Когда артиллеристский наблюдатель с гидросамолета приступил к корректировке огня, начались попадания. На одной из канонерок разворотило корму, а на другой снаряды с крейсера попали в нос. Еще несколько снарядов прошили их корпуса, но, вопреки всем прогнозам, канонерки не тонули, упорно продолжая отстреливаться. Вскоре, когда гидросамолет подлетел поближе к суденышкам, то стало понятно, что они, получив критические пробоины, легли на грунт на ровном киле. Незначительная глубина в этом месте просто не позволяла поврежденным корабликам утонуть. А, поскольку их простые орудия не требовали никакого электропитания, экипаж вполне справлялся со стрельбой даже после затопления машинного отделения.

Все эти обстоятельства выводили командира крейсера из себя. Он не ожидал такого упорства от русских. И тут Бринкманн совершил вторую ошибку. Попытавшись сманеврировать, чтобы развернуть свой крейсер бортом ради стрельбы не из двух башен главного калибра, а из четырех, он сходу посадил корабль носом на банку, не приняв во внимание опасные прибрежные мели. Массивный корабль так сильно уткнулся в камни, что стащить его обратно своим ходом не получалось. С этого момента неподвижный крейсер сделался прекрасной мишенью, по которой продолжали стрелять настырные русские комендоры с канонерок, несмотря на то, что оба суденышка уже горели.

А третья ошибка командира крейсера Бринкманна оказалась совсем банальной. Перед походом он приказал начать покраску надстроек, пострадавших из-за налета английских самолетов. Во время стоянки в Мариенхамне эти работы продолжили. И бочки с краской боцманы до сих пор не убрали с палубы, поставив их вплотную к авиационному ангару, а один из русских снарядов поджог их. После очередного попадания краска вспыхнула и разлилась, отчего заднюю надстройку крейсера вскоре охватило пламя. К счастью для Брикманна, третий тяжелый крейсер в серии «Хипперов» немного отличался от других своих собратьев. Некоторые отсеки при строительстве «Принца Евгения» постарались расширить, чтобы избежать тесноты и скученности механизмов. Коснулось это нововведение не только внутренних помещений, где размещалось оборудование машинного отделения, но и надстроек. Ангар для гидросамолетов удлинили. И потому, когда рядом с ним начался пожар, это помешало быстрому распространению огня. Команда успела начать тушение до того, как пламя подобралось к авиационному топливу.

После девятого залпа крейсера на русских канонерках не осталось живого места, но пара орудий оттуда все еще продолжали вести огонь по немецкому кораблю, несмотря на то, что «Принц Евгений» стрелял из всего, из чего мог. Вот только на мель он сел так неудачно, что стрелять всем бортом просто не был способен, не успев довернуть свой длинный корпус. И потому немецким комендорам приходилось вести огонь только с носа. Вскоре обе канонерки все-таки накрыли точными залпами. Не было у них своего крейсера «Варяга», который мог бы прикрыть огнем. И для канонерских лодок все было кончено.

В результате вражеских попаданий и взрывов на обеих канонерских лодках погибли почти все краснофлотцы. Но, месть капитана-лейтенанта Малевского все же настигла немецкий крейсер, плотно сидящий носом на мели. Уже через полчаса его атаковали русские бомбардировщики. Несмотря на все попытки «Принца Евгения» глушить работу радиостанций русских канонерок, командование получило шифровку, переданную по распоряжению капитана-лейтенанта. И с аэродрома Ханко вылетела эскадра бомбардировщиков с грузом тяжелых бомб.

Хотя советские летчики сбрасывали свои «гостинцы» с большой высоты, стараясь не попасть под залпы корабельных зениток, удача авиаторам на этот раз сопутствовала. Почти все бомбы попадали мимо крейсера, но одна из них поразила цель. Она попала в палубу с левого борта рядом с башней «Бруно», взорвавшись не сразу, а прежде пробив бронепалубу. Бомба разорвалась уже внизу, внутри корабля, в носовом генераторном отсеке, убив тридцать пять моряков и ранив еще больше, разворотив агрегаты и повредив обшивку днища, что привело к затоплению нескольких соседних носовых отсеков. Отчего тяжелый крейсер только плотнее сел на камни банки. Экипажу «Принца Евгения» еще повезло, что орудийный погреб второй башни главного калибра не сдетонировал.

Майор Широкин как раз инспектировал недостроенные объекты на берегу с северо-западной стороны острова Эзель, когда ему доложили, что с одного из постов охранения ночью пропал красноармеец, рядовой Роман Сидоров. И не просто пропал, а был убит и закопан. Командир охранной роты сначала решил, что боец дезертировал. Но, когда днем тщательно прочесали лес, то нашли свежую неглубокую могилку, а в ней лежало тело парня, заколотого кинжалом, судя по характерной ране. Причем, убийца оборвал жизнь красноармейца с одного удара, попав клинком прямо в сердце. Человек, убивший парня, явно обладал силой и ловкостью. А также смелостью. Не каждый рискнет напасть с холодным оружием на красноармейца, вооруженного винтовкой.

Судя по тому, что оружие осталось на месте, да и ничего вообще у покойного Сидорова не взяли, можно было предположить, что убийство совершено не из-за корыстных интересов. На место происшествия вызвали следователей НКВД. Попробовали пустить по следу служебных собак, но они след не взяли. Да и следов обуви не нашли. Похоже, убийца тщательно замел их за собой. А рядом проходил каменистый распадок, на котором и вовсе следы искать было бесполезно. Молодой следователь НКВД лейтенант Олег Беляев долго ковырялся и бродил вокруг места преступления, потратив пару часов, но ничего не нашел. Потом он спросил мнение Широкина:

— Может у вас, товарищ майор, есть какие-нибудь соображения?

Тимофей Григорьевич мрачно проговорил:

— У меня нехорошее предчувствие, лейтенант. Конечно, объективных доказательств пока нет, но вполне возможно, что здесь действовали диверсанты. Немцы давно уже пытаются уточнить расположение наших новых объектов береговой обороны. Причем, убийство, как вы правильно предположили, товарищ Беляев, совершено бесстрашным человеком и довольно профессионально. А это свидетельствует о наличии определенной подготовки у убийцы. Вполне возможно, что немцы к нам забросили диверсионную команду. Тем более, что с одного из наших сторожевых кораблей под утро заметили подводную лодку, которая погружалась. Потому обязательно прочешите те береговые участки, где нами еще не установлены минные заграждения.

— А почему вы уверены, что именно диверсанты, а не обычные разведчики? — спросил Беляев.

— Непонятно мне, как убийца или группа убийц следы столь тщательно ликвидировали за собой, что и собаки их не находят. Ведь это же уметь надо. Потому я и считаю, что мы имеем тут дело именно с диверсантами, обладающими соответствующей подготовкой. И надо их побыстрее найти. Потому что, например, объектом диверсии может быть выбран аэродром нашей стратегической авиации, который как кость в горле у гитлеровцев. Может, они взорвать склад бомб или склад горючего собираются? Я не знаю, но чувствую, что враги проникли на территорию острова, — проговорил майор Широкин.

— Да, убийство этого рядового не простое. Вряд ли кто-нибудь из сослуживцев зарезал парня. Характеризует его командир хорошо. Комсомольским активистом был. Стенгазету рисовал и политинформацию даже проводил, помогал замполиту в работе с личным составом. Так что бытовые мотивы почти исключаю. Но выясним, конечно, может он накануне все-таки с кем-нибудь поссорился? Сейчас мои сотрудники в казарме всех его сослуживцев опрашивают. Вот только откуда такой клинок убийца взял, не понимаю. Кинжал, вроде кортика. Но, чтобы точнее сказать, так это уже заключения эксперта дожидаться надо, а труп только что в морг отвезли. Не раньше вечера эксперт заключение даст, а время дорого, — сказал лейтенант НКВД.

Тем временем, группа немецких разведчиков-диверсантов переждала день, отдыхая среди кустов и наблюдая за аэродромом, фиксируя взлеты, посадки и передвижение техники по летному полю, а также отмечая на карте все интересные объекты. Но, когда наступил вечер, они сразу двинулись дальше. Еще больше, чем аэродром, разведку кригсмарине интересовали орудия и ДОТы Моонзунда, а также коммуникации, расположение казарм и складов. Многое из разведанного ранее агентами Абвера им предстояло подтвердить или опровергнуть. Обербоцман пока проявлял себя опытным командиром, выбирая пути подальше от посторонних глаз. Да и все участники разведывательного похода двигались за ним следом уверенно и ловко. Они шли след в след друг за другом и по-прежнему не разговаривали, стараясь не привлекать к себе внимание. А чтобы сделать незаметными лица, обмазывали их специальной пастой, которая скрывала физиономии, делая их темно-серыми и совсем незаметными в ночи.