Несколькими ничего не значащими фразами коммандер свел беседу к завершению и поспешил вернуться на «Джипси».

— …Поэтому, дамы и господа, причин для отчаяния нет. Экипаж «Звезды счастья» сделает все, чтобы обеспечить вам комфорт и безопасность. Возможности нашего корабля огромны, и мы их используем должным образом. Но я уверен — нас обязательно найдут, причем в самое ближайшее время. Спасибо за внимание, — закончил капитан.

Корнев мысленно похлопал. Произнося перед пассажирами свою речь, капитан Ферри излучал непоколебимую уверенность в благополучном исходе неожиданных событий и щедро делился этой уверенностью с пассажирами. Да что там делился! Он просто навязывал свою уверенность и был готов решительно давить в зародыше даже самые мелкие ростки паники. Сильный мужик, что тут сказать. Переглянувшись с женой, Роман отметил, что и ее выступление капитана впечатлило. Что ж, посмотрим, как поведут себя остальные…

А ведь подействовало! Где-то с минуту в большом салоне висела полная тишина, настолько густая и плотная, что хотелось потрогать ее руками.

— Спасибо, капитан Ферри, — первым нарушил общее молчание Юджин Недвицки. Надо же, только сейчас, на четвертый день пребывания на «Звезде счастья», Роман впервые услышал голос мумифицированного финансиста. И, кстати, голос вовсе не скрипучий, как ожидал Корнев, а вполне нормальный, хотя и довольно тихий. Ну да понятно, возраст все-таки.

— Я и моя супруга уверены, что все закончится благополучно, как вы и предсказываете, — добавил Недвицки. — Надеюсь, нашу уверенность разделите и все вы, уважаемые дамы и господа.

— А я ни в чем не уверен! — нервно выкрикнул Дюбуа. — Капитан, вы хотите сказать, что не будете ничего предпринимать, пока нас не найдут? Пошлите флайер за помощью, это же очевидное решение!

— Мистер Дюбуа, вы, кажется, невнимательно слушали, — Бейкер опередил капитана с возражениями. — Капитан ясно сказал, что флайеры на разведку вылетали и не обнаружили ни космопорта, ни города.

— Пусть вышлет еще раз! В другом направлении! Не может быть, чтобы на планете исчезли все города и космопорты!

Миссис Дюбуа начала что-то нашептывать мужу на ухо, схватив его за руку. Тот замолчал, хотя и видно было, что не успокоился.

— Вы правы, мистер Дюбуа, — капитан обращался к французу таким тоном, которым родители обычно пытаются что-то втолковать ребенку. — Мы уже рассылаем флайеры по всем направлениям.

Ну да, рассылают, как же. Пусть французишка в это верит, конечно, глядишь, и успокоится, но Корнев прекрасно понимал, что капитан делать этого не будет, по крайней мере до того момента, как «Звезда счастья» дойдет до долины, намеченной в качестве стоянки. Ферри говорил, что условия там позволят посадить корабль прямо на землю, чтобы не переводить топливо на удержание многотонной махины в полете. И то, придется тщательно рассчитывать количество горючки, которое можно будет потратить на рейды гравилетов в поисках… А поисках чего, кстати? Сделав в памяти зарубку подумать об этом позже, Роман переключил внимание на своего итальянского тезку.

— … и если пространственно-временной континиум, в котором пребывает наш корабль, носит характер локальной аномалии, то предложение мистера Дюбуа поискать границы этой аномалии не лишено смысла, — ого, какие слова! Интересно, сам-то понимает, что говорит, или перед женой рисуется? Вон как она его слушает — глазки горят, ротик приоткрылся… Ну да, он же у нее самый умный. Как, впрочем и сам он, Роман Корнев, у Хайди.

Да, хорошо, что они с Хайди заранее знали смысл неожиданного для остальных пассажиров собрания в большом салоне. Хорошо и то, что капитан благодарен Корневу за согласие подписать протокол, призванный прикрыть Айвена Ферри от обвинений в некомпетентности. Благодаря всему этому супруги Корневы сейчас занимали столик, сидя за которым могли держать в поле зрения всех остальных пассажиров. Вот Хаксли явно порывается ответить итальянцу, но Бейкер, с которым они сидят вместе, что-то тихо говорит соседу и тот уступает право ответа ему.

— Мистер Вителли, — черт, как же этот Бейкер уверен в себе,? — ваше предложение очень интересно. Но вы же слышали, что капитан организует разведку. Если мы и впрямь находимся внутри некой аномалии, разведка это, безусловно, обнаружит.

Интересно, очень интересно. Бейкер успокаивает уже второго, не давая делать это капитану. Он что, тоже приватно договорился с Айвеном? Не похоже, вон капитан какой недовольный, что кто-то тут пытается выглядеть главным в его присутствии…

— Итак, дамы и господа, — напоследок капитан Ферри все же вернул себе инициативу, — вы видите, что экипаж «Звезды счастья» мужественно и профессионально выполняет свои обязанности. Я искренне признателен всем вам за внимание и интересные соображения. Уверен, с нашим экипажем и такими благоразумными пассажирами мы вместе справимся с любыми проблемами и в самом скором времени дождемся помощи. Нас уже ищут и нас обязательно найдут. Сейчас по делам службы я должен вернуться на мостик. Прошу всех вернуться в свои каюты или перейти в малый салон. Большой салон, как и обычно, откроется вечером. Прошу понять меня правильно, я ввожу некоторые новые правила для обеспечения вашей безопасности. Теперь во время выхода на открытую палубу там всегда будут присутствовать стюардессы или кто-то еще из экипажа. Высадки отменяются до особого распоряжения. Подача алкогольных напитков в малом салоне в ночное время прекращается, но с десяти часов пополудни до восьми часов пополуночи по времени Корел-Сити желающие могут беспрепятственно заказать алкоголь к себе в каюты. Еще раз спасибо всем за внимание.

Пассажиры, задумчивые и слегка ошарашенные, потянулись на выход. Роман и Хайди, перебросившись парой слов, решили пойти в малый салон — посмотреть, кто туда пойдет, и послушать, что там скажут.

Желающих запить неожиданное известие чем-нибудь спиртным набралось не так много. То ли слишком уж сильным оказалось впечатление от речи капитана, то ли просто люди не приучены пить с утра. Помимо Корневых туда отправились Вителли, Дюбуа да все та же Стоун, причем одна. На общение не был настроен вообще никто, как и на долгое сидение — француз ускоренно залил в себя три рюмки коньяка, и прежде чем жена повела его на выход, зажевал выпивку парой ломтиков неаппетитно выглядевшего сыра с плесенью (брр, как можно есть такую гадость?), итальянцы взяли по бокалу вермута и тихонько беседовали, выбрав столик подальше, в другом дальнем углу пристроилась Стоун в обществе стакана джина с тоником. Корневы решили ограничиться пивом — кружкой для главы семейства и вполовину меньшим стаканом для его супруги.

— Рома, не называй эту куклу по имени, — тихонько сказала Хайди, наклонив голову, и уже нормальным голосом добавила: — И что эта дура тут делает, да еще одна?

— А кто ее знает, — подхватил Роман, краем глаза следя за обсуждаемой куклой, — Может, он ей не разрешает пить, вот она и сбежала. И вообще, она, наверное, пьяница. Пить утром крепкие напитки…

— Да, конечно она пьяница. Дура и пьяница, — авторитетно заявила Хайди, слегка повысив голос.

— И что, как ты думаешь, понимает она по-русски? — тихо спросил жену Роман.

— Похоже, что не понимает. Точно не понимает, — Хайди и не подумала сбавить тон. Роман вопросительно поднял бровь и получил от жены сигнал глазами — «потом расскажу».

Тем временем Вителли, закончив с вермутом, отправились на открытую палубу. Тут же за ними увязалась стюардесса, появившаяся как будто бы из ниоткуда. Стоун оставила недопитый джин на столике и вышла в коридор, ведущий к каютам. Подождав минут пять, решили вернуться к себе в каюту и Корневы.

— Рассказывай, — Роман снова активировал защитную функцию коммуникатора.

— Рома, она точно не понимает по-русски. Это совсем… нет, совершенно верно.

— Почему?

— Но милый, мало того, что я сама женщина, — Хайди одарила мужа многообещающей улыбкой, — я и в женской гимназии преподаю. В женском учительском коллективе притом, — на сей раз улыбка жены оказалась больше похожей на оскал хищницы. — Ни одна женщина не сможет слушать гадости, которые говорит о ней другая женщина, с таким видом, как был у этой Стоун. Мы в таких случаях или злимся, и это хорошо видно, или улыбаемся, показывая, что нам наплевать. Но равнодушными быть мы не можем. И еще, когда я сказала, что она точно не понимает по-русски, у нее на лице не было облегчения. Эмоции или равнодушие должна была она показать, но не разочарование.