Наконец, все прибывшие с «Якова Свердлова» оказались на территории штаба. При входе кордон НКВД тщательно проверил документы, и сержант указал, кому куда идти. Малевский поспешил на совещание комсостава, а Лебедев, первым делом, сдал под расписку пленных немцев тому же сержанту НКВД и поспешил к назначенному начальством месту сбора его взвода возле здания штаба. Выяснилось, что пленных уже вовсю использовали на строительстве дополнительных оборонительных сооружений вокруг базы.

Вскоре прибыли диверсанты-корректировщики с «Калинина», потом с «Карла Маркса». Дольше всех ждали группу с «Ленина», но, в целом, в полчаса уложились. И как раз вовремя, потому что к ним вышел сухощавый капитан третьего ранга, представившийся заместителем начальника штаба базы Андреем Макаровичем Гордеевым. Он вручил Лебедеву предписание срочно выдвигаться в район Ницы для корректировки огня линкоров по противнику, скопившемуся возле этого населенного пункта. На возражения, что, мол, их радиостанции маломощные и на два десятка километров связь не обеспечат, Гордеев сказал, что передавать данные они будут не прямо на линкоры, а на передовое КП артиллерии, которое находится на одной из батарей, менее чем в восьми километрах от Ницы. Так что все должно получиться. Карту, таблицу частот и позывных Гордеев тоже передал, как и показал, где находятся два грузовика, выделенные штабом взводу Лебедева.

Напоследок Гордеев сказал:

— Выдвигайтесь немедленно. Через час начнется артподготовка. К тому моменту вы должны быть на месте и приступить к выполнению боевой задачи.

— Есть! — выпалил Лебедев. И тут же выкрикнул команду:

— По машинам!

И его бойцы сразу же начали забираться в кузова «полуторок». Перед войной Лебедев проводил занятия по боевому слаживанию групп диверсантов с разных эсминцев всего один раз. Но порядок распределения ребята запомнили. Переговорив между собой и выяснив, кто с какого корабля, они без вопросов разделились на два отделения и расселись по грузовикам. Первым отделением командовал мичман Полежаев, а вторым — мичман Протасов с эсминца «Калинин». Лебедев расположился рядом с шофером в кабине головной машины, и они поехали в сторону линии фронта. Саша слышал, как краснофлотцы переговариваются в кузове, делясь впечатлениями о первом боевом походе, об отбитых авианалетах и потопленных немецких торпедных катерах, но замечаний им не делал.

Сначала проехали мимо госпиталя. Вереница телег и грузовиков с ранеными у его ворот совсем не радовала. Потом проезжали мимо дымящихся руин нескольких домов, в которые попали вражеские бомбы. Выжившие жители суетились на пепелище, пытаясь отыскать пропавших родных и собственные вещи, погребенные под кучами битых кирпичей и щебня, в которые превратились жилища. Картины войны удручающе подействовали на краснофлотцев. Все разговоры сразу прекратили, притихли и дальше ехали молча.

Когда проезжали береговые батареи, недалеко за ними наблюдали несколько разрывов тяжелых снарядов дальнобойной осадной артиллерии немцев, которую те спешно подтягивали к городу со стороны Восточной Пруссии. Когда проехали лес Рейню, за деревенькой Перконе возле дороги увидели несколько сожженных немецких танков-двоек и бронетранспортеров на полугусеничном ходу «Ганомагов». Возле них валялись незахороненные пока трупы в «фельдграу». То были следы неудачного немецкого штурма. Дальше увидели живых немцев, одетых в ту же униформу цвета «фельдграу», роющих на подходах к городу траншеи под строгим наблюдением бойцов НКВД, вооруженных автоматами.

Еще дальше по обеим сторонам дороги пошли линии обороны. Сначала попадались военные обозники, потом позиции артиллерии. Впереди них располагались замаскированные маскировочными сетками штабные блиндажи передовых батальонов, позиции фронтовых зенитчиков и траншеи второй линии. А дальше впереди, в паре километров, находился передний край соприкосновения с противником. И там постоянно стреляли пулеметы и грохотали полевые орудия. Туда и лежал путь взвода морского осназа, но сначала нужно было доложить о прибытии на КП армейского батальона, совместно с силами которого флотским диверсантам предстояло действовать, согласно приказу. Времени до начала артподготовки оставалось в обрез, и Лебедев, едва остановились, пулей выскочил из машины и, приказав не глушить моторы и оставаться бойцам на местах, побежал докладываться комбату.

