское герцогство…

– Толи, толи… – Шарль устало закрыл глаза. – Надоело! Я выделяю из практически пустой казны уйму денег для ваших наймитов и соглядатаев, а в ответ слышу только мычание… – король пристально посмотрел в глаза Луке. – Порой мне кажется, что от коровы и то больше толку! Она, помимо мычания, еще и молоко дает…

– Сир, вы несправедливы ко мне и моим людям. – Лука понял, что король начинает успокаиваться, поэтому решил высказаться. – Я уже потерял восемь надежных агентов, зарезанных этой чертовкой и ее слугой, которого считаю сущим дьяволом. И вообще, сир, я все еще не верю в существование легендарных миллионов в золоте, о которых уже сложено столько небылиц, что…

– Ваше дело, мессир де Сент-Эньян, – король резко перебил его, вскакивая с кресла и потрясая в воздухе кулаками, – исполнять мою волю, а рассуждение о смысле бытия и деяниях прошу оставить дома, а не притаскивать их к моим ушам! Насколько мне не изменяет память, – Шарль едко скривился, – она уже бывала в ваших руках…