У него оставался только меч. Филипп сделал несколько шатающихся шагов назад. Кроваво-белесая пелена слабости застилала ему глаза. Губы внезапно пересохли, язык с трудом ворочался, касаясь шершавых и обескровленных десен.

Три рыцаря, словно волки вокруг раненого, но все еще сильного и опасного медведя, медленно сужали круг, готовясь добить или взять в плен рыцаря.

– За Гийома Клитона! – Крикнул он из последних сил, поднял меч и бросился в атаку.

Именно в этот момент силы окончательно покинули его, в глазах стало темнеть, меч, занесенный для удара, слабо шлепнулся на противника, который, с перепуга, что есть силы, вонзил свой меч в открытое лицо рыцаря, украшенное большим и причудливым рубцом от былого удара…

– Нет!!!.. – Гийом страшно закричал и, быстро спрыгнув с коня, бросился к бездыханному телу Филиппа де Леви.

Он упал возле него на колени и, обхватив кровоточащую голову, крепко прижал к своей груди.

– Нет! Нет! Зачем!!!..

Гийом тряс Филиппа, надеясь вернуть его в сознание.

…А вот и берега милой речушки Иветта, поросшие ивами прямо возле стен замка Сент-Ном…

«Матушка… – Филипп протянул руки навстречу смутному светящемуся женскому облику с размытыми контурами. – Матушка…

На удивление, он увидел свои маленькие детские ручонки, в которых тускло поблескивал старенький деревянный меч, заботливо вырезанный для него покойным мессиром Антуаном де Сент-Омером…

– Ты станешь великим паладином, мой малыш… – старик ласково потрепал его рыжие непокорные вихры, поднялся и, повернувшись, ушел в светящийся туман…

Его тело стало легким, словно пушинка…

Небо стремительно приближалось к нему, стараясь поглотить и вобрать в себя, но Филипп не чувствовал страха, лишь приятная легкость и прохлада окружали его…

Он погружался в облако, растворяясь и исчезая навсегда, ветер подхватывал его бессмертную душу и уносил высоко-высоко…

Взгляд Филиппа скользнул вниз…

Его отец, благородный рыцарь Годфруа де Леви, первый сеньор де Сент-Ном и епископ Шартра, с грустно улыбкой смотрел ему вслед. Рядом с отцом, прижавшись к нему и положив голову ему на грудь, стояла жена, держа на руках его первенца Гийома, будущего графа Таррагона…

Враги наседали отовсюду, медленно, но, неуклонно тесня Гуннара, Свена и Олафа, а вместе с ними и трех последних воинов к верхней площадке донжона, где располагались деревянные стрелковые и дозорные выступы…

Дальше отступать уже было некуда.

Викинги славно исполнили план Филиппа, они оттянули большинство сил графа Глостера на себя, давая возможность самому рыцарю выскользнуть из города вместе с герцогом.

Внезапно атакующие снизу воины прекратили стрельбу из арбалетов и наступила звенящая и зловещая тишина…

– Все, ребята… – вытирая крупные капли пота со своего раскрасневшегося и мокрого лица, произнес Свен. – Это крики радости…

Они молча переглянулись, обнялись и, почти одновременно посмотрели на троих наемников, сражавшихся вместе с ними.

– Лично нам пора… – с грустной улыбкой сказал Гуннар. – Вы с нами?..

Наемники переглянулись, один из них – костлявый и широкоплечий фламандец шагнул вперед и, усмехнувшись, ответил:

– Мы тоже, ей Богу, уже порядком подзадержались на этом свете!..

Скандинавы и наемники обнялись в последний раз.

Второй наемник, имя которого так и останется тайной в веках, посмотрел на викингов и спросил:

– Дельце-то, надеюсь, было стоящим?!..

– Это было святое дело… – сухо ответил неразговорчивый Олаф.

– Тогда, пожалуй я составлю вам славную компанию… – он несколько раз вздохнул полной грудью. – Пора!!!..

Шесть воинов, словно вестники страшной смерти, с криками и кличами бросились вниз, с улыбками на устах встречая арбалетные болты, просвистевшие им навстречу…

Филипп издал булькающие звуки, его голова дернулась, а рука, сжимавшая меч, ослабела, пальцы разжались, выпуская из своих объятий рукоять.

Гийом вытер слезы. Прикрыл лицо и тело Филиппа своим плащом, поднялся, сел в седло и, увидев стражников, подбежавших к месту боя, сказал:

– Соорудите из копий носилки. Я забираю тело этого сеньора с собой… – сержант растерянным взглядом посмотрел на него. Гильом провел руками по своему лица, тряхнул головой. – Прикажите моим людям немедля выступать из города. Я буду ждать их возле восточных ворот…

– Но, мессир де Ипр… – пробормотал старый сержант. – Его светлость граф Глостер приказал…

– Да мне плевать на него и его приказы!.. – гневно сверкнув глазами, крикнул де Ипр. Он повернулся к трем рыцарям. – Мессиры, надеюсь, что ваше благородство не позволит вам помешать мне воздать последние почести столь храброму и благородному сеньору?..

Рыцари молча поклонились Гийому. В это время на поляну влетел конный стрелок, который, с трудом переводя дыхание, доложил:

– Мессир де Ипр! Мы, кажись, обложили их!..

– Где?.. – глаза Гийома снова стали холодными, словно льдинки. Он был обязан исполнить приказ до конца и схватить герцога.

– На следующей опушке, ваша милость! Герцог подвернул ногу, но с ним какие-то нехристи, переодетые королевскими стражниками!..

– Показывай дорогу… – де Ипр тронул шпорами своего коня.

Он быстро доехал до опушки редкого ельника, на которой солдаты блокировали Абдаллу и герцога Робера Куртгёза, держал на руках третий сарацин. Сейчас же он стоял возле герцога, который лежал на сухой охапке травы и с мучительным выражением лица гладил свое бедро.

Стрелки держали арбалеты наготове, ожидая лишь приказа к началу расстрела.

Гийом де Ипр выехал вперед, поднял руку:

– Ваше высочество! Сир Роберт! – он обратился к герцогу. – Вы окружены и сопротивление бесполезно… – Он увидел решительный блеск в глазах высокого и статного сарацина, переодетого сержантом, коротко кивнул ему и сказал. – К моему горькому сожалению, мессир Филипп де Леви и де Сент-Ном, твой господин, пал геройской и благородной смертью на поле брани! Он вел себя, словно Роланд, о чем могут засвидетельствовать три оставшихся в живых рыцаря. Мессир Филипп и два его спутника забрали на Суд господень девять благородных сеньоров…

Абдалла прикусил губу до крови. Он сузил глаза и сделал шаг вперед, но Гийом повелительным жестом руки остановил его:

– Верный воин! Хоть ты и не веруешь в Спасителя и Святую троицу, но я заклинаю тебя сложить оружие и стать моим пленником! Именно тебе, а ни кому иному, надлежит отвезти тело мессира Филиппа к его семье!.. – Абдалла с явным недоверием смотрел на рыцаря. – Я, мессир Гийом де Ипр, клянусь всем святым, что есть в моей бессмертной душе, что лично посажу тебя на корабль и сделаю все возможное и невозможное, чтобы тело моего старинного боевого товарища, благородного сеньора Филиппа, без проволочек и надругательств, но со всеми положенными почестями будет отправлено с тобой.

Герцог Робер Куртгез попытался подняться, но страшная боль в шейке бедра пронзила его. Он снова застонал и упал на солому, собрался силы, приподнялся снова и тихо произнес, обращаясь к Абдалле:

– Благородный и отважный сарацин! Мессир Филипп де Леви приказал тебе подчиняться во всем и беспрекословно! – Абдалла молча поклонился герцогу, признавая правоту его слов. – Я, герцог Робер Куртгёз, сын покойного короля Англии и герцога Нормандии Гийома Завоевателя, приказываю тебе отдать своё оружие этому благородному сеньору и прекратить бессмысленное сопротивление…

Абдалла молча приблизился к Гийому де Ипру, который сидел на коне, склонил голову и протянул ему двумя руками свой фамильный ятаган…

– Ты и твой спутник-сарацин могут взять коней. – Произнес Гийом де Ипр. Он посмотрел на пехотинцев и рыцарей взглядом, не терпящим возражений. – Отныне эти два сарацина объявляются моей добычей!..