— Кто там?

В ответ послышался незнакомый мне мужской голос с явно кавказским акцентом:

— Э-э, слюшай! Открой, да!

— Папы нет. Что вам надо?

— Зачем папа? Я тока спросить…

Не открывая дверь, предлагаю собеседнику поговорить так… Но как-то машинально не раздумывая натягиваю кроссовки и завязываю шнурки.

— Спрашивайте!

— Ты. Эта… Двери открой! Что я буду… вся коридор кричать…

— Папы нет. Уходите! Я не открою…

— Э-э, ни бойся. Я тока спросить… — и снова стук в дверь…

Блин. Задолбал уже… Вот настырный какой…

А чего я собственно боюсь? Этого чужого мужика? И что он мне сделает? Всё-таки это Советский союз, а не негритянский квартал в Нью-Йорке, и не фавелы Рио-де-Жанейро…

Открываю дверь… Но не запускаю незваного гостя в номер, а сам выхожу к нему в коридор:

— Ну и чего надо?

Передо мной стоит тот самый черноволосый кавказец с усами, из ресторана. Ростом не намного выше меня, но такой бодрый толстячок.

— Зачем так со старшим говоришь?

Стараясь произносить слова раздельно, практически по слогам, чтобы понял любой малообразованный дебил, спокойным голосом, снова спрашиваю:

— Что… вам… надо?

— Ты. Эта… Куртка у тебя… Сыну моему нравится… Продай, да!

Блин горелый… И весь этот кипеш только из-за этого? Да они чё тут, совсем охренели на этом юге? Они считают, что всё в мире продаётся и всё покупается… А ещё они думают, что им никто не может отказать… Вот такие вот всемогущие, самые богатые и самые усатые… Это они сейчас такие… Да и в будущем вряд ли что изменится. Ну разве что, вместо усов будут в моде бороды… Может это южное солнышко на них так действует. Может, мозги у них от солнца плавятся?

Ну да… Конечно… Щас… Прям вот так возьму и продам по дешёвке свою вещь, какому-то «хозяину жизни»…

Да пошёл он…

Причём это хочется сказать ему прямо в наглую усатую рожу: «А не пошёл бы ты дядя на х… мелкими шагами!».

Но так говорить сразу нельзя. Потому что тогда будет скандал… Громкая ругань и прочее, прочее, прочее…

А тогда к нашему спокойному началу большой поездки на море, подкрадётся и придёт большой полярный лис… Песец, который…

Где этот Натан бродит? Вот когда он позарез так нужен, его как всегда нет. Придётся видимо самому базары базарить и разговоры разговаривать.

Отвечаю этому усатому нахалу, спокойным уверенным тоном, но абсолютно безапелляционно:

— Куртка — моя… Она не продаётся!

Пытаюсь ретироваться в номер и закрыть за собой дверь, но тут происходит то, чего я не ожидал. Восклицая своё излюбленное:

— Э-э! Куда?

Меня грубо пытаются схватить за плечо, но рука его соскакивает и цепляет лишь лямку моего красного полукомбинезона. Пуговица, за которую зацеплена лямочка, отрывается «с мясом». Нет, не с моим мясом, а с нитками, на которые была пришита.

Я уже распахнул двери в номер и дёргаюсь внутрь, но его рука, тянущая за лямку, тормозит моё движение.

Не знаю, как так получилось, но мои ноги зацепились за коврик перед входом, и я, поскользнувшись на тряпочном коврике, лечу на пол, а незваный покупатель моей куртки, держась за лямку моего комбинезона, летит вслед за мной.

Да чего там вслед? Грохается на меня сверху, бугай здоровый. Аж, дыхание на секунду спёрло…

В процессе падения… Даже можно сказать, что не падения, а полёта в сторону пола, меня каким-то образом развернуло. Но крепко вцепившаяся в левую лямку моего комбеза, рука кавказца умудрилась стащить с правого плеча и вторую лямку. Я не понял, как это, всё произошло.

Ну как можно было вот так вот в падении развернуться на сто восемьдесят градусов?

Так обычно только кошки падая, разворачиваются в воздухе. Но я же не кошка пока ещё…

Эх, мне бы сейчас один из моих стилетов… Я бы показал этому здоровяку, что в здоровом теле может быть не только здоровый дух, но и здоровый нож.

Но при моём цыплячьем весе борьба в партере с клиентом втрое меня тяжелее — это явно не моё любимое хобби.

Зато я очень быстро соображаю. И вспомнив, что я маленькая девочка, включаю сирену своего голоса на всю мощь девичьего горла:

— Па-ма-ги-те! А-а-а-а-а!

Децибел примерно на двести получился мой дикий крик, переходя в такой же дикий визг.

***

Да… Это вам не девяностые, когда на такой крик все очевидцы постараются поплотнее задёрнуть шторы на окнах… И даже не две тысячи двадцатые, когда все бросятся не спасать и помогать, а достанут свои смартфоны, чтобы снять забавное видео…

Это семидесятые годы двадцатого века! Союз Советских Социалистических Республик! Все люди — братья… и сёстры! И все помогают друг другу… Ну, или почти все…

Послышались голоса в коридоре. Распахивались и хлопали двери. Чей-то женский голос громко спросил: «А что случилось?».

Ну, а я что? А я продолжаю свою сирену:

— По-мо-ги-те!

Это усатое чучело уже пыталось встать с меня, но я делая вид, что отталкиваю его, «случайно» крепко держал его за отвороты пиджака… И орал… О, как я орал…

— А-а-а-а-а-а!

Но потом вдруг, кто-то схватил «негодяя» то ли за шиворот, то ли за волосы, и наконец-то оторвал от меня его потное тело. Я ещё лежал на полу, в порванном полукомбинезоне с почти стянутыми с меня шортами и задравшейся на животе футболке, как услышал в коридоре характерные звуки.

Кажется, кого-то бьют.

И я, кажется, даже знаю кого…

Ко мне наклонилась темноволосая женщина. Несмотря на довольно большой нос и тёмные «усики» под ним, лицо её было милым, и очень добрым. С каким-то мягким, кажется армянским акцентом, она спросила меня:

— Что он с тобой сделал? С тобой всё в порядке?

Её руки ласково пробежались по моему телу, она поправила на мне футболку, пыталась приладить на место лямки, комбинезона, но поняв, что одну из лямок «с мясом» оторвали, повернулась к «злодею». Боюсь, что её лицо в тот момент уже не было таким же милым и добрым, как секунду назад.

Усатого кавказца уже держали за руки несколько мужиков разного возраста. На его лице уже стали проявляться следы тумаков от тех, кто поспешил мне на помощь. Но это не остановило эту добрую женщину. С гневным криком: «Негодяй!», она залепила ему такую звонкую пощёчину, что казалось голова его должна лопнуть, как спелый арбуз.

Как всегда на самом интересном месте… Вдруг откуда ни возьмись, появился… Натан, конечно. Ему уже давно пора было появиться. Что-то он слишком долго гулял по ночному Краснодару.

Не раздумывая, продолжаю доигрывать роль маленькой девочки. Бросаюсь к нему с криком: «Папа!», обхватываю его двумя руками, утыкаясь лицом ему в грудь. От всей этой комедии, меня пробивает на смех. Пряча лицо у него на груди, практически до слёз пытаюсь подавить в себе совсем не нужное сейчас «ржание». Видимо со стороны всем показалось, что я горько рыдаю. Да и слёзы выступившие на моих глазах… Всё к месту.

Натан порывался высвободиться от моих объятий, и вершить свой отцовский «справедливый суд» над обидчиком, но я его не отпускал.

Когда появились два милиционера… А быстро тут у них… Короче, их глазам предстала следующая картина: Заплаканная девочка, вся в слезах и соплях, в объятиях рассерженного отца. Злодей-насильник в руках бдительных граждан. И фурия, в виде доброй армянской тётушки, хлещущая злодея по щекам.

Женщину блюстители порядка подвинули в сторону, а вопрос был задан вслух, видимо для всех:

— Что тут происходит?

Армянская тётушка первая стала говорить. Говорила она быстро, вставляя в русскую речь незнакомые мне армянские слова:

— Я всё видела. Этот (незнакомое слово), — указала на усатого и побитого. — напал на эту девочку. Порвал на ней одежду, (незнакомое слово). Повалил на пол. Майку на ней задрал, (незнакомое слово). За грудь хватал…

Я посмотрел на свою грудь. Да… Было бы за что хватать…

В свою очередь, избитый, но всё ещё горячий усач, стал оправдываясь, кричать на армянку:

— Ти что, жэнщина? Что ти говоришь? Не так всё било…