— Ну, ты-то о нем знаешь! — попытался я выкрутиться.

— Я просто случайно оказалась на месте, где его собирались казнить, — ответила богиня, мечтательно зажмурившись. — Вот и запомнила историю. Он тоже славил какого-то пришлого бога, только у него, в отличие от чистых ничего не получилось. Мне интересно, кто мог рассказать тебе эту историю, и откуда он это узнал.

— Того человека нет в этом мире, — ответил я чистую правду, и поспешил съехать с темы: — Если все чувствуют себя в силах идти, предлагаю пройтись по ближайшим домам и лавкам. Да и вообще, надо бы быстрее убираться отсюда.

Кера уже привычно недоумевала. У Диего в традицию входит ее удивлять, но то, что он вытворил в последний раз просто в голове не укладывалось. Смертный, бросил вызов богу! И победил. Она слышала их разговор, хотя вмешаться не могла. Чувствовала, какие огромные силы прилагает бог, чтобы сломать Диего. И ведь не на голой силе действовал, а еще и соблазнял! В какой-то момент Кера поняла: вот сейчас все. Смертный добровольно отдаст свою душу, и ее жизнь на этом закончится. Бог обещал именно то, о чем мечтал Диего, и прямо сейчас. Она успела уже достаточно изучить своего смертного, чтобы понимать — соблазн слишком велик. Но вместо того, чтобы впустить в себя силу чистого, Диего вдруг принялся поносить бога, да что там — он начал ему угрожать! Угрожать богу… такого она не слышала уже очень давно. Слишком хорошие уроки в свое время дали смертным олимпийцы — вот уже тысячи лет не находилось таких, потому что знали: для смертного это в любом случае добром не кончится. Боги не прощают, даже побежденные, и умеют ждать. Впрочем, она уже запомнила, что Диего абсолютно наплевать. За себя он не боится. Странно было, что бог не уничтожил наглого смертного тут же, на месте. Ее саму так прижало отголосками давления, что казалось не поможет даже недавно поглощенная сила, а Диего хоть бы что! Мало того, что поднялся, так еще и алтарь смог разбить. И каким способом! Плюнуть на алтарь… При всей ненависти к чистому, Кере все равно было не по себе от такого поступка. Слишком прочно держалась в сознании мысль, что алтарь — это почти часть бога. Его можно разбить, если бог вражеский, на него можно нагадить — многие племена так и делали, когда между ними случалась война на уничтожение. Но это когда твой бог уже победил вражеского! Если алтарь — это просто холодный камень, не несущий в себе отголосков силы. Не дать богу шанса на возвращение, добить окончательно, убедиться, что он побежден полностью. То, что сотворил Диего — это даже не оскорбление. Это… Да, собственно, это плевок в лицо богу. Страшно.

Силы, которыми оперировал смертный уже откровенно пугали. Уже потом, когда все закончилось, богиня поняла, в чем дело. Диего помогли. Его защитил тот крохотный осколок души, который прицепился к нему в прошлый раз. Тот несчастный, которого он отпустил, так и не смог шагнуть за грань — там осталось слишком мало от личности, чтобы совершить даже такое, самое естественное для души действие. А вот преданность своему спасителю почему-то сохранилась. Впрочем, это неважно. Кроме преданности, там сохранилось главное — ненависть к своему мучителю, чистому богу. Всепоглощающая ненависть и отвращение. И теперь, в отсутствие личности, душа, да еще одаренная, показывает просто дикое сопротивление. Настолько, что пасует даже божественная сила. Ну, по крайней мере, Кера так для себя объяснила этот феномен, хотя полной уверенности в природе столь необычной живучести Диего у нее не было.

Ремусу помог по мере сил сразу, как он пришел в себя — парень очнулся, когда последние дома Васконы остались за спиной. Мальчишка мучился от боли, боялся лишний раз пошевелиться, особенно берег лицо — пытался говорить, не разжимая губ, и вообще старался сохранять идеально спокойное выражение лица. Получалось с переменным успехом, и выглядели попытки откровенно забавно, если не знать, насколько парню сейчас больно. Мази от ожогов в нашей аптечки нет, так что все, чем я смог ему помочь — промыть лицо и руки и обмазать камфорой, отчего машина наполнилась специфическим запахом. Некоторое время сомневался, не дать ли немного лауданума, но отказался от этой идеи. Во-первых, не чувствуя боли, Ремус будет меньше беречься, а во-вторых, отношение к наркотикам с прошлой жизни у меня ничуть не изменилось — брезгливое отвращение. И ведь прекрасно понимаю: лауданум — это не героин, с первого приема привыкания не будет. И все равно давать эту дрянь мальчишке не хотелось.

