Помощник генерала Елисеева по технической части, майор Тимофей Григорьевич Широкин, мирно спал в своем домике в кровати с любимой женщиной, когда объявили тревогу. Он быстро оделся и пулей вылетел из старинной усадьбы, в которой квартировал неподалеку от штаба, расположенного в бывшем епископском замке. Но, штабные во главе с самим генералом Елисеевым, оказывается, уже перебрались в другое место, укрывшись в железобетонном командном бункере повышенной защищенности. Едва Широкин оказался в штабе, как ему оперативный дежурный сообщил, что тревога боевая, новейший радиолокатор, антенну которого по ночам поднимали повыше на специальном аэростате, обнаружил немецкую эскадру. Но, расстояние до нее еще не позволяло открывать огонь.

Потому на артиллеристские батареи береговой обороны из штаба пока лишь передали приказ приготовиться к стрельбе по азимутам и дистанциям, указанным операторами радиолокационной станции. Расстояние, до вражеских кораблей, которое первоначально определили в полсотни километров, сокращалось с каждой минутой. Три крупных корабля подходили к архипелагу с северо-запада. Еще в темноте подняли гидросамолет. Но, рассвет уже начинался, едва самолет вылетел. Пилот при тусклом еще свете, едва появившемся с востока, разглядел на воде три крупных силуэта и успел передать по радио, что, похоже, то были линкор «Тирпиц», линейный крейсер «Шарнхорст» и еще один большой корабль, но поменьше двух первых, который летчик не смог точно опознать, но очертаниями он, вроде бы, походил на один из тяжелых крейсеров кригсмарине. Как только в лучах рассвета гидросамолет заметили немцы, так и сбили его. Неуклюжая летающая лодка не обладала достаточной маневренностью. А зенитное вооружение у крупных кораблей имелось отменное. И авиатор погиб, не сумев передать больше ни слова.

Широкин помнил еще те битвы за Моонзунд, которые состоялись на архипелаге в годы сражений Империалистической войны. Тогда немецкие корабельные армады тоже штурмовали береговые бастионы. Потому он не пошел в укрытие, а поднялся на башню старого замка, с которой пытался разглядеть корабли в бинокль. Но попытка что-либо рассмотреть получилась тщетной по причине большого расстояния. Лишь вспышки выстрелов возле самого горизонта уловили окуляры оптики. И следом за этими вспышками до наблюдателя долетели и звуки выстрелов главных калибров. А через какие-то мгновения в районе аэропорта ввысь взметнулись мощные разрывы, рассыпаясь на десятки метров землей, вырванной из раненой поверхности взлетной полосы. Впрочем, первый залп, кроме грунтовой взлетки аэродрома, действительно ничего не задел. Склады, ангары и самолеты пока оставались целыми. Второй залп снес целую рощу зеленых насаждений, высаженную рядом с аэродромом ради маскировки. А вот третий залп лег гораздо ближе к самолетам. И в этот момент загрохотало не только вдали, но и вокруг. Подобно грому, ударили береговые батареи архипелага. Получив ответные залпы из многих стволов дальнобойной артиллерии, вражеские корабли сделали еще несколько выстрелов и начали уходить мористее. В районе аэродрома что-то горело, но самолеты, стоящие в капонирах, немецкие комендоры поразить прямыми попаданиями не смогли. Правда, осколки все же задели и вывели из строя два бомбардировщика.

Наблюдая за этим первым скоротечным боем морских и береговых артиллеристов, майор Широкин подумал, что вовремя укрепили оборону архипелага. Ведь основные работы, начатые после присоединения Эстонии к Советскому Союзу и интенсифицированные за полмесяца до новой войны с немцами решением штаба КБФ, утвержденным на самом верху, только что закончили. Широкин помнил, что очень много сделал для усиления обороны Моонзунда Евгений Лебедев, член военного совета Балтфлота. Он, как и сам Широкин, участвовал на Моонзунде в прошлой оборонительной эпопее, а потому знал все слабые места, согласовывая планы их усиления.

А насыщать острова тяжелыми многотонными орудиями было совсем нелегко. Транспортировали такие стволы, установленные на железнодорожных транспортерах, с трудом. Для их размещения заливали бетоном специальные площадки, привлекая к работе многие тысячи заключенных. И до сих пор на архипелаге находились учреждения Главного Управления Лагерей и их охрана из НКВД, правда, по окончании основных работ, многих заключенных с островов эвакуировали. Но, благодаря их помощи, в короткий срок провернули огромные объемы работ. И комиссар флота даже лично прилетал пару раз с инспекцией. Вот только в последний раз прислал вместо себя своего сына Александра. Впрочем, Широкину этот парень понравился. Хоть и предупреждали, что имеет склонность к алкоголю, но явно не дурак, наоборот, майору молодой капитан-лейтенант показался толковым, вдумчивым и серьезным не по годам.

Стоя на наблюдательном пункте и вглядываясь в простор архипелага, острова которого терялись в дали, Широкин предчувствовал, что артиллеристский обстрел с немецких кораблей, внезапно начавшийся на рассвете и быстро прекратившийся, лишь проба сил для вражеской эскадры, лишь обозначение собственного присутствия и господства на море. А настоящее столкновение с немецким флотом ждет Моонзунд впереди. Но, ждать осталось не слишком долго. И майор готовился, если надо, погибнуть в бою за острова, на которых когда-то начиналась его служба Отечеству. И не беда, что с тех пор Империя сменила вывеску на СССР, для беспартийного Широкина ничего особенного это не поменяло. Россия для него оставалась Россией, страной, где он родился, которой присягнул и честно служил многие годы. И теперь он, будучи человеком военным, мысленно готовил себя к новой битве.

На этот раз, согласно новому проекту обороны Балтийского Особого Берегового Района (БОБР), укрепили противодесантную оборону не только со стороны Ирбенского пролива и со стороны открытого моря, но и со стороны берега Эстонии. Поставили дополнительные батареи на всякий случай. Но, несмотря на все приготовления и выстроенные новые километры железобетонных укреплений, Широкин знал, что запасенных на островах боеприпасов для длительной обороны все равно недостаточно. И долгое противостояние с немецкими тяжелыми кораблями архипелаг не выдержит по причине снарядного голода. Да и нужного числа личного состава, чтобы удерживать все береговые укрепления против многочисленного вражеского десанта тоже может не хватить. Хотя, вроде бы, оборона и выстроена теперь эшелонированной и с запасом прочности. Вот только не все оборонительные сооружения еще успели закончить.

Еще раз мысленно сравнивая новую систему обороны с той, которая имелась на Моонзундском архипелаге в Империалистическую, Широкин приходил к выводу, что теперь береговые укрепления возводились более продуманно и защищались лучше. Гораздо больше внимания уделили предстоящей борьбе с вражеским десантом. Да и помимо усиления огневой мощи береговых батарей, значительно усилили и островную авиацию. К тому же, все силы, собранные на островах, после долгих споров в верхах, все-таки подчинили единому командованию, генералу Елисееву. И это единоначалие вместе с достаточно надежной связью должно было сильно упростить управление войсками в условиях боя.

Тяжелый крейсер «Принц Евгений» значительно усилил немецкую эскадру после гибели легких крейсеров «Нюрнберга» и «Эмдена» в сражении при Ханко. Конечно, гросс-адмирал Эрих Редер отлично понимал, что один крейсер, хоть и тяжелый, вряд ли лучше двух легких. Да и сопоставлять его огневую мощь с двумя этими боевыми кораблями, досадно выбывшими из состава кригсмарине, было бы неправильно. Тем не менее, морякам вид еще одного хорошо бронированного и крупного корабля, вошедшего в состав эскадры, поднимал боевой дух, надломленный горечью потерь.

Конечно, тяжелый крейсер уступал размерами не только «Тирпицу», но даже «Шарнхорсту». Тем не менее, он выглядел вполне достойно на их фоне, имея длину 207 метров и полное водоизмещение в 19000 тонн. Главный калибр не мог тягаться с линкором, но и восемь восьмидюймовых пушек являлись достаточным оружием, чтобы корабль мог постоять за себя, не спасовав перед неприятелем. Крейсер заказали еще в 1935-м году, заложили на верфи в Киле в 36-м, в 38-м спустили на воду, а приняли в состав кригсмарине в 40-м году, когда Вторая Мировая уже вовсю полыхала. Но, пока кораблю не слишком везло. В начале июля 1940-го, во время испытаний в него попали две британские бомбы, а в апреле 41-го, незадолго до похода в Атлантику вместе с «Бисмарком», он наскочил на донную мину. И это неудачное обстоятельство сдвинуло отправление в рейдерство на целый месяц из-за ремонта.