Пустота.

Адриенна отстегнула от платья тяжелую брошь и кольнула иглой запястье. Там, где под белой кожей пульсировала тонкая синяя вена.

Вот так… кровь выступила.

Хорошо…

А теперь…

Коснуться пальцем крови, коснуться пальцем языка, который виднеется в приоткрытом рту умирающего. И еще раз, чтобы попало побольше.

И отойти.

Все, больше она ничего сделать не может. Даже и звать не нужно, ни к чему.

Все верно.

Прошло буквально несколько минут, и Филиппо застонал, мутные глаза обрели прежнюю змеиную ясность.

– Что… кто… Риен?

– Да, ваше величество. Вы умираете.

Разводить церемонии Адриенна не стала. Филиппо и так все знал, оставалось напомнить.

– Я… да. Похоже. Голова ясная, это хорошо. – И, поскольку голова именно что прояснилась, следующий вопрос был закономерным: – Это вы сделали?

Адриенна кивнула.

– Я. Я могу позвать… только ненадолго.

– Ничего, мне хватит времени. Где мой сын?

– Он скоро вернется из города и зайдет к вам, – разъяснила Адриенна.

– Из города?

– От эданны Франчески.

– Тьфу, стерва, – разозлился Филиппо. И тут же оглянулся на дверь, улыбнулся: – Иларио, друг…

Дан Пинна кинулся к королевской кровати, поцеловал руку монарха. Пусть бывшего. Другом Филиппо ему оставался и в настоящем.

Его величество посмотрел на кардинала Санторо.

– Вы пришли принять мою исповедь, кардинал?

– Меня позвал дан Пинна.

– Оставьте меня с даном Пинной на пару минут. Потом он вас позовет, – распорядился Филиппо.

Адриенна послушно вышла. Его высокопреосвященство взял королеву за руку, погладил запястье.

– Больно, ваше величество?

Адриенна посмотрела на запястье, на котором виднелся след укола.

– Да… розы красивые, но не любят, когда их рвут.

Кардинал это понял и улыбнулся. Чего уж там, самому доставалось, бывало.

– Вы красивее любой розы, ваше величество.

– Благодарю вас, кардинал.

– Дан Анжело, мы же договорились. – Улыбка у него была неожиданно привлекательной. Совершенно неожиданно. Хотя и понятно, одно дело – улыбаться какой-то дане, другое – королеве.

– Дан Анжело. Я рада, что король пришел в себя.

– Полагаю, это последнее усилие, – вздохнул кардинал. – Но я рад буду принять у него исповедь…

Адриенна едва язык себе не откусила. Так зачесалось спросить – потому что хотите узнать много нового и интересного?

Но… сдержалась! Ценой прикушенного и больного языка.

В приемную ворвался король Филиппо Четвертый.

– Отец…

– У него сейчас дан Пинна. Он сказал – пригласит…

И верно, дан Пинна вышел из дверей королевской спальни. Заплаканный, грустный… даже если его величество что-то ему пообещал, все равно терять друга – тяжко.

– Кардинал, войдите.

– Отец… – рванулся туда Филиппо Четвертый.

И буквально через пару минут был отправлен в приемную.

– Сейчас я исповедуюсь и уделю тебе время, сын. Подожди буквально десять минут.

Филиппо и ждал.

Сначала зыркнул глазами по сторонам, не видел ли кто, как отец с ним… потом понял, что никому не до него, и успокоился. Чего волноваться?

Адриенна успокаивала плачущего дана Пинну, гладя его по плечу.

– Держитесь. Ему тоже плохо, он не должен уходить, видя нашу боль…

– Ваше величество, вы…

– Я, дан Пинна. Ради него – сдержите себя сейчас. Потом настанет время для скорби.

– Ваше величество… Я почел бы за честь служить вам.

– Вы уверены, дан Пинна?

– Я спросил у его величества, и он одобрил… Тогда… ваше величество, вы не против? – обратился он к Филиппо Четвертому.

– Адриенна?

– Дан Пинна выразил желание послужить мне, а потом и нашему сыну, когда тот появится.

Филиппо задумался.

Дана Пинну он не любил. Но… чай, тот не лорин, чтобы всем нравиться. А насчет преданности… так лучше и искать не стоит, все равно не найдешь.

Ладно уж…

– Я правильно понимаю, Адриенна, вы не против?

– Если рядом с нашим ребенком окажется человек, которому мы можем полностью доверять? – уточнила Адриенна. – Я не против.

– Что ж. Ребенка пока нет, но, полагаю, какую-нибудь должность при моей супруге вы получите. Временную, – махнул рукой Филиппо Четвертый.

Кое-что и он отлично понимал.

Надо, надо дать несчастному хоть какое дело, не то зачахнет. А там и помрет…

Жалко?

Да, как и любого человека в такой ситуации. Вообще любого.

– Благодарю, ваше величество.

Дан Пинна отлично помнил, что Филиппо Четвертому любить его не за что. Всякое случалось… но дан Пинна душой не кривил и рассказывал все другу и сюзерену честно. Сложно понять и одобрить человека, который на тебя наушничает… но в том-то и дело, что дан Пинна не подличал.

То, что он говорил королю приватно, он мог повторить и принцу в глаза. И если считал, что кое-какие выходки недостойны наследника престола, так и говорил.

В глаза.

Филиппо Четвертый мог это оценить. Так что… пусть его!

– Служите моему сыну как моему отцу. Другой благодарности мне не надо будет.

Дан Пинна поклонился. Бросил благодарный взгляд на Адриенну.

Он никогда не расскажет, о чем с ним говорил король. А все было просто. Он просил приглядеть за внуком, не упускать из вида сына – крутит им эта Ческа… стерва!

И приглядеть за Адриенной. Она хоть и выглядит сильной, а на самом деле достаточно хрупкая и уязвимая. Увы… женщины, они такие женщины…

Дан Пинна с этим был совершенно согласен.

И королю он пообещал.

И…

Ох, ваше величество. Я всю жизнь вам служил, послужу и вашему внуку.

Кардинал вышел из спальни короля, и Филиппо Четвертый рванулся туда.

– Отец!

Филиппо Третий вздохнул и обнял сына. Прижал к себе.

– Сынок…

Мужчины на миг замерли.

Не были у них в обычае вот такие нежности, но сейчас, когда истекают последние минуты… именно сейчас они бы не простили себе, поступив иначе.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем разжались отцовские объятия.

– Ты молодец, сын. Я знаю, ты справишься…

– Отец…

Филиппо вытирал слезы, не стыдясь. Посмейте сказать, что мужчины не плачут! Когда уходит родной и близкий человек, плачут все! Даже животные это могут… он что – хуже собаки?

– Пообещай мне, пожалуйста.

– Все что захочешь.

– Побереги Адриенну. И детей. Пожалуйста.

– Обещаю, – просто сказал Филиппо.

– Ты знаешь, я мог бы избавиться от Франчески.

Филиппо кивнул.

Да, отец мог бы. Запросто.

И не то бы еще мог…

– Ты этого не сделал.

– Я знал, что тебе будет больно. Очень больно.

И кто тебя, дурака, еще подберет? Не можешь ты жить без поводка? Ну так пусть один его конец будет и в руках у Адриенны…

Вслух умирающий этого не сказал. Ни к чему. Но взял сына за руку, подчеркивая серьезность своей просьбы. Филиппо Четвертый только вздохнул, глядя, во что превратилась за это время отцовская рука.

Хуже скелета, право слово… все кости на просвет видны.

– Спасибо.

– Побереги Адриенну. Ты сам понимаешь… после смерти Лоренцо Сибеллина… помнишь, что началось?

Филиппо помнил уроки истории.

И наводнения, и болезни, и засухи, и неурожаи… да там поди перечисли все…

– Я помню.

– Вот и отлично. Так что береги жену и детей.

– Она…

– Насколько я знаю, не беременна. Да и нельзя ей до семнадцати лет, ты забыл?

Филиппо понурился.

Ладно… просто решил, что это очередная бабская блажь… а что решил с подачи эданны Франчески, и вовсе не вспомнил.

Рука отца сжала его ладонь.

– Это правда. Ей действительно нельзя, запомни. Убьешь – новую искать негде.

– Отец…

– Пообещай ее беречь.

– Мое слово! – рявкнул Филиппо Четвертый.

И осекся.

С лица его отца словно уходили все краски, выцветали…

– Люблю тебя, сын…

А больше он и сказать ничего не успел, заваливаясь на подушки, опрокидываясь, серея лицом…