Ги перекрестил их и, развернув коня, поехал в город. Он еще раз посмотрел им вслед, и в это момент, что-то холодное и резкое кольнуло его сердце. Ему вспомнились глаза наемников и их разговоры о дурном предзнаменовании, связанном с обнаруженным трупом сокольничего.

Ги тряхнул головой, отгоняя от себя эти неприятные ассоциации, поддал шпорами коня и поскакал по узким и извилистым улочкам Каркассона, поднимаясь к цитадели, куда уже внесли тело убитого слуги.

– Ну, что вы думаете об этом? – Спросил сенешаль у монахов, склонившихся над телом.

Один из них поднял голову и тихо ответил:

– Или, сеньор сенешаль, это совпадение и обычное убийство с грабежом, или…

– Или мы скоро узнаем сами… – договорил за него сенешаль, кивая в сторону отряда, ушедшего по дороге на аббатство Фанжо.

– Вы полагаете, что письмо может быть связано с пополнением? – Нахмурился один из монахов.

– Все возможно в этом мире. – Будем лишь молить Господа, чтобы мы ошиблись в своих предположениях…

Лесная дорога. Три лье восточнее аббатства Фанжо. 28 августа 1221 года.

Часть пути, проделанного по старой римской дороге на Тулузу, отряд преодолел быстро и сделал ночной привал в точке, равноудаленной на два лье от крепостей Брам и Монреаль, находившихся в руках мятежников. Гвидо грамотно расположил повозки, образовав из них большой круг, который позволял провести ночь в относительной безопасности от наскока конницы противника. Часовых он лично проинструктировал и даже проверил их службу в течение ночи, не позволив им расслабиться и тем самым предоставить врагу возможность для внезапного нападения на спящий лагерь крестоносцев. Молодые рыцари, поворчав немного для приличия, все-таки решили не спорить с опытным наемником и нехотя стали исполнять его приказания, которые, по чести говоря, мало их затрагивали.

Но группа разведки, высланная Гвидо по направлению к аббатству, обнаружила следы множества коней и повозок, что вызвало у итальянца подозрение в подготовке атаки на отряд. Выждав для верности еще один день и проведя еще одну ночь в лагере, Гвидо решил выступать к аббатству, до которого оставался один дневной переход, именно сегодня, 28 августа, в день Успения Божьей Матери.

– Сеньоры! Мадонна, день Успения которой мы сегодня встретим в пути, да защитит нас от врагов церкви! – Произнес он после утренней молитвы. – Перестраиваемся в одну колонну! Щиты наружу! Вперед, с Божьей помощью!..

Колонна тронулась в путь, не подозревая, что направляется прямо к подготовленной засаде, устроенной воинами Пьера-Роже де Мирпуа.

Лесная дорога, достаточно просторная для того, чтобы повозки проехали по ней по двое в ряд, извилисто петляла среди больших деревьев, нависавших над ней своими раскидистыми и густыми кронами, сглаживавшими летний зной солнца.

Сердце старого воина, возмужавшего среди множества кровавых войн, билось спокойно и уверенно. Гвидо не сильно пугался засад противника, он лишь жалел о том, что чаще всего, первыми в них погибали самые молодые и необстрелянные солдаты, пренебрегавшие приказами опытного наемника.

Он подъехал к рыцарям, ехавшим впереди колонны, коротко кивнул им головой, отдавая должное их знатности, и произнес:

– Сеньоры. Сегодня, у меня будет к вам только одна просьба…

Рыцари спокойно посмотрели на него, изобразив равнодушие на своих немного бледных лицах. Наемник отчетливо понял, что они побаиваются незнакомой местности и возможности засады.

– Так вот, сеньоры. – Продолжил Гвидо. – В случае нападения вы должны…

– Мы ничего никому не должны! – Срывающимся от волнения голосом ответил один из молодых рыцарей.

– Так вот, сеньоры, – наемник сделал вид, что не услышал голоса рыцаря, – в случае нападения от вас потребуется только одно – оторваться от колонны и, отъехав метров на триста, развернуться и атаковать их фланг. Это позволит колонне выскочить на какую-нибудь поляну, где мы поставим телеги в круг…

– И, только? – Удивился один из рыцарей, окидывая своих товарищей смеющимся взглядом. – Нас, благородных сеньоров, ты просишь отступить с поля боя?..

– Если вы не сделаете то, что я от вас прошу – весь отряд погибнет на дороге. Все до единого… – наемник окинул их взглядом, заставив рыцарей опустить головы и поумерить свои амбиции.

– Хорошо, кондотьере Гвидо, – ответил рыцарь. – Мы подчинимся вашей просьбе…

– И слава Господу… – ответил им наемник. – Будем молиться, чтобы Мадонна защитила нас сегодня…

Бывалый наемник прекрасно понимал, что для воинов гораздо важнее сохранить вооружение и, что особенно важно, запас арбалетных болтов, поэтому, он приказал везти вооружение в шести головных повозках, оставив продовольствие и остальные вещи в замыкающих колонну подводах.

Отряд проехал около лье, все дальше углубляясь в лес, тянувшийся сплошным зеленым морем с небольшими островами полян до самого аббатства.

Пьеру-Роже доложили о приближении колонны крестоносцев. Он давно готовился к реваншу за свое поражение от Ги де Леви, чудом ускользнувшего из его рук во время возвращения из Фуа.

– Копейщиков и крючников в первый ряд! Арбалетчиков ставьте за ними! Стрелять только по моей команде! Всем остальным встать за спинами стрелков, чтобы перезаряжать арбалеты! – скомандовал предводитель, отправляя своих рыцарей к воинам, притаившимся в кустах боярышника, росших сплошной непроглядной зеленой стеной по обочинам лесной дороги.

Катары приготовились к атаке…

Чтобы скрасить небольшое напряжение и унять нервную дрожь, передовая часть крестоносцев, шедших между повозками, служившими им своеобразным щитом, затянула боевую песнь. Воины не очень-то старались петь складно, лишь надрывали свои глотки, приободряя себя пением и внушая свои бравым видом товарищам небольшое спокойствие.

Гвидо поморщился, он не очень жаловал показную браваду. А громкое ржание его воинов, как назло, могло привлечь противника, выдав им маршрут движения колонны. Наемник подтянул ремешки щита, удобнее закрепив его на своей широкой спине, одетой в кожаный гамбезон, который был укорочен на итальянский манер и едва прикрывал середину бедер воина, не стесняя его движений во время боя. Еще в Милане, Гвидо обратил свое внимание на последние веянья военной моды и заплатил оружейнику Фальконе, который проклепал изнутри гамбезон мощными стальными пластинками, придав ему дополнительную защиту.

Он покосился на солдат, большинство из которых были еще юношами, кинувшимися в наемничество от нечего делать или в надежде обогатиться.

«Вот, также и я, когда-то… – грустно подумал Гвидо, оглядывая своих безусых воинов, старавшихся держаться браво и певших петушиные трели своими срывающимися голосами. – Эх, святая простота. Сколько же мне тогда было? Лет шестнадцать? Да, что-то, вроде…».

Дорога сужалась и делала резкий изгиб влево, уходя строго на юг. Гвидо внутренне напрягся, оценивая опытным взглядом воина удачное место для возможной засады.

– Эй! В хвосте! Подтянуться! – Крикнул он, повернув голову. – Возничие! Сократить дистанцию между повозками!..

Возничие стеганули кнутами мулов, пытаясь сблизить растянувшиеся повозки…

Момент был, как нельзя, удачен. Колонна крестоносцев немного растянулась, создавая пробелы между повозками, а дорога начинала изгибаться, скрывая начало колонны от ее арьергарда.

– Арбалетчики! Залп! – Пьер-Роже махнул мечом, зажатым в латной рукавице, приказывая начать стрельбу.

Сто двадцать катарских арбалетчиков разом выпустили тучу смертоносных болтов, с жутким воем вылетевших из арбалетов и понесшихся на крестоносцев, сметая кусты, калеча коней, убивая и раня пехоту, шедшую под прикрытием повозок…

– Тьфу! Началось… – подумал Гвидо, услышав неприятный вой арбалетных болтов, который он ни с чем не мог перепутать. – Не долго музыка звучала. Мадонна, помоги нам, грешникам…