– Ерунда! Немного прислал один из твоих монахов. Тот, что обосновался в Нарбонне. Седой такой, как лунь! Его, кажется, зовут Пьером. Ну, а остальные деньги я приказал взять из хранилища графа Амори. В конце концов, мы ведь его земли отбиваем и охраняем!..

– Спасибо, я понял. – Ги де Леви кивнул головой в сторону графа и епископа. – Пойду, поздороваюсь с ними, а то смотрят на нас так, что, боюсь, дырки протрут своим взглядом…

Сенешаль приблизился к графу и епископу, они смотрели на него, как сычи.

– Приветствую вас, благородный граф Амори, и вас, монсеньор Ги! – С наигранной учтивостью произнес сенешаль, наблюдая за их реакцией. – Дела короны заставили меня спешно покинуть крепость и, не уведомив вас, отправиться в далекое и опасное путешествие…

Граф молчал, а епископ, изобразив смирение на лице, ответил:

– Слава Господу, что он даровал вам, сеньор Ги, везение и удачу! Мы искренне молили Господа и клали земные поклоны денно и нощно, лишь бы вы поскорее вернулись в Каркассон…

– Что, мессир де Клэр вас замордовал? – Ги удивленно поднял брови. – Я с ним переговорю, обещаю вам. Впредь, мессир де Клэр будет более деликатен с вами…

Это был тонкий намек на поддержку всех действий де Клэра и на то, что рыцарь будет всегда исполнять его обязанности в отсутствие сенешаля. Граф холодно кивнул в ответ, а епископ расплылся в омерзительной улыбке, которую он с большим трудом изобразил на своем лице. Ги понял, что пора переходить к более важным вопросам, чем мелкие препирательства с ними, и громко произнес:

– Бог даровал нам великую победу над врагами церкви и его величества короля Филиппа Французского! Много катаров мы порубили в честном бою, возвеличив имя Господне на этой славной земле! Но, сеньоры, это еще не все!

Сенешаль жестом приказал, чтобы повозка, где сидели Робер и Гуго, подъехала ближе.

– Мы, с Божьей помощью, изловили двух важных катарских еретиков, которых привезли в этой повозке! Они будут содержаться в одной из башен цитадели под надежной охраной! Мы решили, что они обладают важными сведениями, которые помогут нам разбить еретиков и восславить имя Творца по всей Окситании!

Рыцари восторженно приветствовали сенешаля. Они обступили повозку, охраняемую рыцарями из отряда де Марли, и пытались дотянуться до пленников. Граф Амори и епископ были среди толпы. Они с любопытством рассматривали две фигуры, укрытые черными балахонами.

– После допросов мы передадим в руки церковного суда этих еретиков! – Слова сенешаля были адресованы епископу, который собрался уже открыть рот, чтобы что-то сказать. – Тогда уже будет ваше право! Но, до этого момента, они будут находиться в моем ведении, и распоряжаться их судьбами буду только я – королевский сенешаль Ги де Леви!..

Епископ что-то неразборчиво пробурчал себе под нос, но спорить с ним не стал. Граф резко развернулся и ушел к себе во дворец. Своим демонстративным актом сенешаль показал всем, что настоящим сеньором Каркассона является только король Франции, а не граф де Монфор.

Амори быстро поднялся на второй этаж дворца и вошел в комнату своей матери Алисы, урожденной де Монморанси. Женщина молча смотрела в окно, где рыцари Ги де Леви ссаживались с коней, а толпа горожан с триумфом приветствовала крестоносцев.

– Матушка! Нам нанесена ужасная пощечина! – Вскричал граф, протягивая руки к матери. Мне, все-таки, придется подать жалобу на действия сенешаля в королевскую курию! Своими наглыми действиями он грубо попирает наши права, дарованные ранее самим королем!..

– Замолчи! – Резко оборвала его мать. – Ты просто глупец! Ты не только не подашь жалобу в курию, а наоборот, напишешь на имя короля благодарственное письмо, где воспоешь «осанну» мессиру Ги де Леви и нашему кузену де Марли!

Граф удивленно посмотрел на свою мать. Несмотря на свои пятьдесят лет, Алиса де Монморанси-Монфор все еще сохранила бодрость духа и проницательный ум. Она села в кресло и жестом подозвала сына, указывая ему на стул. Когда Амори сел, Алиса вздохнула и произнесла:

– Сын мой, сеньор де Леви знал твоего отца. Он всегда уважал его, верой и правдой служил во время крестового похода и руководил крестоносцами, как маршал де Ла Фо! Благодаря нему, мы сейчас сидим в Каркассоне. Но, мой мальчик, сеньор де Леви, прежде всего, верный слуга королю Филиппу. Значит, нам нельзя спорить с ним!

– Но, матушка… – Недоуменно посмотрел на нее граф.

– Амори! Споря с сенешалем, мы спорим с самим королем Франции! А с ним, поверь мне, лучше дружить, а не препираться! Вспомни королей Англии! К чему привели их глупые споры о вассальных обязанностях?..

– К потере Нормандии, Анжу, Мэна и Турени… – ответил Амори.

– Ты забыл о Бретани. – Поправила его мать. – А короли Англии, сын мой, были куда могущественней, чем наш род. Понял?..

– Да, матушка… – подавленным голосом ответил Амори де Монфор.

– Улыбайся и молись, чтобы сенешалю не надоело воевать за нас с еретиками. Мне доподлинно известно, что… – мать внезапно прервалась, опасаясь излишней болтливости своего сына.

– Что известно? – Амори заинтересовался.

– Неважно. Все уже быльем поросло… – уклончиво ответила мать. Она не могла проговориться о связи сенешаля с могущественной тайной службой короля. Это было крайне опасно и рискованно.

– Я повинуюсь, матушка… – вздохнул граф Амори. Он встал и вышел из комнаты. Мать грустно посмотрела ему вслед, вздохнула и подумала: «Господи, почему? Почему он только внешне похож на своего великого отца? Неужели, весь ум Симона перешел к Симону, нашему третьему сыну, которому приходится жить в Англии и управлять графством Лестер? Жаль…».

Сенешаль приказал рыцарям отвести пленников в западную башню, единственный вход в которую располагался на патрульной дорожке крепостной стены на уровне третьего этажа. Башня как нельзя лучше подходила для содержания таких важных пленников. Именно это и хотел всем показать сенешаль, надеясь, что катары, все-таки, решатся на освобождение своих товарищей. Западная башня цитадели располагалась отдельно от остальных строений замка и, как нельзя лучше подходила для содержания пленников. С внешней стороны крепости к ней практически вплотную подходил лес, росший на изрезанном оврагами большом холме. Место было тихое и спокойное. Ги рассудил, что катарам будет удобно расположиться в лесу, незаметно подойти к стенам, сложенным из крупных камней, по которым, при желании и умении, было возможно подняться и проникнуть в башню.

Рыцари провели Гуго и Робера в башню, где и закрыли в большой круглой комнате верхнего этажа. Два узких окна, закрытых крепкими коваными решетками, даже в яркий солнечный полдень слабо освещали помещение башни. Рыцари развязали их, произнесли веселые и ободряющие слова и закрыли дубовую дверь на замок.

Четыре воина остались охранять помещение, а пятый рыцарь спустился и громко, чтобы могли услышать все люди, кто еще находился во внутреннем дворе замка, доложил Ги де Леви:

– Сеньор сенешаль! Пленники закрыты в верхней комнате западной башни! Караул возле дверей выставлен!..

Ги коротко кивнул и ответил:

– Благодарю вас. Караул менять каждые четыре часа! В случае тревоги, или какой другой напасти, не приведи нас Господь дожить до этого, немедленно направлять в башню десять рыцарей и двадцать арбалетчиков! Пленники нам крайне важны! За их жизнь вы отвечаете лично, мессир Жан!..

Комендант поклонился. Сенешаль понял, что первый акт этой комедии был сыгран как нельзя лучше, повернулся и пошел к себе в дом. Подходя к нему, Ги увидел слуг, которые прильнули к окнам. Он улыбнулся, заметив среди них сияющие глаза Марии. На мгновение, как показалось ему, Ги увидел бледное лицо Флоранс, мелькнувшее среди улыбающихся слуг, но не придал этому значения.

Войдя в дом, Ги на мгновение остановился и подумал:

«Женщина. Всем в Каркассоне руководит женщина. Но, кто это?..».

Он прошел мимо слуг, угодливо кланявшихся при встрече, взбежал на второй этаж и раскрыл двери своей комнаты.