Когда руки и ноги снова согласились мне служить, я встал и пошел искать свои вещи. Найти их оказалось несложно. Они лежали той же аккуратной кучкой там, где я их оставил, даже мобильник никто не спер. Только песок вокруг был исчерчен таинственными, слабо светящимися кругами и линиями. Рядом с одеждой стоял Грег. Один его вид снова привел меня в такую ярость, что я был готов его убить на месте, было бы чем.

— Быстро плаваешь, — как ни в чем не бывало, сказал он.

От такой наглости я не догадался сразу двинуть ему в торец, а выпалил, задыхаясь:

— У меня же разряд!

— Алекс, ты полон сюрпризов.

Я набрал воздуху, чтобы послать его как можно дальше, но тут обратил внимание на перемену в его внешности. На лбу Грега, точно между бровями, появилась странная татуировка — будто прораставшая сквозь кожу золотая восьмилучевая звезда. Не знаю почему, но я чувствовал, что эта звезда как-то связана с его глазами, точнее, с какими-то их функциями. Еще одна татуировка — не разобрать какая, черная, — выглядывала из-за ворота его футболки.

— Что это ты себе наколол? — ядовито спросил я. — «А во лбу звезда горит»?

— Роза ветров. — Грег потрогал лоб. — Она тут всегда была. Просто раньше ты ее не видел.

— А вот видел! Еще на даче. Она в темноте светилась.

— Чего не сказал? Ладно. Уже неважно.

Пока я одевался, Грег молча стоял рядом и ждал. Я мрачно поглядывал на него, раздумывая, не врезать ли ему промеж глаз или сначала все-таки выяснить, зачем он сюда приперся. Да и злость понемногу остывала. В какой-то момент я догадался, что это была не моя злость, а змея, и мне стало стыдно за нее.

Тогда он сказал:

— Неужели ты мог подумать, что мы тебя бросим? Мы с тебя глаз не спускали, следили днем и ночью. Ты отлично держался. Меня действительно впечатлило, что ты дважды попытался убить себя…

— Как дважды?!

— Твоя болезнь. Ты постоянно управляешь реальностью, сам того не замечая. Правда, в основном себе во вред.

— Ничего себе, — пробормотал я.

— Когда я понял, что у тебя есть не только дар, но и воля, то решил, что за тебя имеет смысл побороться.

— Не понял. В каком смысле — побороться?

Золотая звезда у Грега на лбу понемногу бледнела, пока не слилась с кожей. Одновременно погасли и тонкие золотые линии на песке.

— Наш последний разговор… Думаю, мы оба понимали, что он не имеет значения. Тебе поздно соскакивать. Превращение идет полным ходом. Единственный способ остановить его — смерть.

— Но почему ты мне этого тогда не сказал?! — воскликнул я. — Откуда мне было знать…

Тут до меня дошел смысл его фразы. Я попятился к воде. Грег следил за мной, обманчиво спокойный и расслабленный, как всегда.

— Можно я все-таки договорю? — сказал он. — Прощаясь с тобой, я был почти уверен, что это конец, и тебя ждет обычная судьба девяноста девяти процентов куколок. Не могу сказать, до чего мне было обидно, но я смирился. Не первый раз, не последний… Однако, понаблюдав за твоей борьбой, я понял, что у тебя еще есть шанс. По крайней мере ты стоишь того, чтобы дать его тебе.

— Но ты же сам сказал, что единственный способ остановить превращение…

— К сожалению, да. Но мы не будем останавливать превращение. Мы попробуем его завершить.

Меня бросило в жар, будто я не вылез только что из ледяной воды.

— Грег, — с трудом проговорил я, — ты же еще тогда знал, что для этого требуется.

— Остался всего один шаг, — сказал он. — Еще один маленький шажок, и ты изменишься навсегда. Очень важно сделать его в правильном направлении…

— Я на это не пойду. Я не прикоснусь к Ваське!

— Ты что, предпочитаешь умереть сам?

— Конечно!

Грег улыбнулся.

— Помнишь, я спрашивал тебя, чем ты готов пожертвовать? И что ты ответил? «У меня ничего нет». Почему ты так сказал?

