— Я, может, плохой командир, — выдавил я. — Но никогда не бросил бы ни одного из вас во время боя. Даже если бы был уверен, что он поступил неправильно. Что ж, мне все ясно, дальнейших объяснений не требуется. В Римском легионе за твои слова ты был бы казнен.

Марк вскинулся, глаза загорелись — он явно хотел указать, что только этого и ждал от такого тирана, как я. Однако не успел — я зажал ему рот и сдавил щеки пальцами, попутно еще и впечатав затылком в борт грузовика. Каюсь, не удержался.

— Да-да, в легионе ты был бы казнен, — глядя ему в глаза сказал я. — Но у нас не легион, да и вообще не регулярная армия. Поэтому ты сейчас сдаешь оружие, и больше из машины не выходишь до Памплоны. И заклинаю, не раскрывай больше рот, я боюсь, что не смогу удержаться. Ты жив только потому, что сам не понимаешь, что чуть не сотворил, прекраснодушный идиот.

— Что касается остальных, — я обвел глазами парней. — Вас, вроде бы осуждать и вовсе не за что. Только, прошу, думайте, в следующий раз, когда всяких умников слушаете. А то вас так однажды кто-нибудь на мужеложство уговорит, и вы согласитесь — потому что умные же вещи рассказывает человек.

Мы торопились. У меня не проходило ощущение, что мы опаздываем, и как бы сильно я не гнал локомобиль, оно только нарастало. А потом, когда Кера в своей лаконичной манере буркнула «Впереди стреляют», все резко оборвалось. Почему-то показалось, что все, не успел — и дальше можно уже не торопиться. Все уже решено, и пытаться что-то менять просто поздно. Я чувствовал себя крысой, которую запустили в лабиринт: как ни изворачивайся, как ни виляй, дорожка все равно одна, и результат в конце известен заранее для всех, кроме этой крысы. Апатия и полное отсутствие желания выяснять, кто это стреляет, и в кого — вот что я чувствовал.

Я был за рулем, но после слов Керы даже не притормозил. Какой смысл? Ее слух гораздо чувствительнее, значит до места перестрелки еще слишком далеко. Только примерно милю спустя, я тоже услышал винтовочный треск. Остановил машину, стукнул в заднюю стенку кабины, дождался, когда распахнется окошко и в кабине появится любопытная физиономия Ремуса.

— Скажи ребятам, чтобы выгружались и разошлись по сторонам. Готовьтесь к бою. Кера встает к пулемету, ты подаешь патроны. Давай, за дело.

Дальше ехал медленно, так чтобы парни не отставали. Перестреливались прямо по курсу — кто-то решил выяснить отношения, не сходя с дороги. Через несколько минут, сразу за поворотом, практически уперлись в спину одной из сторон конфликта. Солдаты с эмблемами перечеркнутого круга на плечах. Ошибиться невозможно, да и не удивительно — кого еще, такого воинственного, можно здесь встретить? Я чуть сдал назад, пока меня не заметили увлеченные боем освободители, развернул машину.

— Кера, убей их! — даже кричать не стал, был уверен, богиня услышит и так. И действительно, через несколько секунд локомобиль задрожал от отдачи пулемета. Три десятка легионеров прекратили свое существование меньше, чем за минуту. Жаль только, что радости от удачно прошедшей стычки я не почувствовал. Наоборот, дурные предчувствия только обострились. С силой потер лицо, пытаясь стряхнуть апатию, бодро выскочил из кабины.

— Вы бы не спешили высовываться, — бросил я подчиненным, которые начали выходить на дорогу. — Мало ли, в каком настроении те, с кем они воевали. Нужно посмотреть, кому мы помогли.

Долго искать не пришлось. Футах в пятистах и чуть в стороне от дороги обнаружился хутор. Мне на секунду показалось, что мы заплутали и вернулись обратно — настолько он был похож на местечко Рибагуду, в котором мы готовились встретить свой последний и решительный с беженцами. И обитатели были под стать — тоже крестьяне, с узлами и баулами, пара мертвых лошадей, запряженных в повозку, нагруженную скарбом. Мужик, осторожно выглядывающий из окна мог бы без труда сойти за брата старосты, с которым мы так недавно расстались.

А дальше — уже привычная тоскливая суета. Объяснить напуганным беженцем, что мы свои, помочь собраться, убедить выкинуть большую часть невероятно ценных вещей… Именно тогда старик и задал свой вопрос.

