– Удачи. И что бы ни случилось, думай только о вине, – сказала Тайна, оставляя Виктора наедине с вином.

Виктор сидел, смотрел на бокал, и ничего ровным счётом не происходило. Разве что у него затекли ноги, и разболелась спина. Виктору хотелось спать, но сильнее сна было нарастающее желание бросить всё и вернуться домой. В голове словно рой мошкары роились мысли, заставляющие его чувствовать себя идиотом. Он буквально превратился в поле боя, где одна сторона, понимая всю серьёзность ситуации, требовала выполнить все инструкции Тайны, а другая всеми силами старалась ей помешать. Несколько раз Виктор ловил себя на том, что сидит с закрытыми глазами и проваливается в сон. Превозмогая себя, он открывал глаза, тер ставшие свинцовыми веки и продолжал смотреть на вино.

Наконец, когда Виктор окончательно разуверился в том, что что-то вообще может произойти, вино начало открываться. Сначала оно изменило цвет, сделалось более ярким и насыщенным. Затем содержимое бокала само начало светиться, и это свечение словно бы изменяло пространство, превращая его в некое продолжение вина. Свечение начало проникать в Виктора. Он чувствовал, как оно входит в него во время дыхания, как проникает сквозь кожу, сквозь глаза. И когда он наполнился этим свечением, он узрел нечто совершенно невообразимое. Он увидел Адама или человека как такового вне времени и пространства.

Человек… Обычно, произнося это слово, мы представляем себе некое существо с одной головой, двумя руками и двумя ногами (не будем сейчас говорить об увечьях или уродствах), и так далее, обладающее разумом, сознанием и, предположительно, душой. Да что говорить, достаточно посмотреть в зеркало или на кого-нибудь из людей. Мужчины, женщины, дети… все они люди или человеки.

При этом мы почти не задумываемся о том, что этот совершенно очевидный для нас взгляд на человека является исключительно результатом того, что наше сознание угодило в одну из наиболее коварных ловушек во вселенной: в ловушку времени. И если в пространстве наше восприятие способно относительно свободно перемещаться в пределах доступных ему трёх измерений, то время мы способны воспринимать, только перемещаясь по нему в настоящем из прошлого в будущее.

В результате мы смотрим на человека как на человека в настоящем, как на человека в данный момент времени, как на временной фотографический снимок, как на пусть одушевлённый, но предмет.

Понимание этого позволяет нам взглянуть на человека как на некий процесс (ведь каждый предмет по своей сути является процессом, скорость протекания которого слишком мала для нашего восприятия), предположительно от момента зачатия и до момента смерти (так как ни «до», ни «после» нам ещё не известны).

Но это ещё не всё. Такая точка зрения позволяет понять, что человек – это далеко не отдельное существо или процесс, а некий структурный элемент, неотделимый от гораздо более сложного образования, а именно от Человека как такового или процесса, включающего в себя всех людей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать. Так ни один из нас не возник на пустом месте, а, следовательно, все мы связаны друг с другом, и этим связующим звеном является зачатие, которое структурно соединяет родителей, создавая новую ветвь на теле этого гиперчеловека или Адама, назовём его так.

Но и это ещё не всё. При таком взгляде на человека рождение не является началом, а смерть не является концом. Они превращаются в некие формообразующие элементы, определяющие как временну́ю конфигурацию отдельного человека, так и его место на теле Адама.

А раз так, то всё то, что мы воспринимаем как величайшие из бедствий: разгул стихии, войны, эпидемии… всё это есть не более чем элементы формы Адама, образующие его облик.

Такого вот Адама во всём его великолепии и увидел Виктор, а испив вина, смог его и принять.

Домой он вернулся чуть живой от перенесённого им потрясения, мечтая лишь об одном – зарыться в постель на целую вечность. Но этим его планам не было суждено сбыться.

Возле дома его уже ждала карета, рядом с которой стоял Джеймс.

– Садись, – сказал он, – нам пора.

– Куда? – устало пробормотал Виктор.

– Жениться. И не смотри на меня так. Садись, или мы опоздаем на поезд.

Несмотря на то, что свадьба была столь долгожданным и значимым событием в жизни Виктора, а, может быть, именно поэтому, он так и не смог её толком вспомнить. Воспоминания роились в его голове в виде отдельных, перемешанных фрагментов, которые совершенно не желали складываться в единую картину.

Вот он у входа в церковь; вот он идёт к алтарю; вот надевает кольцо на палец Жозефины…

И вот они уже наедине с ней в огромной комнате, наполненной светом огромной полной луны, отражённым во множестве зеркал. Они обнажены, и лунный свет щедро одаривает их волшебными одеяниями…

Виктор тонет в глазах возлюбленной, в этих двух совершенно бескрайних и абсолютно загадочных вселенных… А в следующее мгновение или вечность он видит перед собой саму Богиню, которая и есть его возлюбленная Жозефина.

На каком-то ином, сверхтелесном уровне они сливаются в единое целое ещё до того, как успевают физически прикоснуться друг к другу, но прежде чем отдаться столь желаемой страсти…

– Я не поддался ей, – прошептал Виктор, – клянусь…

– Я знаю, глупенький… – оборвала его она и запечатала его рот поцелуем…

А буквально на следующий день им вновь пришлось спешно собирать вещи и мчаться на вокзал. К счастью, на этот раз вместе…

– Насколько хорош твой немецкий? – спросил Виктора Джеймс за завтраком.

– Даже молчу с акцентом. А что?

– Сегодня утром пришло письмо от господина Эриха Юнгера, в котором он любезно приглашает нас погостить в его поместье недалеко от Марбурга.

– Это очень любезно с его стороны, но с какой стати он решил включить нас в круг своих гостей, не говоря уже о том, с какой стати мы должны принимать его приглашение?

– Дело в том, что господин Юнгер с недавних пор является счастливым обладателем Зеркала, и за возможность взглянуть на эту замечательную вещь он получит более чем щедрый подарок.

– Взглянуть? – не поверил своим ушам Виктор. – И всё?

– И всё.

– А разве эта вещь не должна стать нашей любой ценой?

– Это совсем не обязательно. Главное, чтобы в нужное время оно оказалось в твоих руках. А пока Зеркало принадлежит Юнгеру, все заботы, связанные с его хранением, охраной и прочими прелестями владения раритетом лежат на его плечах.

– Конечно, господин Юнгер не сразу решился показать нам своё сокровище, – продолжил Джеймс, лукаво улыбаясь. – Он настолько правдоподобно разыгрывал недоумение, что я захотел даже поверить в то, что он действительно в первый раз слышит о Зеркале. Но обещание подарить взамен одну из недостающих карт колоды таро, принадлежавшую, по слухам, самому Христиану Розенкрейцу, и рассуждения о том, что прежние владельцы наверняка позволят нам взглянуть на Зеркало взамен за помощь в розыске преступника, превратили Юнгера в очень любезного, гостеприимного человека.

Был уже полдень, когда поезд прибыл на вокзал Марбурга – небольшого города в Гессенской земле, расположенного чуть севернее Франкфурта-на-Майне. По крайней мере именно это время показывали вокзальные часы. На прибывающих пассажиров (а таких было немного), стоило им сойти на перрон, тут же набрасывались похожие на больших двуногих муравьёв носильщики. С проворством насекомых они хватали дорожные сумки и чемоданы, грузили их на тележки, которые затем катили к поджидающим у здания вокзала извозчикам.

Было тепло, и верх кабриолета, доставшегося волей судьбы, совпавшей с прихотью носильщика, героям нашего повествования, был откинут. Извозчик оказался словоохотливым, и его рот всю дорогу не закрывался ни на миг. Виктор, не знающий ни слова по-немецки, пропускал его болтовню мимо ушей. Всё его внимание было приковано к сидевшей рядом Жозефине. Они держались за руки, а когда её ножка случайно касалась его ноги, по всему телу Виктора прокатывалась волна наслаждения.