Он поклонился и поехал дальше, размышляя и радуясь тому, насколько он сможет разбогатеть. Королевская служба, помимо значимости, давала иногда, вот такие варианты к небольшому заработку. Но, сегодняшний клиент мог разом принести виконту до пятисот ливров барыша…
Странная компания разбрелась по разным сторонам. Рыцарь, его оруженосец и двое немых слуг уехали в дом виконта, приняв предложение молодого Шарля. Монахи, получив подорожную бумагу и охрану из пяти конных сержантов, уехали в Дургэм. Мало, кто заметил, как седой рыцарь со шрамом на лице незаметно шепнул одному из монахов:
– Связь, как и договорились. Каждый второй четверг месяца возле колодца на рыночной площади Лондона после утренней молитвы…
– Я помню, мессир Годфруа… – ответил монах среднего роста, который, видимо, был командиром группы, переодетой монахами. – А вы, мессир?..
– Я буду отдыхать. Встречусь с графом Андре, повидаюсь с королем, то да сё…
Монах кивнул и переспросил:
– Во всех пяти портах намерены снимать дома?..
– Поначалу. Потом, когда уточню порт отплытия персон, откажусь от ненужных домов. А вы, если не секрет?..
– Отвезем «липу» епископу Дургэма, потом, попробуем пристроить одного из наших людей на королевское судно…
– А второго?..
– Второй, Бог даст, станет служить в придворной часовне короля Генриха. Если Господь нам позволит…
Так, сам того не понимая, виконт де Жиффар стал помогать в реализации тайной операции «Море», которая началась только что…
Лондон. Дом, который снял Годфруа де Леви. 25 мая 1120 года.
Прошло три месяца. Годфруа вручил малозначащее письмо королю Генриху, стал частенько бывать при английском дворе, участвовал в королевских охотах и прочих увеселениях, изображая скучающего и разочарованного франкского рыцаря. Он навестил графа Андре де Йорка, где, действительно, отдохнул душой, так как мог не опасаться быть самим собой в обществе честного и порядочного рыцаря, с которым его столкнула судьба более десяти лет назад.
И вот, когда он уже почти позабыл об остальных участниках его группы, оруженосец привел двух монахов, которых он выходил ожидать к колодцу на базарной площади каждый второй четверг месяца…
Годфруа сидел на скамье в небольшом саду, который примыкал к тыльной стороне дома, снятого им два месяца назад в Лондоне. Помог ему, как вы уже догадались, виконт де Жиффар, который положил себе в карман сто пятьдесят ливров серебром, обманув, как он думал, незадачливого француза.
– Добрый день, мессир де Леви… – Годфруа услышал тихий и вкрадчивый голос старшего из монахов. Он оторвался от раздумий и посмотрел на прибывших агентов секретной королевской службы, переодетых монахами.
– И вам, ребята, не болеть. А где, этот ваш, третий. Все никак не вспомню его имя… – поинтересовался де Леви.
– И не надо вспоминать, мессир… – заметил один из монахов. – Я смотрю, у вас тут, прямо как дома…
– Да. Домик аккуратный, улочка тихая…
– У нас тоже есть новости, мессир…
– Вот как? – Удивился де Леви. – Расскажете, или?..
– Секрета тут большого нет. – Ответил монах, присаживаясь рядом на скамью. – Вы не возражаете, если я присяду?
Он не дождался ответа, сел на скамью, вдохнул упоительный весенний воздух, в котором витали ароматы цветущего сада, зажмурил глаза от удовольствия и произнес:
– Какая погода! Просто прелесть! Вы еще не слышали новость, мессир де Леви?..
– Какую новость?.. – не понял де Леви.
– Сын-бастард короля Генриха, граф Робер Глостерский, внезапно умер, отравившись сморчками или какими-то другими грибочками…. Такая, право, незадача!..