— Уверен, что тебе и дальше будет так вести? — спросил Рубио.

— Не уверен, совсем не уверен, — признался я. — Но бросить их здесь — оставить на смерть. Легионеров в округе слишком много, обязательно наткнутся, и побьют, просто чтобы покуражиться. Ничего, до Памплоны миль сто всего. Как-нибудь доведем.

Сотня миль. Смешное расстояние. Если бы не встретили беженцев, могли бы добраться до города уже завтра к полудню. Это если бы останавливались на ночевку, без которой я собирался обойтись. Теперь-то, конечно, без нее никак. Куда такой толпой на ночь глядя. Хотя после того, как спасенные в один голос начали твердить, что в округе таких отрядов как тот, что мы уложили десятки, я бы и без них не рискнул отправляться ночью. Наверняка устроят засаду. Так что ночь провели в тишине и комфорте — я даже вполне выспался, и мне это удалось бы еще лучше, если бы Ремус не разбудил меня посреди ночи новостью о том, что Марк пропал. Оказывается, парень посчитал своим долгом следить за изгнанным из отряда. Мальчишка собирался бодрствовать всю ночь, но ненадолго задремал, а очнувшись, не обнаружил бывшего соратника. Я постарался успокоить парнишку — ну, сбежал и сбежал. Повезет — доберется до своих, а нет — плакать не стану. Оружия у него нет, так что это его проблемы, что он решил смыться. Небось, думал, что по возвращении его казнят как предателя.

Ранним утром, как и собирались, двинулись в путь. В слегка урезанном составе — Рубио на локомобиле отправился в разведку. Старик будет проверять дорогу по ходу движения. Мы договорились, что он удалится на пару миль — расстояние, на котором Кера точно услышит выстрелы. Легионеров, в случае встречи, планировалось либо уничтожать, если удастся подобраться незамеченными, либо, если это окажется не по силам, возвращаться к основной группе. Уже тогда, вместе, будем решать, что делать дальше. На территориях, которые считает своими Бургос, легион Освободителей явно не чувствует себя так вольготно, там они предпочитают передвигаться отрядами покрупнее, зато и встретить их не так просто. Северину явно не удалось пока внушить такое же уважение к Памплонской армии, так что нам придется быть значительно осторожнее. И тут уж приходится выбирать, либо скорость и приличный шанс получить пулю в ветровое стекло, либо черепашье передвижение с разведкой, осмотром каждого подозрительного места, и прочими прелестями. Нечего и думать, чтобы вывозить самых слабых беженцев, а потом возвращаться за другими, как в прошлый раз.

Отпускать старика не хотелось, но Рубио — единственный из отряда, кто кроме меня умеет водить локомобиль. Естественно, он не один поехал — в качестве поддержки отправились Неро и Никс, а еще Ремус, который не только отлично подает патроны, но в случае необходимости и сам может встать к пулемету. Впрочем, ничего подобного не предполагалось. Старик и сам не собирался вступать в настоящий бой — слишком уж маленький у них для этого отряд. Хотел отправить с ними еще и Керу, но тут воспротивились оба — и старик и богиня. Первый резонно отмечал, что «эта психованная — единственная, кто услышит перестрелку на таком расстоянии», а вторая свое нежелание никак не объясняла. Не хочу и все. Ну а мы, оставшиеся, должны были сопровождать беженцев, и организовать оборону, если какой-нибудь отряд освободителей нас догонит.

Рассветное солнце было ярким, било лучами прямо в лицо, однако стоило светилу немного подняться, и оно скрылось в густых мрачных тучах. Скоро зима, а я ее не люблю. Ни в этом мире, ни в своем прошлом — зимой бывало мне и холодно, и тоскливо, а порой еще и голодно. Не везет мне с зимой, что там, что здесь, причем совершенно неважно, снежная она и холодная, или же слякотная и сырая. Мелко заморосивший дождь, не добавлял энтузиазма. Рубио сейчас, должно быть, клянет погоду на чем свет стоит — стекающие по ветровому стеклу капли не добавляют обзора. Промелькнула мысль: если бы не эта война — непременно «изобрел» бы дворники. А то и сам попытался бы внедрить… Смешно. Не вижу для себя мирной жизни, по крайней мере, пока не по земле ходят твари, убившие родителей, а все равно всплывают всякие мыслишки.