– Это вы о чем? – Вступил в разговор вечно болтливый весельчак Оливье. – Мне тоже интересно!
– Так, о жизни. – Оборвал его Жан, сверкнув глазами, – шел бы ты лучше, да складывал вещи хозяина…
Оливье раскрыл, было, рот, чтобы ответить чем-то грубым конюшему, но Филипп положил ему руку на плечо и сказал:
– Это верно. Ступай-ка ты, Оливье…
– Вот, так всегда… – обиженно пробормотал оруженосец, развернулся и побрел в комнату собирать вещи рыцаря.
– Спасибо за доброе слово, хозяин. – Жан поклонился рыцарю. – Мне, пожалуй, тоже надо идти к нашим лошадкам. Дорога-то, видать, не близкая будет…
– Наоборот, Жан. – Филипп обнял его и, понизив голос, сказал. – Мы едем в Париж. На турнир. – Жан удивился, но он закрыл ему рот рукой и добавил. – Только, чур, Оливье ни слова! Пусть приятно удивится, доехав до Парижа. Он ведь так мечтал побывать в нем, а уж о турнире я вообще молчу. Спит и видит…
– Как скажете, хозяин… – Жан равнодушно пожал плечами. – Ваше слово – закон. Ну, я пойду, пожалуй?
– Ступай…
Париж. Пять дней спустя.
Когда наша троица прибыла в Париж, он был похож на встревоженный и переполненный улей. Свободного места найти было практически невозможно: все гостиницы, постоялые дворы и частные дома были заполнены рыцарством, чьи пестрые и разноцветные флаги трепетали рядами вдоль всех основных улиц города.
Они проехали заставу моста Пти-Шатле, располагавшуюся на левом берегу Сены перед Малым мостом и въехали на остров Сите, где и располагались все основные здания, дворцы и строения древнего Парижа. Свиток с печатью Сугерия действовал безотказно – коменданты застав, обильно расположенных на всем протяжении южной или Орлеанской дороги, почтительно кланялись, едва увидев оттиск печати всесильного сановника.
Вот и сегодня, комендант крепости и заставы Пти-Шатле, невысокий и крепкого сложения убеленный сединами рыцарь, лицо которого пересекал уродливый шрам, полученный, по все видимости, в одной из схваток за короля, учтиво поклонился и произнес сухую и дежурную фразу приветствия, произнесенную им, наверняка, не один раз за сегодняшнее утро. Филипп также холодно и учтиво поклонился и, не слезая с коня, решил проследовать дальше, когда комендант подслеповато прищурился и, узнав герб рыцаря, нарисованный на щите, схватил Филиппа за рукав кольчуги:
– Бог ты мой! – Вскричал рыцарь. – Я снова вижу герб рода де Леви! Матерь Божья! Вы, как я догадался, приходитесь сыном и наследником мессиру Годфруа. – Он запнулся, поправил себя. – Я хотел сказать – монсеньора епископа…
– Вы не ошиблись, я его старший сын Филипп. – Он потянул рукав кольчуги, намереваясь высвободиться из цепкой хватки рыцаря, но что-то, промелькнувшее во взгляде коменданта, заставило его остановиться и спросить. – Не имею чести знать ваше имя, мессир…
– Бог мой, простите меня! – Обрадовано затараторил старый воин. – Я Пьер де Грикёр, имел счастье служить с вашим родителем и сражаться при Бремюле… – при произнесении последнего слова его голос поник.
– Что случилось, мессир де Грикёр? – Филипп забеспокоился, видя такую реакцию у воина.
– Ничего страшного, мессир де Леви. Я был в том самом отряде мессира де Шомона, и каждый день молю Господа даровать долгих лет жизни вашему родителю, спасшему меня и еще немногих воинов из цепких лап англичан во время битвы. Эх, жаль, что таких вот людей, каков был ваш отец, теперь днем с огнем не сыскать…
– Благодарю вас, мессир, за теплые слова, сказанные в адрес моего отца. Не подскажете ли мне…
Пьер де Грикёр не дал ему договорить, перебив на полуслове:
– Могу даже угадать, мессир Филипп! Вы прибыли на турнир и теперь озабочены вопросом, где бы разместиться самому и притулить своих слуг с лошадьми и имуществом?
