— Я говорила с ее создателями.

Четыре существа, давно потерявшие человеческий облик. Сгустки мрака, чистый разум, наполненный энергией. Люди, в поисках знания и власти принявшие законы другой реальности и потому отвергаемые родной. Она чувствовала равнодушное и тщательное внимание, с которым закрывшие прорыв сущности исследовали потаенные уголки ее души, взвешивали на невидимых весах, измеряли по собственным, одним лишь им доступным критериям.

Когда четверо заговорили, она не устояла на ногах и рухнула на колени. Впрочем, существа не нуждались в поклонении — их интересовал только ответ.

Она не осмелилась отказаться.

— Покойный Тайран не довел ритуал до конца, и провал в нижние миры не был закрыт… — В зале стояла мертвая тишина, когда Селеста начала рассказывать. — Обитель Тьмы сочла нужным вмешаться. Ее… представители наложили печать на зараженную область пространства и ограничили дальнейший рост трещин в структуре реальности. Темные жрецы ручаются, что, пока связующее заклинание цело, колебания границы составят не больше нескольких миллиметров. Ну а со временем мир залечит полученные раны, и сфера исчезнет.

Проблема в том, что печать хрупка, и достаточно сильный всплеск энергии — как с нашей, так и с другой стороны — способен ее разрушить. В обычной ситуации жрецы оставляют на месте прорыва хранителя, своеобразного оператора заклинания, способного скорректировать мелкие огрехи и позвать на помощь в случае крупных проблем, но сейчас они лишены такой возможности. Не знаю, по каким причинам. Они не сказали, а я не спрашивала. Мне хватило того, что они предложили стать хранительницей мне.

— Ты согласилась? — когда молчание стало невыносимым, не выдержала Медея.

— Я не знаю, как они отреагировали бы на отказ, — призналась Селеста. — В их возможностях стереть всех немертвых королевства в порошок, и я не рискнула испытывать судьбу. Тем более что плату они предложили достаточно щедрую — знания, силу, даруемые доступом к печати способности. Сделка выглядит выгодной.

— Можно ли им верить? — выразил сомнение Хастин.

— Время покажет.

За долгие века не-жизни восставшие навидались всякого. Резкие выверты интриг благородных, творения безумных магов, выкидыши сошедшей с ума эволюции. Психика у них была тренированная. Почти полный ближний круг уже оправился от испуга и теперь с жадным любопытством разглядывал изменения, происшедшие с почитаемой госпожой. В первую очередь взгляд притягивал покров из шевелящихся теней, укрывавший тело Селесты с ног до головы. Оставляя открытым только лицо, время от времени он исчезал, показывая другие участки тела, чтобы тут же вновь обрести непроницаемую плотность. Кажется, тени разрушали любую материю, с которой соприкасались, во всяком случае, вампиресса избегала трогать руками предметы. Хотя она вообще с самого начала разговора почти не шевелилась и неподвижно сидела на молочно-белом кресле, или троне, или стуле с непропорционально высокой спинкой. Откуда взялся предмет и из какого материала он сделан, никто не знал.

В минуты опасности, от крайнего голода или полного напряжения сил, белки глаз у восставших наливались кровью, а зрачки вытягивались, превращаясь в щель. Непроизвольная реакция, признак демонической природы. У Селесты зрачков не было вообще. И белков, как таковых, тоже — одна сплошная чернота заливала глазницы, жестоко и насмешливо смотрела на старейшин, безмолвно спрашивая: «Не ждали? А я уже здесь». Это, пожалуй, пугало больше всего. Вампирам хотелось верить, что слова госпожи окажутся правдой и пугающие изменения скоро исчезнут.

— Есть что-то срочное, что надо решить немедленно?

Старейшины переглянулись, Медея с сомнением пожала плечами:

— Разве что насчет Гардомана определиться. Хастин считает, его нужно вызвать в Талею.

— Правильно считает. Вызывайте. А теперь оставьте меня — я устала.

«…Лишена змея конечностей, и ядовита, и холодна, и только лед змеиных колец может ждать чужого нетерпения, удара неосторожного, и дождется своего змея…»

Вампиры все рассчитали правильно. Веками таились они во тьме, создавая иллюзию покорности, капля за каплей отвоевывая свободу. Медленно, по крупицам наращивали влияние и численность, постигали собственную природу и даруемые ею способности. Они знали: однажды смертные дадут слабину.

