Фредерик приготовился скучать, когда от мастера Линара поступил неожиданный вопрос:

— Почему вы так резки со своими друзьями?

— С кем?

— С мастером Элиасом, дамой Корой, Мартой, Марком, со мной, в конце концов?

— Вы и себя относите к моим друзьям? — холодно спросил Фредерик.

— Простите, сэр. — Доктор чуть смутился. — Да, быть может, я просто лечу ваши раны. Ну а остальные?

— Мастер Линар, у меня нет друзей. У меня есть помощники: Марк, Марта, много других; с Элиасом просто судьба свела. Право, нужно отдать ему должное, малый подает большие надежды... А дама Кора... Впрочем, вы и так уже много услышали.

— Сэр, вы не правы...

— Не вмешивайтесь! — вдруг грубо оборвал его Фредерик. — Вот что я скажу вам, мастер Линар, да и всем остальным при случае: не стоит набиваться мне в друзья! У меня их нет и быть не может! Я — Судья и лишние привязанности делают меня уязвимым. Так случилось с Мартой... Бог мой! Прав был Марк, когда советовал мне оставить ее бандитам! — неожиданно выдал он.

— Сэр, что вы говорите?! — Линар даже на месте подскочил.

— То, что сейчас пришло мне в голову! — Фредерик нервно возвысил голос. — Из-за нее я лежу сейчас здесь, не имея возможности двинуться, и выслушиваю вас и всех остальных! А это не доставляет мне никакого удовольствия! Я не исповедник и не желаю сам исповедоваться!

Последние слова он выкрикнул и бессильно упал в подушки.

— Простите, сэр, — поклонился доктор, — я не должен был беспокоить вас глупыми вопросами.

— Будет лучше, если вы уйдете, — заметил Фредерик, борясь с мушками, что пестрели у него перед глазами.

— После осмотра ваших ребер я так и сделаю, — сказал мастер Линар. — Позволю лишь сообщить, что все готово к вашему отъезду. Завтра утром можно отправляться.

— Куда? — упавшим голосом спросил Судья.

— В ваше поместье, сэр.

— Разве я распоряжался насчет этого?

— Будучи в забытьи, вы бредили им.

— Я?!

— Ваши дру... помощники, точнее — дама Кора, она решила, что будет лучше исполнить это ваше подспудное желание. В самом деле, выздоравливать лучше всего в милых сердцу местах.

— Интересно, — слегка розовея, забубнил Судья, — чего еще я подспудно нажелал?

— Вам лучше спросить у дамы Коры. Она почти не отходила от вас и старалась, чтобы больше никто не слышал вашего бреда... А теперь позвольте осмотреть ваши ребра, сэр.

Закончив, мастер Линар молча поклонился и вышел из комнаты.

— Та-ак, — протянул Фредерик, пытаясь взъерошить волосы на голове и натыкаясь пальцами на бинты. — Хитрая лиса! Что ж я такое наболтал?

Агата сидела в крытой повозке рядом с Фредериком, то и дело любопытно выглядывала наружу.

— И этот лес твой? — спрашивала она.

— Мой, — наверно в десятый раз устало отвечал Судья. — Тут все мое, я ж тебе говорил.

— А зачем тебе одному столько? — округлила глаза малышка.

— Хороший вопрос, — пробормотал Фредерик и пожал плечами.

Они ехали по его землям. Огромное поместье Судьи включало в себя около десятка больших деревень, множество хуторов и мелких селений, четыре города, леса, поля, луга и занимало почти четверть Западного округа.

Фредерик не стал противиться решению Коры перевезти его в поместье: он был даже рад этому. Правда, чувствовал себя немного растерянным: он не появлялся в Теплом снеге около десяти лет и не знал, что его там ждет. Правда, Западный Судья регулярно получал письма от своей нянюшки, дамы Ванды, которая заведовала в его отсутствие поместьем. Она всегда писала почти одно и то же: сообщала о последних новостях сельскохозяйственного плана, делилась соображениями насчет той или иной перестановки в замке и прочее, прочее. Заканчивала длинное послание, написанное замысловатыми завитушками, всегда одинаково: что ждем-де не дождемся «ненаглядного Фреда». Иногда Судье от нянюшки перепадали эпитеты «мой карапузик» и «малышок». Такие письма наводили на Фредерика тоску: после них никак не хотелось ехать в Теплый снег и подвергаться излишней опеке дамы Ванды.

Но теперь он должен был признать, на родину ему хотелось. К тому же с ним ехала Агата Вельс, и ее он втайне готовился подставить опекам нянюшки вместо себя.