– Вы угадали, мессир. – Вздохнул в ответ Филипп, – даже ума не приложу…
– И не надо! – Засмеялся Пьер. – Сразу же за мостом, как только вы въедете за крепостные ворота, вы увидите небольшой, но уютный домик, сложенный из красного камня. Так вот, мессир, это мой дом и я милостиво прошу у вас стать моим гостем. Кстати, у меня есть небольшая конюшня, где вашим лошадкам хватит места и овса…
– Бог ты мой! – Поразился Филипп де Леви. – Я просто не имею права отказать такому благородному и доброму рыцарю! Я согласен, мессир Пьер.
– Ну и, слава Богу. – С облегчением выдохнул комендант. – Вот, примите… – он протянул рыцарю свою перчатку, украшенную незатейливым гербом его владельца: лазорево-красная шахматная клетка. – Покажите это моему привратнику Иву. Дальше, он сам все сделает…
Филипп поклонился, принял перчатку и махнул рукой слугам, приказывая следовать за собой.
«Это, видать, судьба… – подумал про себя он. – Интересно, что она еще мне уготовила?».
Иноходец медленно ступал копытами по булыжникам мостовой, внося рыцаря в Париж. Оливье восторженно вертел головой, цокал языком и трещал без остановки, вызывая приступы молчаливого раздражения у Жана, предпочитавшего молча разглядывать столицу королевства.
Они без особого труда нашли дом коменданта Пти-Шатле. Он был небольшой, но уютный. Задний дворик буквально утопал в зелени, а пока, на период зимы, выглядел одиноко и пусто. Компактная и удобная конюшня без особого труда вместила внушительный эскорт лошадей Филиппа. Жан разместился в небольшой комнатке флигеля, вплотную примыкавшего к конюшне, а Оливье, к его несказанному удивлению и некоторой обиде, был вынужден спать прямо на полу возле дверей комнаты Филиппа, располагавшейся под самой крышей. Но это, все-таки, куда лучше, чем скитаться по незнакомому городу в поисках жилья, которого найти, судя по всему, было невозможно.
На следующий день Филипп и Оливье, который нес щит, шлем и пеннон рыцаря, в сопровождении молчаливого и вечно хмурого воина Жака, служившего посыльным у коменданта крепости, направились во дворец, дабы представиться королю и успеть выставить атрибуты участника, которые с таким пиететом нес оруженосец. Решив не брать лошадей, они с большим трудом пробились сквозь суматоху и толчею узких и грязных улочек Сите и, наконец, добрались до королевского дворца.
Честно говоря, назвать дворцом это приземистое и неуклюжее строение просто язык не поворачивался: камни, из которых был сложен дворец, были грязно-серо-бурого цвета, что в сочетании с высохшими ветвями плюща, хмеля и дикого винограда, вившегося по стенам, делали его совершенно неприглядным. Оливье был разочарован, но Филипп, чтобы как-то успокоить его, рассказал всю историю этого здания, заложенного еще самим Хлодвигом. После знаменитого сожжения Парижа, устроенного частями графа де Мёлана, Людовик взялся за коренную перестройку острова, предпочитая сначала укрепить и перестроить его крепости, а уж потом, когда руки дойдут, заняться дворцом. Двор и курия перебрались в правое, относительно новое, крыло здания, построенное Робером Благочестивым и практически непострадавшее, если не считать небольшого косметического ремонта кровли.
Возле дворца было такое множество народа, что, если бы не помощь коменданта в лице его воина, де Леви с оруженосцем проторчали возле ворот целые сутки. Они быстро проскочили внешние посты, поднялись по шатким каменным ступеням и вошли во дворец.
Воин, сопровождавший мессира Филиппа и Оливье, пошептался с одним из караульных сержантов, тот едва заметно улыбнулся и, кивнув ему, побежал за начальником охраны. Спустя несколько минут, показавшихся Филиппу вечностью, на крыльце дворца появился начальник охраны – немолодой, но еще достаточно крепкий телом рыцарь в кольчуге, видневшейся под ярко-голубым сюркотом и полном вооружении, но без шлема. Крупные черты лица, изборожденные глубокими складками возле рта, в сочетании с несколькими рубцами от шрамов, и волосами «перец с солью» придавали рыцарю бравый и решительный вид. Живой взгляд голубых глаз скользнул по Филиппу и, задержавшись на щите с гербом, заметно потеплел. Он улыбнулся широкой белозубой улыбкой и, сбежав несколько ступеней, обнял Филиппа:
