Шакалам и гиенам наплевать, кого жрать – хоть бея, хоть фрая, – они все съедят и добавки попросят!

Оставался один вопрос.

Лоренцо Феретти.

С одной стороны, Мехмед-фрай был ему благодарен. Жизнью и караваном обязан.

С другой…

– Зеки-фрай, у меня к тебе есть деловое предложение.

– Горе!!! На кого ж ты меня поки-и‑и‑и‑инулто-о‑о‑о‑о‑о!!!

Выла Динч так, что крыша дрожала. Проявляла недюжинные способности плакальщицы… Хозяин постоялого двора сокрушенно качал головой, потом принес белую простыню, помог завернуть в нее тело и даже сам помог вынести.

Динч продолжала убиваться.

Да так, что Зеки-фрай покачал головой и сообщил, что они дальше с караваном пойти не смогут.

Никак…

Может, с кем другим? Если уважаемый Мехмед-фрай вернул бы им часть денег, а то и порекомендовал кого…

Конечно, Мехмед-фрай это сделал.

Люди в караване подумали – и тоже пустили кошелек по кругу. Набралось вполне прилично, и этот кошель они вручили Зеки-фраю.

Парень их всех спас. Хоть так ему добром за добро отплатить…

Со двора доносился вой Динч. Женщина страдала, пока покойника не отнесли на кладбище и не зарыли. И потом продолжила, так что ехать вместе с этим караваном Зеки-фрай действительно не сможет. Все отнеслись с пониманием.

Бабы… это ж и так ясно!

Одно слово – женщины.

На следующий день Динч смотрела в окно. Караван уходил.

Зеки-фрай даже не смотрел.

Лежащие герои, простите, хоть и не едят, а в туалет все равно ходят. Да, под себя.

И убирать это приходится… Брезгливости у него и в помине не было. Ему два раза жизнь спасли, ему и его детям, а он ручки запачкать побоится? Так что ли?

– Ушли, – нарушила тишину Динч.

– Вот и отлично. Спустись, попроси, что ли, бульон ему сварить? Может, бульоном напоить попробую, вроде как и еда, и вода?

– Сама сварю, покрепче, с кореньями. – Динч подхватилась и помчалась вниз по лестнице.

Зеки-фрай посмотрел на Лоренцо Феретти.

М‑да…

Горячка во всей красе.

Может, и выживет.

А может…

В любом случае он не бросит своего друга. Да, друга. Не хозяина, не повелителя, не господина – просто хорошего человека. А вся эта сцена с похоронами…

Это еще и чтобы обезопасить караван.

Скажем честно, хоть Амирух-бей и поступил как последняя скотина, но он ведь – бей! То есть пропал… до султана дойдет, расследование начнется, что и где выплывет – да кто его знает? Где угодно, когда угодно… но тут все концы в пустыню канули.

Кто убил? Некто Энцо-фрай.

Что с ним сталось? Так тоже умер. Все видели, в тот же день и похоронили, четыре стрелы, шутка ли? Такое пережить невозможно…

Вот несчастный и не пережил. Оплакали, похоронили, погоревали, пошли дальше…

Мехмед-фрай обещал возвращаться другим путем – так, на всякий случай, – и до весны тут не появляться.

До весны, да…

Зеки-фрай подумал, что в этом году никуда они из селения не денутся. То есть вообще никуда. Выздоровление займет не меньше месяца, а может, и побольше. Если… если вообще оно будет – выздоровление. А потом приходить в себя…

Может, удастся тут у кого домик снять? Да и готовить лучше самим, и зимовать как-то надо будет… деньги, увы, заканчиваются, а заработать тут будет сложно. Село ведь…

Не позволяя себе думать о смерти друга, Зеки-фрай планировал почти семейный бюджет.

Вернулась Динч с чашкой супа…

Присела рядом с Лоренцо, достала ложку, обтерла ее… приподняла голову парня и попробовала влить в него хоть глоток жидкости.

– Адриенна…

Ложка замерла, равно как и сама Динч.

– Энцо?

– Адриенна…

Динч поглядела на Зеки-фрая.

– В беспамятстве… и зовет…

Мужчина развел руками.

– Бред ведь.