— Да ляпнул не подумав! — с досадой воскликнул я. — И теперь расплачиваюсь за ту ошибку по полной…

— Ничего ты не ошибся, — возразил Грег. — Ты все обдумал и сказал это намеренно. Ты прекрасно понял смысл вопроса и выбрал «безопасный» ответ, потому что не хотел платить вообще ничем. Но так не бывает, Алекс. Если ты не хочешь выбрать жертву сам, ее выбирают за тебя. Когда Ники сообщила, что у тебя есть дочь, я понял, что выбор уже сделан.

— Но почему именно она? — взвыл я. — Валенок же сказал: «У тебя есть ты сам!»

— Верно, есть, — кивнул Грег. — Для любого человека главная ценность — все-таки он сам, что бы он при этом ни воображал. На это вся надежда.

Мне вдруг показалось, что с моей души свалился камень размером с гору. Причем до последних слов Грега я и не представлял себе его истинной тяжести.

— То есть Васька… — пробормотал я. — Ее необязательно…

— У меня есть в запасе пара способов обойти это. И сделать так, чтобы вы оба остались в живых.

Дышать становилось все легче и легче…

— Но имей в виду, Алекс, — продолжал Грег, — даже если все пройдет удачно, дочка навсегда останется твоей серьезной проблемой. У тебя не должно быть слабых мест. Превращение обязательно привлечет к тебе внимание очень неприятных сущностей. А дочка с тобой слишком связана. Я пока не знаю, что тут можно сделать. Тебя-то я стану защищать, а ее нет…

— Ну и не надо! — воскликнул я, в эйфории от ранее сказанного. — Я сам буду ее защищать!

— Именно это я и хотел от тебя услышать.

Грег, прищурившись, посмотрел в небо.

— Сейчас мы кое-что проверим. Последний тест. Ну-ка посмотри направо. Что-нибудь видишь?

— Где?

Я завертел головой.

— Не туда смотришь… Ага, повыше. Над парком.

Ничего особенного, кроме грозовой тучи, я на небе не увидел. Только вдалеке, над Петровским стадионом, парил черный воздушный змей с перепончатыми крыльями. Он то резко взмывал, то двигался зигзагами, ловя ветер.

— Ты о воздушном змее, что ли?

— Хе-хе, воздушном. Ладно, пошли.

— Куда?

— Для начала к Валенку. А там посмотрим.

Валенок, оказывается, обитал совсем недалеко от парка, в одном из длинных многоэтажных домов на Яхтенной. Пока мы туда шли, пробудившийся во мне морской змей заснул окончательно. Остался только Алекс — и он сильно нервничал.

Последние три недели заставили меня многое понять. Например, то, что сначала, примерно до возвращения из Зеленкино, я смотрел на всю эту историю — знакомство с Ники, превращения, испытания — как на некую прикольную, таинственную, необычную игру. Но теперь я понял, что если это и игра, то весьма жестокая. Игра, в которой ставка — жизнь (и ладно, если бы только моя), перестает быть игрой.

Я понятия не имел, о каких «способах» говорил Грег, но ничего хорошего от него не ждал. Никаких сомнений, что он может доставить мне любые неприятности, какие сочтет нужным. А ежели эти способы не сработают? Что со мной будет тогда?

Я хотел спросить Грега, но передумал. Поскольку догадывался, что он мне ответит.

Словом, когда мы поднялись на пятнадцатый этаж на обшарпанном лифте и позвонили в дверь, я уже приготовился к самому страшному. Но никак не к свирепой бабке, налетевшей на меня на лестничной площадке.

— Та-ак! — взвизгнула она. — Опять явился!

В первый, самый ужасный миг мне показалось, что это моя недобитая квартирная хозяйка, которая, как фурия, будет отныне преследовать меня до конца жизни (и после него тоже).

— Здрасте, — растерянно сказал я.

— Что же это деется — еще одного тащат! — запричитала бабка, игнорируя мое приветствие. — Почему у всех сыновья люди как люди, только у меня нелюдь и душегуб?

Я на всякий случай оглянулся, чтобы убедиться, точно ли она имеет в виду именно Грега. Тот стоял сохраняя на лице выражение сердечной радости от встречи со старой мегерой.

Тут дверь открылась, и на площадку вышел Валенок. Я увидел его лицо и окончательно потерял дар речи. Татуировки на лбу, как у Грега, у него не было. Зато имелась наколка в виде черного извилистого зигзага молнии. По обе стороны от зигзага, похожего на замысловатый шрам, парами шли черные точки — словно следы от снятых швов. Татуировка пересекала все лицо наискось и терялась в бороде, окончательно уродуя Валенка и делая его похожим на демона.