Гросс-адмирал Эрих Редер посчитал результаты боя тяжелого крейсера с русскими канонерскими лодками просто ужасными, а действия командира корабля Хельмута Бринкманна в этом бою настолько неверными, что решил немедленно отстранить его от командования. Да и толку от самого корабля, которому предстоял долгий ремонт, теперь было мало. А многочисленный экипаж крейсера гросс-адмирал приказал уполовинить и задействовать для усиления немецкого гарнизона Аландских островов. К моменту боя на «Принце Евгении», не считая прикомандированных специалистов, находились 77 офицеров, 480 унтер-офицеров и старшин, а также 930 рядовых матросов. И даже половина из них уже давала Редеру целый батальон для усиления береговой обороны архипелага.

В сущности, именно скученность людей в корабельных помещениях привела к такому количеству жертв среди экипажа немецкого крейсера в бою с русскими канонерками от попадания снарядов и авиабомбы. Проведя на рейде Мариенхамна ревизию лично и вникнув в списки экипажа, гросс-адмирал ужаснулся количеству вспомогательных служб на «Принце Евгении». Помимо раздутого штата военных моряков, включающего большой корабельный оркестр, многочисленных писарей, портных, парикмахеров и стюардов, не имеющих никаких значимых обязанностей в бою, кроме помощи санитарам, на корабле находились гражданские лица, например, временно прикомандированные судостроители, наблюдающие за работой новых корабельных систем.

А самое возмутительное, командир корабля не запрещал старшим офицерам таскать с собой в боевой поход жен и даже любовниц. Кроме того, что это являлось прямым нарушением всех регламентов, так еще и приметой считалось плохой. Старые негласные флотские заповеди сообщали, что если женщины находятся на боевом корабле, то беды не избежать! Так, по крайней мере, считал сам гросс-адмирал, всегда придерживавшийся консервативных взглядов и устоявшихся традиций. Вместе с тем, он ничего не имел против службы женщин во вспомогательных береговых подразделениях кригсмарине. Довольно много кригсхельферин имелось в медицинских учреждениях флота. Девушки-добровольцы проходили службу в качестве стенографисток, связисток, переводчиц и шифровальщиц, были среди них даже наблюдательницы службы воздушного наблюдения (Flugmeldehelferinnen der Kriegsmarine). Но, только не на боевых кораблях.

И, конечно, Эрих Редер распорядился немедленно высадить всех баб и бабенок с «Принца Евгения» на пристань Мариенхамна. Гросс-адмирал не собирался давать этому позорному факту огласку, но приказал проверить все корабли кригсмарине на предмет подобных нарушений. Ведь еще повезло, что никто из этих фрау не погиб и даже не получил ранений в сражении у Пори, иначе очень серьезного скандала было бы не избежать. Ронять репутацию флота Редер ни в коем случае не хотел. Она и без того постоянно страдала в последнее время из-за досадных происшествий. И главком немецкого флота винил самого себя, что вовремя недоглядел за соблюдением должного порядка на тяжелом крейсере, полностью доверившись Бринкманну.

Когда лесник Прохор Михайлов двинулся по следам, которые вначале принял за коровьи, то обнаружил что тех, кто эти следы оставил, гораздо больше, чем он сразу подумал. Не два и не три человека выдавали себя за коров, а больше. Четверо, или даже пятеро. Немаленькая группа. И вел их кто-то опытный, потому как старались ступать осторожно и использовать любые каменистые распадки ради того, чтобы запутать преследователей. Вот только опытного лесного следопыта, каким был Прохор, не так-то просто со следа сбить. Комья земли, налипшие на фальшивые копыта, оставались на камнях едва заметными вехами. Попадались и поломанные веточки. Шли явно неместные, потому что не знали они ни распадков, ни ручьев, ни звериных тропок, а брели наугад, видимо, следуя маршруту, проложенному по карте. Но, как говориться, было гладко на бумаге, да забыли про овраги.