Майор Вячеслав Евгеньевич Шепелев показался хмурым и неприветливым пожилым и совершенно седым мужчиной с широким квадратным лицом, изборожденным морщинами. Хотя лет ему, наверное, было не больше сорока. Некоторые передние зубы во рту у него отсутствовали, и он шепелявил, как бы оправдывая свою фамилию. Лебедев не знал, что перед ним многоопытный командир, участник «Зимней войны», где он и поседел, потеряв половину своего стрелкового батальона от огня финских снайперов. Теперь Шепелеву комдив Дедаев приказал взять Ницу. Не ту, разумеется, что на Лазурном берегу Франции, а эту, ближайшую латышскую деревню с таким же названием, расположенную на берегу реки Барты. Сейчас в этом селе немцы заняли несколько домов и центральную усадьбу, как заняли они и колокольню церкви, посадив туда пулеметный расчет.

Но, по-настоящему над деревней и прилегающей местностью доминировала высота рядом с Бернаты, горка с местным названием Пусену, представляющая собой большую прибрежную песчаную дюну, высотой 37 метров, самую высокую дюну Латвии, поросшую лесом, где немцы создали целый форпост, оснащенный станковыми пулеметами и полевой артиллерией и откуда простреливали весь передний край советской обороны. Вот оттуда врагов и предстояло выбивать в первую очередь, раз уж решили пойти в наступление. И помочь в этом должен был огонь с кораблей. Но они стояли на рейде Либавы больше чем в двух десятках километров по прямой от Ницы, а на таком существенном расстоянии огонь линкоров не отличался точностью. Тратить снаряды зря тоже совсем не хотелось. После двух суток обороны базы, когда артиллерийские корабли отгоняли немецкие танки, стреляя по площадям, снарядов главного калибра в запасе осталось не так уж много. Потому командование и озаботилось срочно послать в полосу наступления отряд корректировщиков.

В штабном блиндаже батальона было душно и накурено. Что-то бубнил в трубку телефонист. В дальнем углу дремал какой-то доходяга. Стоя над картой, лежащей на столе, Шепелев и его начштаба капитан Головин растолковывали Лебедеву, какие огневые точки немцев необходимо подавить первым делом для успеха предстоящей атаки. Начать следовало с высоты 37 метров возле деревеньки Бернаты, а затем уничтожить колокольню в Нице и подавить артиллерию противника, находящуюся в оперативной глубине за этими двумя населенными пунктами. После чего нужно было перенести огонь по скоплениям противника возле дорог. Задача предстояла не из легких, тем более, что все подходящие для корректировки огня точки, возвышающиеся над местностью, находились в руках у противника. Но, приказ предстояло выполнять, и Лебедев, сказав майору «Есть!», заторопился к выходу.

Комбат остановил его:

— Ты куда, старлей? Тебя на местности сориентирует наш главный батальонный разведчик, сержант Перминов. Он местный. С самого присоединения Латвии тут живет. Всех собак знает.

Лебедев обернулся, тощий парень, которого Саша принял поначалу за какого-то раненого или больного, поднялся из угла и, протянув руку, представился:

— Комвзвода разведки Василий Перминов. Пойдемте. Провожу вас на передовую. Покажу дислокацию.

Когда они подъехали к передовой и остановились возле маленького лесочка, Лебедев приказал покинуть машины и отправил «полуторки» обратно. Дальше ехать грузовикам не стоило. Они легко могли попасть под огонь противника, который постоянно постреливал в этом направлении. Саша взглянул на часы. До начала артподготовки оставалась всего четверть часа, а корректировщики даже еще не вышли на прямую видимость целей. Он сообщил об этом Василию, чтобы поторопить его.

Тот что-то прикинул в уме и проговорил: