Впрочем, начальственный катер здесь ни у кого не вызывал вопросов. И это казалось Александру неправильным. Он подумал, а что если диверсанты этот катер захватят? И тогда им тоже никто не помешает проникнуть в гавань судоремонтного завода для того, чтобы устроить диверсию? Он решил потом обязательно напомнить о таком упущении местному начальству, да хоть майору Широкину.
С воды сразу бросился в глаза эсминец «Ленин», вытащенный из воды, уже поставленный в заводской док прямо напротив входа в бухту. Выглядел этот эсминец весьма странно. Еще в Либаве ему приварили кусок носа зеленого цвета. Оторванную взрывом немецкой авиационной торпеды переднюю оконечность корабля попытались быстро заменить куском передней части вместе с форштевнем, срезанной с какого-то старого списанного транспорта. Действовали аврально, потому даже перекрасить ничего не успели. Хотя и выглядело такое техническое решение, конечно, несуразно, но, благодаря смекалке судоремонтников, эсминец смог вовремя эвакуироваться из Либавы, дойдя до Моонзунда своим ходом. Вот только сварные швы, сделанные наспех, кое-где разошлись на переходе из-за чего корабль принял внутрь немало воды. Потому на заводе в Аренсбурге его сразу поставили в док для дальнейшего ремонта. Да и с повреждениями, полученными после попадания вражеской бомбы, рабочим завода тоже предстояло справляться в самое ближайшее время.
Судоремонтники работали в три смены. Но, даже опытные рабочие, эвакуированные с завода «Тосмаре» вместе с оборудованием, не успевали справляться с огромным объемом работ. Ведь заводское оборудование предстояло монтировать заново на новом месте, а, кроме «Ленина», на небольшом предприятии ремонтировались три подводные лодки, а еще прибавился и эсминец «Яков Свердлов», работы на котором уже начались этим утром.
Приближаясь на катере, окончательно протрезвевший Лебедев внимательно рассматривал с воды повреждения родного эсминца. Днем масштабы повреждений ничего не скрывало. Маскировочные сетки над кораблем установлены до сих пор не были. Небольших пробоин в бортах виднелись сотни, в основном, от попадания 20-мм снарядов и от разлета осколков при разрывах. Но и более серьезные повреждения от попаданий снарядов большего калибра тоже имели место. Значительный ущерб нанес и огонь, отчего искореженные металлические конструкции лишились краски и выглядели рыжими железными развалинами с черными разводами.
Передняя труба завалилась на правый борт, а в других трубах зияли дыры. Левое крыло мостика покорежило взрывом. Антенну радиолокатора, установленную перед самой войной, взрывной волной снесло за борт, а будка аппаратной выглядела полностью выгоревшей. Фок-мачта вся почернела. С нее свисали лопнувшие фалы и антенные тросики. Грот-мачту и вовсе покорежило и перекосило. Задняя надстройка, в которую попал снаряд достаточно крупного калибра, выглядела наполовину уничтоженной. А на шкафуте попадания и взрывы просто разворотили всю верхнюю часть корпуса. Спасательные шлюпки разбило в щепки. Лишь от одной из них остались какие-то фрагменты обгорелого остова. Оба кормовых универсальных орудия сильно повредило, а одно и вовсе полностью уничтожило прямыми попаданиями крупного снаряда.
Повреждения казались ужасными, а ремонт кораблю предстоял долгий. Но, каким-то чудом нижняя часть корпуса эсминца осталась неповрежденной. Полностью уцелело машинное отделение, турбины с котлами и всеми остальными механизмами, расположенными внизу. Да и течей нигде ниже ватерлинии не обнаружилось. А это означало, что корабль непременно отремонтируют. Впрочем, рабочие уже сновали по «Якову Свердлову» с инструментами, повсюду гулко разносился стук молотков, летели искры из-под резаков, а кое-где металл ослепительно вспыхивал под воздействием сварочных аппаратов.
Лебедев бережно подвел бывшую миллионерскую яхту к пирсу и осторожно причалил за кормой эсминца. В нужный момент, когда катер коснулся стенки, Прокопенко легко перепрыгнул с носа катера на сушу, прямо к парной металлической тумбе, ловко закрепив конец каната на кнехте. Александр заметил, что его вестовой, кроме всего прочего, имеет и весьма неплохие навыки матроса. И все же, он не хотел, чтобы этот краснофлотец поднимался на эсминец вместе с ним, приказав парню оставаться рядом с катером. Он не слишком доверял Тарасу.
Лебедев был уверен, что майор Широкин не так прост, каким желает казаться. Почти наверняка, он не только из любезности выделил собственного вестового в распоряжение штабного инспектора, но и дал Тарасу Прокопенко задание докладывать обо всем, то есть шпионить за Александром на всякий случай, тем более, зная, чей он сын. А факт ночной попойки в компании боцмана придавать огласке Саше совсем не хотелось. И, в первую очередь, чтобы не подставлять Игоря Мочилова. Сам-то он выкрутится, а вот у боцмана, конечно, могут быть из-за него неприятности. Проверками Игоря замучают, если заподозрят, что втихаря напивается. Конечно, Тарас парень неглупый. По запаху и виду своего приезжего командира он уже наверняка догадался о многом. Да и запах, исходящий до сих пор от Александра, красноречиво говорил о попойке накануне. Но, вот с кем именно он пил, пусть лучше вестовой не узнает.
С этими мыслями Лебедев поднялся на эсминец. Он сразу прошел к тому месту, где они сидели с Мочиловым на рундуках, а потом там же и заснули. Вот только Мочилова застать на прежнем месте не удалось. Да и портфель отсутствовал. Александр пошарил за каждым рундуком, но никаких следов портфеля видно не было. Потому он подумал, что забыл, наверное, портфель в гальюне. Он решил обследовать этот путь снова и побрел в сторону гальюна, внимательно осматриваясь и про себя удивляясь, как же ему удалось пройти здесь ранним утром спросонья и спьяну, не зацепившись, не поранившись и даже не порвав форменную одежду о вывернутые разрывами куски металла с острыми краями.
Когда он, обшарив каждый уголок по пути к гальюну и внутри него, и пошел обратно к носовому кубрику, чтобы осмотреться там еще раз, его внимание сразу привлекли громкие разговоры, доносящиеся со стороны юта. И оттуда явственно доносился голос боцмана. Оказалось, что возле развалин кормовой надстройки Мочилов ругался с рабочими, которые никак не хотели срезать кусок переборки, вывороченный взрывом вовнутрь и придавивший буфет в адмиральском салоне. Но боцману этот буфет был очень важен. Александр знал, что там внутри хранились корабельные реликвии: адмиральский фарфоровый сервиз, хрустальные бокалы, столовое серебро и, возможно, еще что-то, оставшееся на корабле со времени его спуска на воду в царское время.
Несмотря на пожар, бушевавший вокруг какое-то время после немецких попаданий, пока команда героическими усилиями не потушила огонь, не дав ему распространиться внутрь корабля, буфет, вроде бы, уцелел. Он только упал, придавленный рухнувшей переборкой. Добротно выделанная лакированная древесина выглядела лишь слегка тронутой пламенем с одного края. И боцман настаивал, чтобы буфет подняли немедленно. На что рабочие резонно замечали, что ремонт надстроек, согласно плану ремонтных работ, начнется лишь после того, как будут устранены пробоины в корпусе.
Сами рабочие, трое нерусских парней прибалтийского происхождения из Либавы, может и согласились бы, но их начальник, лысоватый толстенький инженер с чертежом в руках, наотрез отказывался терять время на столь незначительную ерунду. И Лебедев попытался вмешаться, используя служебное положение. Когда он представился инспектором от штаба флота, инженер несколько смягчился, а когда объяснил, что в буфете содержится секретная документация, которую необходимо немедленно извлечь, толстячку деваться стало некуда, и он все-таки отдал работягам соответствующие распоряжения.
Вскоре металл, мешающий поднять буфет, рабочие срезали газовым резаком. И Мочилов вместе с Лебедевым привели освобожденный предмет мебели в вертикальное положение. Хотя огонь и пощадил дерево, внутри все побилось. Роскошный адмиральский сервиз, который берегли столько лет, превратился в груду фарфоровых черепков. Хрустальные бокалы тоже разбились. Стряхнув черепки, Мочилов жадно выхватил из-под них большую деревянную коробку и, поблагодарив работяг, решительно направился в сторону носового кубрика. А Лебедев потопал за ним, стараясь не зацепиться за острые края вздыбленного взрывами металла, торчащие повсюду.
