– Спасибо, брат мой… – Шарль улыбнулся. – Только ты способен, вот так, просто и искренне дать понять, как ты любишь меня и насколько ты благороден… – он посмотрел на гостей, советников и остальных сеньоров, находившихся в зале дворца и занятых бурным обсуждением последней новости. – Тебе родиться во времена Шарлеманя, когда ценилась прямота, честность и искренность. А тебя угораздила сюда…

– Да брось ты… – Ги подмигнул Шарлю. – Ерунда, какая! Лишь бы ланс не сломался, да конь не расковался… – произнес он старую франкскую рыцарскую поговорку, начало которой шло из легендарных походов времен Карла Великого. – Ну, мне пора. Прости, но я не смогу задержаться у тебя на ужин. – Ги решительно покачал головой, давая понять графу, что дела превыше обычной попойки. Он бросил взгляд на Беатрис, немного скривился и добавил. – А эту вещунью можешь оставить при себе. Я, хоть и люблю ее, но она может помешать мне, как следует, заняться подготовкой к маршу на Неаполь. Сам понимаешь…

– Ладно, оставляй. – Шарль сделался серьезным. Он взял руку Ги в свои ладони и произнес. – Клянусь нашей дружбой и моей честью, что никто не посмеет прикоснуться к прекрасной Беатрис, пока ты сам не позволишь…

– А вот за это, Шарло, – Ги кивнул головой, – отдельное спасибо. Брат мой…

Шарль протянул руку, рыцарь поклонился и поцеловал ладонь сюзерена, поднялся, резко развернулся и направился к выходу из залы дворца.

– Разве мы не останемся на званый ужин?.. – Удивленно спросила Беатрис, когда Ги проходил мимо нее.

– Я – нет. – Он улыбнулся, сохраняя серьезное выражение лица. – А ты – пожалуйста, тем более, что сам король пожелал этого…

Беатрис незаметно улыбнулась, подумав, что, возможно, у Ги получилась размолвка с Шарлем де Анжу, а она явилась ее причиной. Шпионка решила сыграть на этом моменте, ведь, как полагала она, любая мелочь, способная ослабить ударную мощь вражеской армии, помогала ее брату и Манфреду сохранить власть и корону над Неаполем и Сицилией.

Ги на ходу попрощался с де Кастром и остальными командирами и вышел в коридор, где его поджидал Лука де Сент-Эньян, спрятавшийся в темноте огромной ниши.

– Ой, ты меня напугал… – произнес Ги, когда тот вышел из ниши.

– Тише, – Лука приложил палец к своему рту. – Ты оставил Беатрис, или, как там ее, пока не выяснил, с Шарлем?..

– Да… – опешил рыцарь.

– Прекрасно. Я успею предупредить Шарля, чтобы он не проговорился о новых пополнениях в армии…

– Неужели у нас, наконец-то, началось увеличение армии?.. – Ги едва сдержался, чтобы не выкрикнуть от радости.

– Да, слава Господу… – Лука перекрестился. – Еще две тысячи рыцарей из Европы. Между прочим, на денежки папы Климента – старого скупердяя…

– Прекрасная новость… – Ги развел руками. – Мне надо спешить…

– Ступай, верный паладин… – Лука незаметно перекрестил его.

Ги поспешил в лестнице, а Лука долго молча смотрел ему вслед, прислушиваясь к его затихающим шагам. Лучше бы я смолчал, – решил он, – Ги может расстроиться, он ведь такой ранимый…

Яркие и веселые лучи настойчиво пробивались сквозь мутноватые витражные стекла в комнату совета, раскашивая мебель, лица и одежды собравшихся здесь сеньоров причудливыми красками.

Манфред был в кольчуге, скрытой длинным сюркотом ослепительно-белого цвета с вышитым черным орлом Гогенштауфенов. Мягкий кольчужный капюшон кольчуги, сплетенной из тысяч мелких стальных колечек, мягкими складками ниспадал на его плечи и спину, а золотые длинные шпоры позвякивали при каждом движении его ног. Он расправил складки сюркота, поправил пояс и, придерживая левой рукой рукоять меча, висевшего на свободной кожаной перевязи, присел на высокий стул.

Он пристально посмотрел в глаза Теобальдо и, отведя их к окну, словно он рассматривал причудливые блики солнечных лучей, произнес:

– Значит, удалось?..

Анибальди улыбнулся и, не стараясь скрыть свою радость, весело ответил:

– Да, повелитель… – он провел рукой по своим волосам. – Сестрица наговорила невесть чего, но Карлито, словно глупый осел, развесил уши и побрел со всей своей хилой ватагой к Фрезолоне, возле которого провел быстрый смотр и вчера направился к горному проходу в Апулию…

Манфред недоверчиво покосился на него и, бросив быстрый взгляд на молчаливого мавра, сидевшего возле Анибальди, спросил:

– Сколько же голов у Карлито?..

– Чуть больше четырех тысяч пехоты, да пара тысяч кавалерии… – невозмутимо ответил ему Анибальди. Молчаливый мавр – предводитель мусульманской конницы и лучников молча кивнул головой, соглашаясь со словами говорливого итальянца.

– А что скажет нам благородный Селим?.. – Манфред посмотрел на мавра.

– Воистину, повелитель, Аллах ослепил неверных… – Селим запнулся, вспомнив, что и Манфред тоже был христианином, а значит – неверным, – прости, повелитель, многомудрый Манфред, своего глупого и верного раба Селима… – Манфред снисходительно улыбнулся, пытаясь прочесть в стеклянном взгляде мавра хотя бы толику сомнения или испуга. Но Селим был словно каменная статуя. Его холодные и маловыразительные, словно у змеи, глаза не выражали ничего, кроме спокойствия и уверенности. Тонкие и выразительные черты лица предводителя мавританской конницы и лучников словно были сделаны из слоновой кости, лишь слегка прихваченной смуглым загаром. Орлиный нос с резко очерченными ноздрями, изогнутые брови и тонкие губы, охваченные черной шелковистой аккуратно подстриженной бородой, как бы говорил, что его владелец не привык юлить или обманывать. – Повелитель! Ваш великий отец, да воздаст ему Аллах за доброту, которую он проявил обо мне и моих соплеменниках, переселив их под Лючеру и оградив от неправедного меча и костра особо ретивых сторонников папы Римского, дал нам свободу и позволил сохранить веру предков. За это, повелитель, а не горы золота или гаремы красавиц, я и мои верные собратья сложат головы, но не пропустят поганых… – он снова поправил себя, – заблудших братье во Христе к Неаполю и Сицилии. Пятнадцать тысяч кавалерии и лучников станут непреодолимым барьером Аллаха для вас, мой господин и повелитель, потомок великого Фридриха…

– Благодарю тебя, мой верный и благородный Селим. – Манфред, следуя старинному арабскому обычаю, прикоснулся рукой к сердцу, губами и лбу, отдавая дань уважения столь скромному, но верному и храброму воину, уважая его искренние и прямые слова. – Как ты полагаешь, Селим, смогут ли твои воины, да хранит Аллах их сердца от страха и позора, – Манфред решил украсить свою речь оборотами, копирующими витиеватую арабскую речь, – удержать горный замок Арче до того момента, пока свежая трава не покроет равнины?..

– Мой повелитель, – Селим учтиво склонил голову, – мои воины сделают все, о чем прикажет мой господин Манфред. – Мавр открыто посмотрел ему в глаза. – Но, позвольте мне быть честным до конца! Моим кавалеристам и стрелкам сподручнее биться на просторе, а не быть зажатыми тесными стенами крепости. – Он перевел свой взгляд на Теобальдо Анибальди. – Не так ли, благородный Анибальди?..

Теобальдо пожал плечами и согласился со славами мавра:

– Сир, мавры некомфортно чувствуют себя в крепостях. Им словно воздуха не хватает! А вот на равнине от них толку и проку будет, я уверен, гораздо больше! Да и забивать легкой кавалерией и лучниками замок Арче, который и так считается неприступным – явная ошибка…

Манфред почесал подбородок, покрытый густой щетиной и, подумав, согласился со словами Анибальди:

– Верно. Незачем лишать себя легкой и мобильной конницы, способной безо всякого сражения лишить врага половины его армии, измотав засадами и обстрелами на расстоянии. Так и поступим! Пусть Арче примет дон Доменико ди Скальче. С ним мы отправим в Арче сотню швейцарских пикинеров, да три сотни арбалетчиков из Сицилии… – Мавр недоверчиво скривился. Манфред перехватил его взгляд и спросил. – У тебя есть сомнения, Селим? – Мавр кивнул головой. – Изложи их, прошу…