– Энцо говорил, что ее любит, но чтобы так? – Минутный ступор прошел, и Динч снова принялась поить Лоренцо супом. Хотя бы пытаться – жидкость большей частью выливалась на подушку, платье, постель…

Зеки-фрай качнул головой.

Говорил, не говорил… чего тут непонятного? Можно и так догадаться. Не просто любит. Больше жизни и больше смерти. Но лично он не дурак – такое бабе озвучивать. Нет-нет, себе дороже…

– Мало ли что в бреду почудится? Может, он тебя за нее принял?

Динч чуточку расслабилась. Может, и так… ну что такое? Не успеешь найти подходящего тебе мужчину, а он уже занят! Или влюблен, что не лучше!

Отвратительно!

Адриенне снился сон.

Не совсем обычный. Скорее, это была реальность, в которую ее затянуло каким-то образом.

Она видела все глазами Лоренцо Феретти. Твердо знала, что это происходит с ним. Знала, что ему плохо, больно, что он может погибнуть…

Она – видела.

Видела, как он сражается где-то там, далеко.

Видела, как падают под его ударами люди, словно скошенная трава.

Слышала, как кричат умирающие. Звери ли, люди… иногда это совершенно неотличимо. Когда живое существо не желает умирать, когда плохо, страшно и больно…

Лоренцо тоже было страшно.

Берсеркерство?

Нет, то, что с ним происходило, было чем-то иным.

Берсерки сходят с ума, они могут накинуться даже на своих, поэтому их и пускают вперед, на прорыв. И помрут – не жалко.

А вот с Лоренцо все не так…

Боевой транс…

Почему-то Адриенне казалось, что ответ ей шепнул бабушкин голос. И смысл у этих слов был.

Не боевое безумие, нет. Напротив – ледяная рассудочность боя. От берсерков здесь только скорость и ярость. Все остальное – от таких, как Моргана.

Холодный расчет, жестокое равнодушие очеловеченного клинка. Да, именно такими и были идеальные защитники.

Сто человек?

Если бы вышла сотня, справились бы и с сотней. И с двумя… наверное.

Адриенна видела, как ударяли в землю стрелы… они били мимо, мимо… но – не всегда. К сожалению.

А вот обратная сторона боевого транса…

Адриенна знала: когда-то давно этим могли управлять. Могли контролировать. Могли… Лоренцо здесь и сейчас не мог практически ничего. Даже чтобы сорваться в транс, ему нужна была чужая кровь. Раньше такого не было.

Наверное, это потому, что его собственная кровь была сильно разбавлена. Вот и получилось…

Фабрицио, запечатленный Морганы, мог входить в транс по своей воле. И выходить из него – так же. А не ждать, пока кончатся силы.

Мог этим управлять, мог рассчитывать… он был хозяином своего тела. Не наоборот, как у Лоренцо.

Здесь и сейчас Энцо был беспомощен перед своими способностями. Он вызывал их к жизни, когда не было другого выхода, но… но серьезно платил за это.

Во сне Адриенна знала и еще кое-что.

Они действительно связаны.

Моргана правильно угадала, Адриенна не знала, где и когда произошло запечатление, но…

Оно случилось. И теперь жизнь и смерть Адриенны была жизнью и смертью Лоренцо. Но – не наоборот. Нет…

Вот это работало так же и тысячу лет назад, и сейчас…

Есть дающий кровь – есть принимающий кровь. Адриенна дала кровь и силу, Лоренцо их принял. Он запечатлел ее образ.

Теперь они связаны, и у каждой связи есть свои темные стороны. К примеру, сейчас.

Адриенна знала, Лоренцо потратил очень много сил. И она…

Да, вот так.

Как на корабле, как на арене… если она решит поделиться с ним силой – он может выжить. Но сама Адриенна будет болеть. Ей будет плохо, больно, она вообще может умереть, если не рассчитает, сколько отдаст.

Как тогда…

После ночи в ледяной воде она очень долго болела. Именно потому, что держалась до последнего. Она могла разорвать связь раньше, она – могла! Лоренцо мог умереть при этом, вполне, но какое ей дело? Умер и умер, ничего страшного…

Только вот Адриенна так поступить не могла. Думать об этом? Положим, даже святым приходили в голову такие мысли, от которых и черти краснели. И называлось это красиво – искушение.