Прошло двадцать дней после Проклятия Тайрана, а хаос только нарастал. Раскол королевской семьи, отчаянные схватки между дворянами, выбравшими разные партии, противоречащие друг другу манифесты генералов северной и южной армий окончательно ввергли страну в междоусобицу. Культ Дерканы, официальная религия королевства, после невнятного заявления о поддержке нынешнего Сына Моря замолчал, несколько его высших иерархов перебежали в Цонне и сейчас, по слухам, готовились провести ритуал коронации принца Коно. Обе стороны активно копили войска и со дня на день готовились начать открытые боевые действия.

В сложившейся ситуации о восставших забыли. Те не обольщались, понимая, что спокойствие временное и вызвано во многом гибелью наиболее последовательных их врагов на площади перед Академией. Храмы Синего Анга и Солнца потеряли самых чтимых своих предводителей — им бы сейчас во внутренних склоках разобраться. Как бы то ни было, передышку вампиры постарались использовать с толком. Общины спешно перебрасывали между собой ресурсы и членов, Зерван отложил приведение к покорности бандитов и вихрем мотался по стране, казня немногочисленных предателей, его недруг Латам отправился в Ласкарис, неожиданно превратившийся из просто крупного города в важнейшего участника грядущего противостояния. Княжество обладало неплохой личной дружиной, прекрасными отношениями с руководством западной армией, через него проходили серьезные торговые маршруты. От того, на чью сторону встанет благословленный Юйнарик, зависело многое. Феодал прекрасно понимал, что судьба подбросила ему прекрасную карту, и намеревался продать свою верность подороже. Помочь ему определиться с будущим покупателем могли вампиры, в обмен на спокойствие и развитие общины готовые предоставить информацию прямо из сердца Талеи.

Не был забыт и принц Коно, глава бунтовщиков.

— Не стоит называть его «бунтовщиком», лучше говорить «повстанец» или подобрать нечто столь же нейтральное, — заметила Медея. — Как-никак определенными правами на титул он обладает. Но почему я?

— А кого я еще могу послать? — удивилась Селеста. — Латам занят, Хастин физически не способен надолго отрываться от родной лаборатории. У остальных либо манеры неподходящие для высшей-то аристократии, либо авторитета недостаточно. Так что придется тебе исполнять роль нашего посла в Цонне, заодно укрепляя тамошнюю общину.

Подруга пожала плечами:

— Я не против. Все равно в Талее сейчас оставаться нельзя.

Скрыть участие восставших в эвакуации магов не удалось, впрочем, операцию такого масштаба в принципе невозможно сохранить в тайне. Как следствие, у властей мгновенно возникли чрезвычайно неудобные вопросы к Медее, официально по-прежнему считающейся главой столичной общины. Теперь появляться в домах знакомых аристократов, в театрах и просто в общественных местах красавица не могла, поэтому отъезд в Цонне виделся ей возвращением к привычному образу существования.

Раздражало, что вернуться сможет она не скоро. Пока еще все утихнет… Не похоже, чтобы смертные пошли на компромисс, а значит, резаться они будут долго и всерьез. Значит, опять голод, эпидемии, отряды мародеров, разоряющие деревушки, умирающие на дорогах и полях войны нищие беженцы. В такие годы Темный внимательней обычного смотрит на мир, и убитых восстает больше. Интересно, сколько новичков придет в общины в течение ближайших пяти лет? Хватит ли заменить погибших во время недавнего противостояния? Едва ли. Сейчас восстают, по сравнению с прошлым, реже, причем почти все — сумасшедшие.

Хорошо еще, что Селеста перестала походить на потустороннее существо и выглядит как человек. Во всяком случае, исчезло давящее ощущение иномировой жути, возникавшее рядом с ней прежде, и тени не танцуют вокруг колышащимся черным круговоротом. Только вот спутать со смертным ее уже нельзя — тьма из глаз никуда не делась. Фанатики-морваниты придут в экстаз, когда увидят свою госпожу.