— Лучше потерпи немного. Кожа сгорела довольно сильно, но проблем не должно быть, если не занести грязь, — объяснил я больному.

— Командир, вы так и не рассказали, что там было, в храме. Я помню только как жгло, а потом голос требовал умереть. Страшно было… Мне казалось, я в самом деле вот-вот умру. — Парень только отмахнулся от моих утешений. Вообще, покладистый пациент. Надо терпеть — значит, будет терпеть. Его, похоже, сильнее боли мучило любопытство.

— Ну, а что ты хотел? Я здорово разозлил чистого, вот он и пытался заставить меня умереть. А поскольку ты был рядом, то и до тебя отголоски дошли.

— А я не боюсь, — вдруг высказался парень. — Хороший бог так поступать не станет, как он с тем городом поступил!

Да, некоторыми подробностями происшедшего на площади Васконы я с ребятами все же поделился, а Доменико еще добавил. В общем-то рассказали все как было, только про истинную природу Керы умолчали. Ремус, что характерно, при парнях спрашивать ничего не стал, хотя слушал нашу беседу там, возле церкви, и наверняка о чем-то догадывался. Впрочем, Ремус — не единственный, кому не терпелось пообщаться. Как только я закончил ко мне подсел Марк. Судя по лицу, разговор должен был получиться серьезный, возможно, даже тяжелый, но не сложилось. Не успел подчиненный раскрыть рот, как окошко, разделявшее кабину и кузов открылось. Кера нашла меня глазами и коротко бросила:

— Впереди умирают.

Прекрасно. Впереди у нас только поселок. Сил на волнение просто не оставалось, так что я спокойно прокомментировал:

— Приготовьтесь к бою. Попроси Доменико ускориться.

Колеса, которые мы смогли найти, были меньшего диаметра, чем штатные для нашего локомобиля. Совсем немного, но сильно с таким креном не разгонишься. Тем не менее, кузен все-таки постарался — нас ощутимо затрясло, но грузовик слегка ускорился. Вряд ли мы выдавали больше тридцати миль в час, скорее даже меньше. Высунувшись наружу из бойницы, я упорно пытался разглядеть хоть что-то впереди. Тщетно, конечно же. До поселка оставалось миль десять, на таком расстоянии невозможно даже услышать звуки боя — если, конечно, там бой.

Что могло случиться? Очередная шайка бандитов? Уверен, Рубио справится, тем более, у него двое молодых помощников. Ну и жители деревни вряд ли станут молча терпеть. С другой стороны, их могут захватить врасплох… Выстрелы стали слышны, когда до поселка оставалась где-то миля, и их количество и частота никак не ассоциировались с бандой грабителей. Больше походило на настоящий бой. Я метнулся к кабине, застучал в окошко:

— Доменико, тормози!

Впрочем, тот и сам уже сбросил скорость.

— Ты тоже слышишь? Кажется, там, впереди, довольно многолюдно.

— Да. Езжай потихоньку. Не будем врываться, как студент на вечеринку.

Деревенька, в которой мы остановились, расположилась немного в низине. Перед последним подъемом я попросил брата притормозить и выскочил из машины.

— Выбираемся, парни, — крикнул я. — Дальше пока пешком. Доменико, ты остаешься за рулем. И развернись сразу!

Стреляют совсем близко. Кажется, что стоит перевалить холм — и встретимся с воюющими.

— Мы с Керой на разведку, вы разойдитесь, не стоит светиться на дороге. Ремус, вставай к пулемету, я знаю, ты уже научился им пользоваться.

Мальчишка, хоть и выглядит — краше в гроб кладут, но присутствия духа не теряет, из грузовика выскочил вместе со всеми, и явно не намерен показывать слабость. Пусть уж лучше у пулемета постоит, тем более остальные особого желания осваивать незнакомую технику не демонстрируют.