Да и конструктивно пальчиковые лампы соединялись с электронной схемой не контактными колпачками, которые расшатывались от времени и покрывались окислами, а проволочными выводами, что позволяло впаивать их намертво, сокращая до минимума негативное воздействие внешней среды. К тому же, команда специалистов радиолаборатории «Арсенала» разрабатывала и более миниатюрные лампы в металлических корпусах. И даже совсем маленькие, размером с транзисторы. Как помнил Саша, подобные изделия потом назовут нувисторами. Они еще лучше подойдут для жестких условий военной эксплуатации и будут применяться даже в ракетной технике.

Когда Саша под видом разведывательной информации о немецких разработках излагал своему родственнику Леше Добрынину сведения о технике будущего, то делал упор именно на военном применении. Он хорошо знал, что большинство советских высокопоставленных военачальников особого интереса к миниатюризации электронных компонентов почти не проявляли до начала полетов в космос. Ведь начальство полагало, что всегда найдется какой-нибудь здоровенный солдат, который потащит тяжелую радиостанцию, второй потащит тяжеленный аккумулятор, а третий возьмет на себя громоздкую антенну, чтобы тащить ее на горбу в разобранном виде, а собирать только на том месте, откуда прикажут установить связь. А, если одного из этих троих бойцов убьют или ранят по дороге? Вот и получилось, что со связью в РККА все оказалось к войне очень плохо. А ведь миниатюризация этой сферы позволяла не только разгрузить солдат-радистов, но и значительно уменьшить материалоемкость, а также экономить электроэнергию.

Да и применение компактных радиостанций позволило бы насытить ими войска, тем самым значительно упростив управление воинскими соединениями. И вот теперь коллектив радиоинженеров на «Арсенале» разрабатывал еще и перспективные сверхминиатюрные радиолампы в металлических корпусах, выдерживающие перегрузки и предназначенные не только для усиления сигналов или генерации, но и для радиовзрывателей. Талантливые специалисты, следуя описаниям, предоставленным Александром под видом разведывательных сведений, пытались создать нечто вроде простейшего радиолокатора, реагирующего на отражение сигнала от различных поверхностей, например, от вражеских самолетов. И, если удастся такое устройство засунуть в снаряд, то это сильно поможет уменьшить расход боеприпасов, необходимых для поражения воздушных целей зенитками. И не только. Возможности для применения боеприпасов с дистанционным подрывом открывались достаточно широкие.

Талантливый коллектив инженеров-энтузиастов, собранный на «Арсенале» директором завода Алексеем Добрыниным и пользующийся «подсказками» Александра Лебедева, обеспечивал быстрый прогресс советской электроники. Но, ни о каком бытовом применении всей этой новой элементной базы пока даже не думали, хотя оно как бы напрашивалось. Вот только об этом потом станут рассуждать советские радиоинженеры. Уже после войны. А пока все делалось только для фронта и для победы.

После посещения радиолаборатории и электронного цеха завода «Арсенал», Берг был в восторге от новых возможностей, открывавшихся для его любимой радиотехнической отрасти. Ведь он убедился, что ее поддержка теперь шла с самого верха. Директора оборонных заводов уже знали, что сам товарищ Сталин в последнее время проникся идеями скорейшего и повсеместного внедрения радиосвязи, радиолокации и автоматизации во все рода войск. Новые радиозаводы создавались по всей стране. Но, больше всего Берга радовало, что теперь он тоже получил доступ к новейшим компонентам для радиотехники, а значит, полет его конструкторской мысли набирал новую высоту. А тут еще Александр подбросил Акселю Ивановичу идею ламповой электронно-вычислительной машины с вводом и выводом данных на магнитной ленте. Ведь свой первый ENIАС, электронный цифровой интегратор и вычислитель на радиолампах, американцы сделали уже в 1945-м, а Советский Союз запустил в работу свой первый компьютер МЭСМ, малую электронно-счетную машину, только в 1951-м году. Теперь же появлялись шансы не допустить отставания и в этой важной области.