Кора также сопровождала Судью. На его хмурый вопрос: «Ты поедешь со мной после того, что мы друг другу наговорили?» она ответила, что делает скидку на его раненую голову. «Я тоже хороша — накричала на больного», — мило улыбаясь, заметила девушка и поцеловала его в уже выбритую щеку.

Теперь она весело гарцевала на Крошке рядом с Мартой, Марком и мастером Линаром. Кроме них Западного Судью эскортировал отряд солдат из гарнизона Зимнего Порта. Агата должна была ехать в другой повозке, куда перебирались, устав от езды верхом, дамы, но девочка пересела к Судье. Он, в отличие от Коры и Марты, никуда не мог сбежать от бесконечных вопросов Агаты.

— Когда тебя принесли к Леону, я думала — ты умер, — честно рассказывала малышка. — Как мой папа. Я даже плакала.

— Спасибо, — кисло отвечал Судья.

— Из тебя столько крови натекло! Я видела, хоть мне и не давали смотреть. В тебе сейчас мало крови? Ты белый. А мои щеки румяные. Леон давал мне вареные бураки — я не люблю бураки.

Фредерик лишь понимающе приподнимал брови: вареную свеклу он тоже не любил. Болтовня Агаты создавала умиротворяющий фон, в котором мысли текли неторопливо, но основательно. А подумать следовало о многом.

Марк допросил Юхана, как было велено — с пристрастием, но ничего не добился: пытошники сломали разбойнику ключицу, отрезали ухо, прижигали каленым железом пятки и подмышки — и никакого результата. Юхан хрипел, стонал, орал, насколько позволяли травмированные связки, но ничего не сказал, ничего не написал. Однако мысли Западного Судьи, уже в который раз, оборотились к прошлому. Он много раз задавал себе вопрос: с чего все началось? Какие же счеты были у бандита Филиппа с его отцом? Почему именно Судья Гарет стал первой высокопоставленной жертвой главы клана Секиры? «Сколько лет прошло, а ответ все не найден, — думал Фредерик. — Может, потому что я его и не искал. Отгородился от прошлого, как забором». Прошлое никогда не хотелось вспоминать, а тем более — ворошить: там остался окровавленный труп отца во дворе родного дома, сошедшая с ума мать, которая, возможно, сама довела себя до смерти, и казавшееся бесконечно долгим одинокое детство в мрачном замке Северного Судьи, мало похожее на детство, больше — на пребывание в солдатских казармах...

Фредерик посматривал в окно на грациозную Кору. Она прекрасно держалась в седле, выгодно причесав волосы, позволив им развеваться огненным знаменем за головой. «Она вряд ли в курсе дел своего отца». Невольно залюбовался ею. Молода, красива, любит тебя, чего ж еще, Судья Фредерик? И именно потому, что ты Судья, — ничего больше...

— Когда ты женишься? — Вопрос более чем внезапный, сопровожденный чувствительным толчком вбок — отозвались заживающие ребра.

— А?

— Ну когда ты женишься на Коре? — Агата сделала лицо, говорившее: какой же ты непонятливый.

— Наверное, никогда, — рассеянно отвечал Судья, продолжая следить за рыжей всадницей — она, право, его завораживала.

— Тогда женишься на мне! — заявило дитя. — Подождешь, когда я вырасту!

— Ты собралась за меня замуж? — расхохотался Фредерик. — Ты же постоянно дуешься на меня.

— Ну и что. Я вырасту и не буду дуться.

Взгляд ее голубых глаз, слишком серьезный для пятилетней девочки, рассмешил Судью, и он забыл о своих мрачных мыслях, когда Агата уселась рядом и взяла его за руку.

К окну подъехал Марк:

— Замок, сэр.

— Мой замок, — поспешил заметить Фредерик, увидав, как Агата открыла рот для очередного вопроса.

Цветущий замок — так называлось огромное старинное строение из крупного дикого камня, венчавшее, словно корона, остров посреди большого, спокойного, лесного озера. Цветущий, потому что и за крепостной стеной, и снаружи весной буйно цвели садовые деревья: яблони, груши, вишни, сливы, персики и абрикосы. Летом их сменяли каштаны и липы, а в любое время года, кроме зимы, конечно, распускались и благоухали простые полевые цветы, и те, за которыми ухаживали в оранжерее и на клумбах садовники. Лишь зимой, когда снег щедро укрывал все вокруг пушистым одеялом, а озеро покрывалось ледяным панцирем, Цветущий замок останавливал цветение.