Годфруа удивленно посмотрел на монаха:
– А, прости, Робер, зачем вам понадобился? Он же бастард и исключен из числа наследников короны решением синода английской церкви…
– Так, на всякий случай… – невозмутимо ответил монах, словно разговор шел о засушенном для гербария листочке. – Папа может и передумать…
– Понятно… – вздохнул де Леви. – Так, значит, на всякий случай…
– Именно, мессир. От греха подальше. – Ответил, улыбнувшись, монах. Его улыбка больше смахивала на оскал змеи. – Кстати, наш третий человек уже служит штурвальным на королевском нефе…
– Да? – Удивился Годфруа, посмотрев на монаха. – Значит…
– Ровным счетом ничего, сеньор де Леви. – Перебил его монах. – Надо будет, позже, подготовить их к выходу в море. Это уже, пардон, ваша работа…
Годфруа скривился и спросил:
– Когда планируете?..
– К зиме… – ответил, подумав, монах. – Это самое удачное время. Шторма и всякая дребедень. Не дай Бог, если судно наскочит на прибрежные скалы…. Никто не спасется.
– А ваш человек?..
– Вы хотели сказать – наш человек… – поправил его монах, снова улыбнувшись своей жуткой улыбкой змеи.
– Да, да, наш… – поправился Годфруа.
– Он знает, на что идет, – спокойно ответил монах. – К тому же, я обещал ему находиться поблизости от места крушения на фелюге и подобрать его…
– И ты это сделаешь?.. – изумился де Леви.
– Что вы, мессир. – Снова улыбнулся монах. – Одно дело пообещать, а другое дело…
Он многозначительно поднял глаза к небу, давая понять, что исполнители вряд ли выживут. Оставлять ненужных и лишних свидетелей заведомая глупость. Годфруа ужаснулся спокойствию и выдержке этого человека, который, вот так, совершенно спокойно, мог решать и выбирать, кому жить, а кому нет.
– Просто удивительно, как вы можете, вот так, просто говорить о смерти людей… – сорвалось с губ де Леви.
Монах удивленно и с некоторым подозрением посмотрел на Годфруа:
– Вы должны понять меня, мессир, смерть – это такая же простая вещь, как восход солнца или цветение яблонь. Слишком много уделять ей внимания не стоит. Да! Чуть не забыл! Один из наших помощников устроился смотрителем в Тауэр…
– В Тауэр?.. – удивился де Леви. Он совершенно позабыл, что одним из слагаемых успеха этой операции служило состояние здоровья пленного графа Робера Куртгёза, которого держали пленником в башне Тауэра. – Нелегко, наверное, ему сидеть в каземате башни, которую построил его великий отец…
– Наверное… – рассеянным голосом ответил монах. – Он будет приятно удивлен и поражен, если наше дельце выгорит! К тому же, позднее, мы ему намекнем о том, что своим чудесным воцарением и освобождением граф Робер обязан королю Франции, который помнит о нем, любит его и верит в его порядочность. Тем более что его сын – Гильом Клитон, прекрасный рыцарь, который воспитывается при дворе Людовика. Он впитал с молоком любовь к Франции…
– Да-да. Все верно… – задумчиво ответил Годфруа, которого тяготила участь роли своеобразного «меча судьбы» английских королей. – Все верно…
– Конечно! – Засмеялся монах. – Надеюсь, мессир, вы не забыли о своей «работе»?
– Что?.. – прослушал де Леви.
Он поднял глаза и посмотрел на монаха. Тот с абсолютно равнодушным видом зевнул и ответил:
– Вы, надеюсь, не позабыли о том, что должны известить нас о времени и месте отплытия Генриха и его семейства в Нормандию?..
– Нет-нет, я помню… – отмахнулся Годфруа, встал и пошел в дом.
Монах задумчиво посмотрел ему вслед и, когда де Леви, вошел в дом, произнес:
– Да. Беда просто с нашими «благородными»…
Париж. Королевский дворец, остров Сите. 12 июня 1120 года.
– Сир! Приятные известия из-за моря! – Сугерий весело улыбнулся и поклонился королю, который с шумом вошел к нему в кабинет.
Людовик был возбужден, его глаза буквально метали молнии, пугая прислугу дворца, которая шарахалась по углам, пока королю шел к министру.
– Что? Повтори, я не расслышал… – ответил Людовик и плюхнулся в кресло, стоящее рядом со столом Сугерия. – Что-то голова кругом идет от всех новостей…
Сугерий угодливо склонил спину и незаметно улыбнулся. Он любил своего короля, который мог, вот так, близко к сердцу воспринимать различные новости, поступавшие из провинций.