Постоянно общаясь с Бергом во время работы над усовершенствованием системы радиоуправления катерами, Саша услышал от ученого много разных подробностей про его жизнь. Когда они работали вместе внутри катеров, выполняя монтаж усовершенствованной аппаратуры, Аксель Иванович любил что-нибудь рассказывать. Так Лебедев и узнал постепенно о Берге, что он не немец или еврей, как почему-то первоначально думал о нем Александр, а потомок шведов, никакой не Иванович, а Иоганнович. И родился он не в столице, а в городе Оренбурге. А его отец Иоганн Александрович Берг, дослужившийся до генеральского звания, происходил из семьи шведов, состоящих на царской службе еще со времен Петра Великого.

Мать ученого Елизавета Камилловна была наполовину шведкой, а наполовину — итальянкой с девичьей фамилией Бертольди. Она работала учительницей в женской гимназии. После смерти отца они переехали в Выборг к родной тетке Берга, но прожили там недолго, перебравшись вскоре в Санкт-Петербург. А через некоторое время мама получила должность в Царском Селе. После смерти отца, жилось их семье не очень легко, потому что у Акселя имелись еще и брат с сестрой.

Сам же Аксель Иванович, оказывается, всегда считал себя не шведом, а русским. И потому он попросил, чтобы в паспорте его записали Ивановичем вместо Иоганновича. Отца своего он помнил плохо. Он умер, когда сыну едва исполнилось шесть лет. Мама его воспитывала одна, привив сыну увлечения музыкой, рисованием и чтением. Берг ценил честность и справедливость, в нем рано развились аналитические способности и тяга к полезному труду. В отличие от многих других детей, он не был ленив, получил хорошее образование и освоил несколько иностранных языков еще до того, как поступил учиться на моряка в Морской корпус. А еще он никогда не имел склонности к пьянству, был целеустремленным человеком, всегда старался выполнить задачи, поставленные самому себе. Слушая его рассказы о детстве, Александр все больше проникался уважением к контр-адмиралу.

Когда Макс Бауэр приказал немедленно уходить, Отто, Вальтер и Ульрих перебежали друг за другом по каменистому распадку, а потом вышли к руслу ручья и пошли по воде. Они шли долго, несколько часов подряд без отдыха. Все знали, что необходимо оторваться от погони. Выстрелы, которые звучали в то время, как они уходили, выполняя приказ, говорили им о том, что преследователи настроены очень серьезно. И оставшиеся прикрывать их отход Макс и Олаф могли уже погибнуть. По воде неглубокого ручейка удалось пройти почти до самого островного берега, где ручей изливался узкой полоской сквозь песок пляжа прямо в море. Но, на песок ступать было нежелательно по причине хорошо заметных на нем следов. А еще вдоль пляжа, когда совсем стемнело, время от времени заскользил луч прожектора, бьющий пучком холодного света с ближайшего мыса.

Группа продолжала путь по лесу вдоль побережья, но до точки эвакуации им еще оставался неблизкий путь. Под дождем все трое вымокли, ветер с моря продувал насквозь, но лето не позволяло им по-настоящему сильно замерзнуть. Время у них все еще имелось в запасе. И штабсбоцман Вальтер, как старший по званию, взял командование на себя, приказав сделать привал и подкрепиться уже надоевшим сухим пайком, которого, впрочем, в их рюкзаках оставалось совсем немного. Во время привала говорить не хотелось. Настроение в группе царило мрачное. Они уже потеряли товарищей, и всем троим было очевидно, что их рано или поздно найдут красноармейцы или русские пограничники. А на то, что они сумеют отбиться, надежды почти не имелось. И это был бы полный тупик, если бы они не вышли в темноте к рыбацкой деревеньке.

Заметив впереди при отсвете прожекторного луча деревенские строения, они пробирались осторожно, держа наготове свои пистолеты с глушителями. Они боялись, что собаки поднимут шум. Но, никаких собак, похоже, в деревне не было. А если и имелись собаки у деревенских жителей, то, наверное, старые и сонные, которые крепко спали под шум ночного дождя. И это обстоятельство немного обнадеживало. Немцы рискнули приблизиться к ближайшему длинному сараю, стоящему на краю деревни, близко от крайних деревьев прибрежного леса, откуда группа только что вышла, и совсем недалеко от моря. На деревянных воротах висел навесной замок, но его удалось сбить двумя выстрелами из пистолета с глушителем. Плеск волн, шум дождя и завывания ветра заглушили негромкие хлопки не слишком совершенного устройства для бесшумной стрельбы.