– Слушаю вас, Верховный Просветленный… – произнес граф, обращаясь к старику, – мы решили встретиться, чтобы, наконец-то, расставить точки по всем вопросам, накопившимся за последнее время.

– Мы очень признательны вам, ваша светлость, за оказанное внимание и почтение. – Сухо произнес старик.

– Король Филипп, как вам уже известно, протянул мне руку дружбы. – Сказал Раймон-Роже, с еле заметной улыбкой на лице. – Он разрешил одному из своих наивернейших слуг принести оммаж именно за то, что мне так долго обещали передать вы и граф де Сен-Жиль! Сам, я даже и не помышлял об этом счастье!

– Граф, одумайтесь! – Голосом наставника заговорил старик. – Это полнейшая глупость! Даря вам и вашим потомкам химеру, Филипп приручает вас, заставляя питаться объедками со своего стола! Что скажут в Арагоне, Провансе! Что подумают графы де Сен-Жиль! Его светлость де Комминж несказанно удивится…

– Вы, добрейший мэтр Жильбер, изволили втянуть меня и мой народ в изнурительную войну. Ничего, кроме издержек, погромов, потерь и лишений мне лично она не принесла. Народ начинает роптать, и я не удивлюсь, если со временем, этот глас не перерастет в возмущение и, не дай Бог, междоусобицу и восстание! А воин де Леви, несомненно, благородный и порядочный человек, не в пример многим. Я знаю его уже много лет и не сомневаюсь в том, что произнес он два дня назад. На Арагон, как и остальных своих соседей, мне, простите за откровенность, плевать…

– Граф, – Незнакомец повысил голос, – вас, как глупого мальчишку, провел это жалкий выродок! Он бросил вам кость, уже обглоданную королем Филиппом, а, как простофиля, уцепились в нее руками и зубами…

– Дон Жильбер! – Виконт вскочил, сжимая от ярости кулаки. – Выбирайте выражения! Не забывайте, кому вы и ваши люди обязаны! Если мой отец…

– Перестань, сын… – спокойным голосом перебил его граф. – Пусть монсеньор де Кастр договорит.

Старик гневно посмотрел на виконта, словно лев на волчонка, и продолжил:

– Своим спокойствием и благоденствием, граф, вы обязаны, прежде всего, нам и нашим воинам! Не забывайтесь!..

Спутники, стоящие за спиной Жильбера де Кастра, придвинулись к старцу и встали по его бокам.

– Только не надо бросаться столь резкими словами, старик! – Громко ответил граф. – О каком, простите, благоденствии вы изволите тут разглагольствовать? Простите, но гостеприимство тоже должно знать границы! Ваши люди ведут себя на моих землях, как полноправные хозяева. Они прогнали гарнизон из Монсегюра и заменили его вашими головорезами и фанатиками. Ладно, если вы считаете, что мои рыцари не способны обеспечить надлежащую охрану вам, вашим людям, идеям и сокровищам, я еще постараюсь понять! Но, Пьер-Роже де Мирпуа которого вы изволили назначить комендантом замка, даже не спросясь моего позволения, как сюзерена этих мест, отказался впустить моего бальи с проверкой! Это, монсеньор, как называть? К слову о вашей помощи – что же это вы проглядели прибытие сенешаля, а? Куда смотрел ваш человек в Каркассоне? Или, возможно, его там и нет вовсе?

Жильбер де Кастр о чем-то тихо посовещался со своими соратниками, после чего ответил:

– Мессир Пьер-Роже де Мирпуа назначен мною лично. К тому же, его назначение было согласовано с доньей Эсклармондой де Фуа, которая, как я понимаю, тоже имеет право голоса и часть владений Фуа…

– Монсеньор верховный катар! – Сурово сказал Раймон-Роже. – Так почему вы уклонились от второй части моего вопроса? Куда, все-таки, смотрел ваш шпион в Каркассоне? Молчите? То-то…

– Мы еще разберемся с ней… – тихо произнес старец, но не договорил фразу до конца. Его одернул за рукав мантии неизвестный человек, стоявший у него за спиной. – Это наше внутреннее дело, дорогой граф…

Граф вскочил и сверкнул глазами:

– Моя сестра слишком много стала себе позволять! Боюсь, что моя братская любовь может перерасти в гнев государя! Никто, даже моя сестра или сын, не могут отдавать приказы в графстве без моего соизволения! Мессир Пьер-Роже де Мирпуа должен немедленно сдать командование замком Монсегюр моему человеку и покинуть земли графства! Я отнимаю свою руку от этого человека и объявляю его нежелательным!

Вперед выступил высокий молодой человек, стоявший за спиной Жильбера де Кастр:

– Так вот, как ты изволишь себе говорить со мной, граф! Клянусь, что…

Жильбер де Кастр закрыл ладонью ему рот и сказал, глядя на графа:

– Граф, не слушайте этого человека. Горечь потери своих родовых владений, которые так беззастенчиво присвоил у его отца вероломный крестоносец де Леви, помутила ему разум! Пьер-Роже! Немедленно извинитесь перед его светлостью! Я вам повелеваю!..

Мирпуа нехотя поклонился графу.

– Вот, граф вы сами убедились, что мы не представляем угрозы для вас и ваших земель… – иронично ответил Пьер-Роже. – Но, что касается моего владения, от которого я не откажусь никогда, то простите! Мирпуа принадлежит мне по праву рождения, а не по праву меча, как утверждает какой-то поп из Рима и кровопийцы, присланные им нам на горе! Мирпуа всегда был, есть и будет аллодом нашей фамилии, а не леном, зависящим от вас, Раймон-Роже, или от графов де Сен-Жиль!

Виконт резко подошел к нему и отвесил оплеуху. Катар пошатнулся, но удержался на ногах, вытер кровь с губ и, улыбаясь, ответил:

– Дефи! Следующий жест за мной…

Он громко рассмеялся и покинул библиотеку, несмотря на уговоры Жильбера, умолявшего его остаться и извиниться перед графом.

– Граф! – громко произнес де Кастр. – Нашему терпению приходит конец. Вы уже перешли ту грань, что отделяет друзей от врагов. Вы предпочли химеры и призраки искренней дружбе, преданности и спокойствию. Мне жаль вас, граф.

– Как ты, еретик, смеешь говорить со мной подобным тоном! – Вскипел граф. – Ты, еретическая и безродная тварь, осмеливаешься угрожать мне, графу де Фуа, в моем же доме и присутствии моего наследника? Убирайся отсюда, мерзкий пес! Иди и грызи свою кость! Можешь, кстати, забирать своих ублюдков и спешно выметаться к себе! Благо, что город Кастр – твоя вотчина уже отбит у графа Амори! Что же касается моей сестры Эсклармонды – это дело сугубо семейное, к нему я вернусь позднее… может, для начала просто выпорю ее как следует розгами.

Жильбер де Кастр гордо вскинул свой орлиный профиль и сверкнул глазами:

– Мы принимаем твою сестру Эсклармонду де Фуа под крыло и заявляем тебе, граф, что именно ее признаем законной властительницей юга графства! Попробуй, забери у нее Монсегюр! Аллод будет за ней и истинной катарской церковью!

Виконт хотел, было, наброситься на него с кулаками, но граф снова удержал его:

– Прекрати! Монсеньор де Кастр, видимо, совсем выжил из ума, если позволяет себе угрожать графу де Фуа и насаживать забытые лангобардские и готские кутюмы в вопросах наследования феода! Никогда Фуа не будет делиться между братьями и сестрами! Пока я жив – кутюмы, утвержденные Карлом Великим и его внуком, будут свято соблюдаться! Завтра же я прикажу, чтобы мою сестру Эсклармонду де Фуа изловили и в кандалах, как преступницу и заговорщицу, бросили в застенок! Моя веротерпимость заканчивается! Род де Фуа всегда был верен нашей матери католической церкви, а папа Римский – наш законный первосвященник, а не вы, монсеньор де Кастр! Только из милосердия, сострадания к вам и братской нежности к своей заблудшей сестре мы позволяли обрести приют и защиту в графстве. Пойдите прочь!..

Жильбер мрачно улыбнулся, но не проронил ни единого слова в ответ. Его лицо и фигура, освещаемая трепещущими отблесками факелов, выглядели ужасающе, он походил на вестника смерти. Граф невольно поежился, всматриваясь в его фигуру и лицо.

Катары молча пошли за старцем и, когда последний из них исчезал в темноте дверей, оттуда раздался мертвенный голос:

– Бойся кары, граф Раймон-Роже…

Граф посмотрел на сына. Лицо виконта было бледным, пот выступил на его лбу.

– Это мы еще посмотрим, сынок… – грустно улыбнулся Раймон-Роже.