Прохору сразу стало ясно, что тот, кто вел группу, слепо придерживался нарисованного маршрута, совершенно не зная местности, уже по тому крюку, который они делали, чтобы обойти болото, обозначенное на всех картах. Но, на самом деле, уже почти год, как высохшее. Потому что при строительстве фортификационных сооружений прорыли канавы, куда вся вода из этого болота ушла. Следы группы были достаточно свежими. И Михайлов отставал всего на несколько часов. Прохор не мог понять, куда они движутся, но, когда следы обогнули высохшее болото, они показывали направление прямо к его запасной охотничьей избушке. И лесник двинулся туда напрямую по звериной тропе, уже не особенно даже отвлекаясь на следы, а просто замечая время от времени их наличие.

На этот раз они продолжили движение и днем. Лесной массив, через который продвигались немецкие флотские диверсанты-разведчики, представлял собой достаточно глухое место. Пройдя этот лес насквозь, можно было выйти коротким путем к еще одной новой советской береговой батарее, которую им предстояло как следует разведать. Они достаточно далеко отошли от охотничьего домика, и Макс Бауэр уже собирался распорядиться о том, чтобы сделать привал и перекусить, когда позади раздался собачий лай. В сотне метров, не больше. Обербоцман подал команду парой жестов, и диверсанты попрятались за деревьями. Машинально рука Бауэра сжала морской кортик. Но, не это оружие предстояло сейчас использовать.

Тактика скрытного уничтожения противника, которой их обучали перед высадкой на остров, предполагала на очень коротких дистанциях пользоваться кинжалами, а на чуть более длинных — применять огнестрельное оружие с глушителем. Каждому из группы выдали по пистолету «Вальтер Р-38», глушители к которому выпускались с 1939-го года. Если бы бойцы шли по лесу, держа наготове эти бесшумные пистолеты, возможно, Фриц был бы жив. Но, пистолеты покоились в кобурах, когда неожиданно на Фрица бросилась огромная рысь. Да и держи он в руке в этот момент пистолет с глушителем, то вряд ли успел бы среагировать, чтобы вовремя подстрелить зверя. Ведь хищник набросился на парня сзади. Вот только обербоцман Макс Бауэр по-прежнему ругал себя, что был настолько самонадеян, приказав всем подчиненным поначалу использовать лишь клинки. Он рассчитывал на внезапность. Но, сейчас их положение изменилось. По их следам целенаправленно кто-то шел. Скорее всего, охотник с собакой. Или все-таки охотники?

Намереваясь дать бой преследователям, командир диверсантов-разведчиков кригсмарине вынул пистолет из кобуры, прикрутил глушитель и приготовил оружие к бою. За густым подлеском ничего не просматривалось, и Макс внимательно вслушивался в шум леса под легким летним ветерком, надеясь быстро убить того, кто появится на тропе. Вот только собака залаяла и перестала. Потом прошуршали кусты, и лай раздался уже с другой стороны, хотя, вроде бы, лаял тот же самый пес. Похоже, охотник играл с ними, давая команды дрессированной собаке, чтобы создать себе шумовую завесу, за которой можно попробовать подкрасться незаметно. И Бауэр пока не мог увидеть этого охотника.

Вдруг в прогалине между кустами мелькнул силуэт. Кто-то одетый в красноармейскую форму, но без знаков различия и без головного убора преследовал их с ружьем в руках. Не слишком высокий, но коренастый, достаточно широкоплечий и сильный на вид мужчина лет сорока с волосами, тронутыми сединой, но еще не седыми. Макс не сдержался и выстрелил в него. Но расстояние до преследователя, все же, было еще слишком большим для уверенного попадания в цель из пистолета. И обербоцман промазал. К тому же, пистолет с глушителем все-таки произвел при выстреле какой-то негромкий хлопок, который выдал местоположение группы.

Осторожный охотник, пригнувшись, снова растворился в подлеске, а его собака, переместившись, залаяла уже в другом месте. Похоже, пес был обучен загонять дичь и перебегал с места на место зигзагами. Судя по всему, за ними крадется кто-то обученный и опытный, достаточно хороший охотник, настоящий лесной воин. И все равно, на открытом пространстве у одного не могло быть ни единого шанса против шестерых прекрасно вооруженных и обученных бойцов. Но, в густых кустах подлеска шансы уравнивались. Все участники поединка неплохо умели прятаться. И тут многое зависело от наблюдательности каждого из них. Расстояние между преследователем и преследуемыми сократилось до двух-трех десятков метров. Теперь кому жить, а кому умереть решал случай.