– Эй, ребята! – Филипп окликнул их. – А деньги?..

– Промашка вышла. Чуть не забыли… – Гуннар возвратился назад, улыбнулся и принял из рук графа увесистый кошель с серебром. – А не много ли вы нам дали, мессир?..

– В самый раз для трех веселых и шумных викингов. – Филипп обнял его. – Удачи вам…

Он дождался, когда викинги скроются в дверях гостиницы, а его конюший и оруженосец приведут лошадей, после чего снова направился в город.

Там Филипп нанял небольшой каменный дом, стоявший в конце кривой и узкой улочки, начинавшейся от базарной площади и тянувшейся через сады к северной оконечности городской крепостной стены. Хозяин дома практически лишился дара речи, увидев перед собой внушительную горку франкского серебра. Он без лишних расспросов вручил смуглому слуге-сарацину ключи от калитки и дверей дома, раскланялся и, не переставая удивляться щедрости иноземца-норманна и благосклонности судьбы, обогатившей его, удалился скорым шагом, как будто опасаясь того, что его арендатор может вдруг и передумать.

Затем, не тратя времени даром, Филипп нанял нескольких горожан (каждого по отдельности и так, чтобы они не видели один другого).

Первому он приказал неотрывно находиться в доме и никуда не выходить из него, даже во внутренний двор. Второму поручалось через окошко в дверях принимать еду, готовить себе и тому человеку, кто будет находиться в доме, оставлять еду на столе и покидать комнаты, уходя в прихожую. Третьему Филипп поручил регулярно ходить на рынок, покупать продукты, вино и воду, относить к дому и, предварительно постучав в двери, оставлять продукты на пороге, а самому уходить домой.

Так, по крайней мере, хотя бы на какое-то время он надеялся отвлечь внимание агентов Гуго де Биго в том случае, если вдруг они вздумают следить за ним, позволяя ему незаметно покинуть город и добраться до границ с Уэльсом.

Оставив трех нанятых им людей в Кембридже, Филипп де Леви вместе с Абдаллой и слугами незаметно покинул город и направился на запад. Он старался избегать больших городов и не останавливался в оживленных местах, тем не менее, несколько раз его останавливали для проверок королевские конные сержанты. Но титул маршала кавалерии и пергамент, на котором красовались большая королевская сургучная печать и угловатый написанный латиницей вензель короля Генриха, до поры до времени позволяли ему относительно спокойно проделать свой нелегкий путь к границам с Уэльсом.

Начиная от дальних приграничных, кордонов Филиппу не составило больших трудов обнаружить следы троицы скандинавов, уехавших раньше него.

Особенно это стало заметно на лицах хозяина придорожной гостиницы и его челяди, которые, едва услышав вопрос про трех викингов, стали дружно жаловаться и причитать, перечисляя их хулиганские и почти разбойничьи выходки, показывая свернутые скулы, шишки и синяки на лицах и телах.

Но больше всех Филиппу надоела жена хозяина гостиницы – огромного роста и бесформенная телом женщина неопределенного возраста, которая в показной мольбе заламывала руки и вопила таким истеричным голосом, что у рыцаря жутко разболелась голоса, тем не менее, не забывала перечислять перебитую посуду, утварь и инструменты.

Де Леви с вздохом швырнул ей свой полупустой кошель и, уже не надеясь услышать вразумительный ответ, надеялся лишь на то, чтобы она умолкла, но женщина вдруг перестала плакать, вытерла грязным фартуком свое потное лицо, после чего произнесла:

– Где-то в трех лье отсюда на запад, если ехать по тропе вдоль моря, стоит приграничный замок. Эти антихристы наверняка там!.. – она перекрестилась и прибавила. – Или там, или в преисподней, где им самое место!..

Абдалла, с трудом разбиравший особенности франкского языка исковерканного местным англосаксонским диалектом, все-таки понял смысл сказанного ей, грубо выругался на своем певучем арабском языке и, выхватив арапник, хлестанул ее на спине так сильно, что она, даже не успев охнуть, без чувств свалилась на грязную истоптанную копытами коней землю.

– Ты чего это?.. – Филипп удивленно посмотрел на него. – Таким я тебя раньше не видел…

– Грязная собака… – Абдалла плюнул на нее, деловито свернул свой арапник, засунув за голенище сапога и снова, как ни в чем не бывало, стал невозмутимым и спокойным. – Надоело…

– М-да… – покачал головой де Леви. – Ты меня удивил…

– Нам надо спешить, хозяин, – по-арабски произнес сарацин. – Скоро вечер, а нам еще предстоит проехать добрых три лье до замка…

Замок, о котором говорила жена хозяина гостиницы, действительно расположился в трех с небольшим лье, приткнувшись на пологом скалистом выступе, выдающимся в море к западу от небольшой природной бухты, вокруг которой ютились жалкие домишки рыбаков, торговцев и местных жителей, принявших присягу верности королю Англии.

Маленькая и убогая церквушка, основание и молельня которой были сложены еще ранними христианами, с покосившейся деревянной башенкой-звонницей была, пожалуй, единственным скудным украшением этого убогого, грязного и протухшего рыбным зловонием поселения.

Молоденький рыцарь – комендант приграничного замка поначалу хотел было разыграть важного человека, но, услышав громкие титулы и должности прибывшего в его захолустье гостя, как-то сразу потух, стал запинаться и заикаться, с большим трудом осилив официальную часть приветствия.

– Ваша светлость граф и маршал кавалерии… – только и делал, что бубнил он как заведенный, следуя за Филиппом по пятам.

Возле ворот замка де Леви остановился, развернулся к нему и, натянув на лицо радушно-снисходительную улыбку знатного и приближенного ко двору сеньора, произнес:

– Прошу вас, мессир комендант, обращаться ко мне просто по имени. Меня зовут мессир Робер Бюрдет. Для вас же, – он посмотрел на рыцаря с удивлением отметив, что до сих пор не знает его имени – настолько его визит ошеломил и смутил коменданта, – кстати, вы до сих пор не представились! А это неучтиво…

– Ох, простите меня, дикаря. Совсем тут позабудешь этикет… – комендант неуклюже оправдывался. – Рауль. Мессир Рауль…

– Вот и славно! Будем знакомы. – Филипп крепко пожал ему руку. – Приятно в такой глуши встретить галантного и куртуазного шевалье…

– Вы мне, право, льстите… – Рауль смутился пуще прежнего и покраснел до корней волос, став абсолютно пунцовым.– Не окажете ли честь отужинать у меня в замке сегодня?.. – комендант перехватил удивленный взгляд рыцаря, брошенный на сарацина, и, истолковав его по-своему, прибавил. – Вашего слугу-язычника я отведу в пристройку к слугам и выделю отдельный угол.

Филипп хлопнул себя по животу и засмеялся.

– Мессир Рауль, мой язычник, как вы изволили сейчас назвать сына весьма знатного мусульманского властителя, весьма родовитый по нашим христианским меркам сеньор. Его титул нечто среднее между виконтом и сыном герцога…

– Бог ты мой… – комендант прикрыл рукой рот от удивления, вытаращенными глазами посмотрел на Абдаллу и искренне, но весьма неуклюже, поклонился ему.

Абдалла в ответ что-то неразборчиво произнес по-арабски, прикоснулся рукой к сердцу и лбу, после чего едва заметно кивнул.

– Он вас прощает, так как прекрасно понимает, что здесь, в глуши приграничья не каждый день можно встретить сарацина… – с усмешкой в голосе Филипп перевел на свой лад слова Абдаллы.

– Не спорю, мессир, – ответил Рауль, – мне лично не доводилось до сего вечера видеть живых сарацин, но, – он сделал важное лицо, – в Кардиффе сейчас служат три сарацина. Ух, и свирепые они, говорят! До сих пор у меня в голове не укладывается то, как наши братья-крестоносцы сумели их побить и отвоевать Град Господень…

– Вот и мне тоже непонятно… – ответил Филипп.

Абдалла еще что-то проворчал едва слышно, Рауль снова навострил уши, и Филиппу пришлось волей-неволей стать своеобразным переводчиком: