Слуги раздвинули полог шатра и внесли несколько больших сундуков, окованных железом, четыре больших деревянных складня с резными иконами и еще несколько узлов с вещами.

Король кивнул Сугерию, который проворно вытащил ключ из-за пазухи, разомкнул замок на одном из сундуков, после чего коротко кивнул королю. Людовик открыл его, запустил руку и вытащил большой и, судя по весу, весьма увесистый кожаный кошель, расшитый серебряными лилиями, подкинул его на ладони и, оставшись довольным его весом и полнотой, протянул его рыцарю.

– Держи… – Филипп попробовал отказаться, чем вызвал гнев у короля. Людовик покраснел от гнева, топнул ногой и громко крикнул. – Опять артачишься! Хорошо! Я и сам понял, что этого мало!.. – он присел за стол, щелкнул пальцами Сугерию, приказывая подать пергамент и тушь. Аббат вынул походную чернильницу, перья и, проверив их остроту заточки, протянул перо королю. Людовик обмакнул перо в тушь и стал выводить на пергаментном листе какие-то каракули. Он долго сопел, пыхтел и, когда закончил свои труды, долго рассматривал писанину, после чего, видимо, остался доволен собственной работой, крякнул, поднялся и, глядя на де Леви, громко и торжественно произнес: – На колени, вассал.

Филипп упал на колени и, скрестив руки на груди, низко склонил голову.

Людовик вынул меч из ножен и поднял его острием вверх:

– Мы, король Франции Людовик, жалуем тебе, Филипп де Леви и де Сент-Ном, нашему доброму и верному вассалу, право суда, получения мельничных податей и дорожных проездных податей со всех мельниц и мостов, находящихся вокруг твоего замка на расстоянии в двадцать лье! Право вечное и бесспорное! Да будет на то воля Господа… – король коснулся мечом плеч рыцаря. – Встань с колен, мой верный и храбрый меч!..

Филипп раскрыл, было, рот, но, увидев запретительные жесты Сугерия и Гильома, стоявших за спиной короля, сдержался, лишь выдавил из себя:

– Благодарю вас, сир…

– Вот, совсем иное дело! – Засмеялся Людовик и похлопал юношу по плечу. Филипп стушевался и густо покраснел. Король обнял его и во всеуслышание заявил. – Эй, подайте-ка мне мой боевой шлем с короной!

Оруженосец король, низко поклонившись, подал Людовику конический шлем с личиной и маленькой золотой короной, украшенной зубцами, стилизованными под лилии.

Король надел шлем на голову де Леви и, улыбнувшись, сказал:

– Носи его всегда! – Потом, немного подумав, снял шлем с головы опешившего юноши. – Де Бриенн! Осторожно откуси все лилии! Он, все-таки, не принц крови, чтобы носить мои родовые знаки…

Жан де Бриенн, приветливо подмигнул Филиппу, принял шлем и, вытащив из-за пояса кусачки, быстро и проворно откусил им все лилии, оставив только золотой ободок короны с обрезанными зубцами.

Людовик полюбовался работой оруженосца, кивнул с довольным видом и снова надел шлем на голову де Леви:

– О! Почти в пору! Наденешь чепец, валик войлочный и хауберк – тогда он уж точно не свалится…

– Спасибо, сир…

– Носи на здоровье. – Людовик сел за стол, окинул взглядом собравшихся в палатке рыцарей. – Мессиры! Известия из Фландрии, вынудившие меня прибыть спешно в ост, весьма хреновые…

Гильом переглянулся с де Леви, который молча пожал плечами в ответ, мол, ничего не знает об этом.

Король залпом выпил вино, услужливо поднесенное ему де Бриенном, вытер рукой усы и сказал:

– Похоже, мессиры, Фландрия вот-вот восстанет… – Он оглядел вытянувшиеся от удивления лица рыцарей, чихнул, вытер сопли рукавом и добавил. – Давайте-ка, с дороги пообедаем, что ли…

Жан де Бриенн мигом выскочил из палатки и кинулся отдавать спешные распоряжения относительно обеда.

Не прошло и нескольких минут, как в палатку, где находился король Людовик, слуги и оруженосцы втащили большой походный стол, накрыли его выбеленной скатертью и, быстро расставили на нем кувшины с вином, блюда с мясом, рыбой и мочеными овощами.

– Садитесь! В ногах правды нет… – буркнул король и потянулся за большой козлиной ногой, еще дымящейся на прохладном воздухе.

Сугерий уже сидел возле короля, так что мешкать и дожидаться повторного приглашения они не стали и весело перешучиваясь, стали рассаживаться вокруг большого походного стола. Принц Филипп присел, справа от отца, герцог Гильом сразу же за принцем, а Филипп, растерявшись, уселся подле Сугерия.

– Это ты правильно сделал… – шепнул ему незаметно аббат.

Король поднял кубок и громко произнес:

– Приказываю всем поднять кубки! Тост! За моё непобедимое воинство!..

Рыцари подняли кубки и весело крикнули:

– Салют королю Людовику! Салют!..

Они осушили кубки до дна и, быстро выпив по второму заходу, набросились, словно голодные волки, на горячее мясо, естественно, дождавшись момента, пока король первым не взял себе кусок и положил в рот.

Обед быстро и как-то незаметно стал перерастать в заурядную веселую и разбитную попойку. Рыцари наперебой произносили здравицы Людовику, его семье и всем родным, король жеманно отнекивался и, словно нехотя, принимал эти знаки уважения, смущаясь, как юная девица.

День быстро и неуловимо пролетал, судорожно пытаясь передать свои права наступающему вечеру. Краски тускнели, багровели, наливая восток кровавым маревом заката, причудливо раскрасившего облака в сиренево-фиолетовые тона.

Жан де Бриенн, распоряжавшийся за столом в качестве главного оруженосца короля приказал подать факелы, наполнившие палатку чадящим смрадом смолянистых испарений. Чтобы не задохнуться – никто и не подумал о зимней прохладе и ветре, ведь все были в довольно-таки изрядном подпитии, раскрыли настежь полог палатки.

Долгое застолье медленно переходило в свою кульминационную стадию. Король, любивший демонстрировать свой, как ему казалось, незаурядный вокальный дар, стал громко распевать какую-то походную песню, подхваченную почти одновременно всеми сидевшими за столом.

В это время снаружи раздались крики, и послышалась какая-то возня. Стражники держали какого-то грязного и усталого человека, с ног до головы забрызганного грязью.

Людовик прервал песню, встал и вышел из палатки.

– Что за шум, а драки нет?.. – весело спросил он у стражников.

Грязный человек вырвался и, подбежав к королю, упал прямо перед его ногами на колени. Людовик инстинктивно отшатнулся, Филипп де Леви в три прыжка оказался рядом с ним и, выхватив меч, закрыл собой короля.

– Ваше величество! Горе! Страшная беда постигла нас!.. – завопил испачканный грязью человек. – Граф Шарль зверски и подло убит!..

– Все, приехали… – Сугерий сузил глаза, сжал зубы и с силой швырнул свой кубок на доски, устилавшие пол палатки. – Кошмар…

Людовик отшатнулся и закрыл лицо руками. То, чего он так опасался и во что, если быть честным, не верил, свершилось…. Граф Шарль Добрый, повелитель Фландрии, все-таки убит. И когда?! Прямо во время Великого Поста!..

Он собрался с силами, оторвал руки от лица и, стараясь казаться непроницаемым, склонился над гонцом, принесшим такие страшные вести.

– Встань, мой добрый слуга… – король протянул к нему руки. – Возьми за руки своего короля, поднимись с колен и войди со мной в палатку…

Гонец, не веря своим глазам и ушам, протянул к королю свои грязные и дрожащие руки, оперся на руки Людовика и поднялся с колен. Он вошел следом за Людовиком и, повинуясь его повелительному жесту, сел подле него (принц, словно почуял, встал и отодвинулся, предоставляя место для гонца).

Людовик протянул гонцу кубок, до краев наполненный красным, словно кровь, вином.

– Выпей с дороги и помяни душу новопреставленного раба Божия Шарля…

Гонец залпом осушил огромный серебряный кубок и посмотрел на горячее мясо, в изобилии стоявшее на подносах.

– Откушай, чем Бог послал… – тихим и ласковым голосом сказал король, пододвигая к нему один из подносов с жареным поросенком. Гонец окинул всех несколько перепуганным взглядом и, оторвав ножку, впился в нее с жадностью зубами.

Над столом повисла напряженная и звенящая тишина. Все вслушивались в чавканье и жевание гонца, жадно поедавшего поросенка. Когда тот немного утолил свой голод, согрелся и успокоился, Людовик положил ему руку на плечо и сказал: