Филиппо только рукой махнул.
Ладно уж… не так часто он будет ночевать у жены. Пусть тешится.
– Главное, чтобы не вздумал скакать по мне ночью… Ложитесь, Адриенна. Не переживайте, я вас не трону. Сегодня и еще пять дней, как сказал дан Виталис.
– Я не переживаю, ваше величество. Вы… вы не злой.
Намеренно не злой. Только Адриенне от этого легче не будет. И ведь обещал не трогать еще год…
Но Филиппо кивнул и улыбнулся. И улегся в кровать.
Конечно, не злой. Его просто всегда неправильно понимают, вот…
А котенок так и проспал ночь, устроившись рядом с Адриенной, на подушке. Надо же гонять кошмары от своего человека?
Надо… кошачья работа такая. Светить, греть… Говорите, Нур?
Мур-р‑р‑р…
Мия
– Что случилось, отец?
Рикардо спрашивал не без тоски в голосе.
Да, конечно, отца он любит… разве нет? Он почтительный и заботливый сын, он его честно навещает раз в день и спрашивает, как дела и не нужно ли чего! А потом уходит, да…
А что он должен делать, если отцу ничего не нужно? Сидеть рядом с ним?
За ручку держать?
Ну правда же… о своей жизни ему, что ли, рассказывать? Или его байки слушать? Но это же скучно! СКУЧНО!!!
Мало ли что там было, триста лет тому назад? Сейчас-то все совершенно иначе, понимать же надо!
И о своей жизни… разве отец, со своими древними и замшелыми представлениями о жизни, сможет понять Рикардо?
Да никогда! И ругается он частенько, и вообще… меньше знаешь – крепче спишь! Вот, Рикардо заботу проявляет, чтобы отец спал и ни о чем не волновался.
– Сядь, Рик. Нам надо поговорить.
– Да, конечно.
В кресло Рикардо опустился не без изящества. Но дан Козимо только грустно вздохнул.
Чего-то важного он сыну все же не дал. Не успел вложить, не добавил… почему, почему его единственный сын получился таким легкомысленным? Таким пустым? Таким…
Красивым, спору нет. Но ведь красота – это далеко не все.
Почему – так?!
– Рик, что у тебя с Мией?
– Ну…
– Вы спите вместе. Это я понимаю. Меня интересует, что ты чувствуешь по отношению к ней.
Рикардо замялся.
А вот что тут ответишь? Скажешь – привязался и вообще… так отец начнет мозг пилить, мол, простолюдинка, не пара и надо о браке думать.
Скажешь – не нужна, так ведь попросит выгнать.
В шахматах это называется «вилка», но вот в шахматы-то Рикардо и не играл. А дан Козимо совершенно не собирался облегчать сыночку жизнь и молча ждал.
– Пап… мне с ней хорошо, – наконец родил Рикардо.
– Тогда у меня к тебе будет одна просьба.
– Слушаю?
Точно попросит выгнать… а как жалко!
– Я хочу, чтобы ты не расставался с Мией три года после моей смерти.
– ЧТО?!
Если бы на голову Рикардо метеорит упал, он и то бы меньше удивился. Метеорит – это ж ерунда! Всем известно, что иногда от небесного купола отламываются кусочки, вот они и падают. А дан Козимо… за ним такого раньше не водилось!
– Три. Года. После моей смерти. Более того, если она забеременеет, ты признаешь ее ребенка своим.
– Н‑но…
– Если она не захочет, если ты не захочешь, вы можете не жениться. Я не настаиваю. Но три года ты мне обещай. И признание ребенка.
– Х‑хорошо.
Это Рикардо было несложно пообещать. Он и сам пока расставаться с Мией не хотел… за три года, конечно, она ему надоест, но это ж сколько еще времени! Три года!
– Клятву. По всей форме.
– Отец!
– Рикардо, что тебя удивляет? Я хочу от тебя полную клятву, по всей форме.
– Н‑но…
– Я не так много прошу, сын.
Рикардо пожал плечами.
– Хорошо. Клянусь своей матерью – да изольется ее чрево, клянусь своим родом – да пресечется он навеки, клянусь своей честью – пусть будет мое имя покрыто позором, клянусь своим сердцем – да остановится оно в тот же миг. Три года Мия будет рядом со мной, если сама не захочет уйти. И нашего ребенка я признаю.
Дан Козимо откинулся на спинку кресла.
– Хорошо, Рик. Спасибо тебе.
– Но почему? – Рикардо искренне недоумевал. – Что в ней такого? Отец? Она ведь не дана…
– Красота и ум для тебя уже ничего не значат?
– Н‑ну…
– Я знаю, о чем ты думаешь. Много и красивых, и умных… верно?
– Ну да…
– Мало, Рик. Чтобы красивая, умная, любящая… да еще с такими талантами… таких – мало. Я ни к чему тебя принуждать не буду. Но Мию я бы в качестве своей невестки одобрил.
Рикардо пожал плечами.
– Хорошо, отец. Я подумаю.
А что? Подумать-то можно, это ж его ни к чему не обязывает!
– Вот и чудесно. Иди, Рик.
– Попросить Мию прийти к тебе?
– А она сейчас где?
– Ножи в цель кидает на заднем дворе.
– Нет, не надо. Если пожелает, сама придет. Эх, Рик, был бы я моложе, отбил бы ее у тебя! Такая девушка!
Рик расправил плечи и ухмыльнулся, как-то очень по-мужски.
– Завидуй, отец!
– Да я уже… тебе повезло, сынок.
– Знаю.
Рикардо ушел, а дан Козимо еще долго сидел, глядя на огонь.
Что мог, он для сына сделал. У него есть наследство – Демарко. У него есть сейчас Мия. Любовница, охранник и просто влюбленная женщина. Дан Козимо не расспрашивал ее ни о чем, но… вот были у него подозрения. Слишком уж Мия хороша.
Слишком умна, красива, и эти ее навыки… нет, не все так просто. Это Рик распустил хвост, словно павлин, и радуется жизни. А дан Козимо… ах, как же это несправедливо! Подсунуть под конец жизни загадку и не дать возможность ее разгадать…
Нечестно!
ТАМ он, конечно, узнает все ответы. Но ведь это совсем, совсем не то… это получить все готовеньким после смерти…
А вот если бы узнать самому…
Чертовски несправедливо! И вообще…
Самое обидное, что, даже если он узнает… кому тут расскажешь? Не Рикардо же? Сын еще молод и глуп… Да, вот и так бывает! Мие около шестнадцати лет – она проговорилась. А сыну уже двадцать три, и такой…
Ладно! Он не дурак! Но по уму… Козимо слишком его баловал, создал ему хорошие, даже замечательные условия – и вот результат!
А как было поступить иначе?
Нет ответа…
Ладно! Может быть, Миечка еще придет сегодня! Даже несмотря на все неразгаданные тайны… с ней интересно. И в шахматы сыграть хочется.
Адриенна
Шестиугольная звезда освещалась яркими факелами.
На каждом луче звезды были написаны какие-то сложные символы. И рядом с символами лежали люди. Шестеро мужчин по углам секстаграммы, один почти в центре, на алтаре. Все опоенные чем-то и связанные. Все с кляпами – еще запоют или орать начнут, ритуал нарушат… ни к чему.
А еще в секстаграмме была собственно виновница ее создания.
В центре ее стояла эданна Франческа.
Голая.
С распущенными золотыми волосами.
И вот ничего в ней сейчас красивого не было. Увидел бы ее сейчас венценосный любовник, под стол бы спрятался и год не вылез. Или вообще самозакопался.
Инстинкт самосохранения никто не отменял.
А когда у женщины в руках кинжал и смотрит она так… решительно, у любого нормального мужчины появляется только одно желание. Быстренько прикрыть все самое ценное и удрать.
Далеко. И можно – безвозвратно.
Но эданне сейчас было не до любовника. И не до мужчин вовсе.
Она старательно проговаривала слова, которые ее заставила выучить старая ведьма.
– Аллем… адем… барах… рандан… да умрет Филиппо Третий! Шабех! Вальден! Карнеш! Давиал! Да покоится он с миром!
Ведьма стояла за границей секстаграммы и только посмеивалась.
Ритуал этот имел такую же силу… ну вот примерно как пойти под елочкой пописать, произнося всю эту ахинею, лично ведьмой выдуманную и за страшное заклинание выданную.
А то как же?
Клиент не должен понимать смысла колдовства, иначе не подействует. Это вам даже уличные гадалки скажут… чем загадочнее, тем лучше. Вот и сейчас…
Правда, закончив произносить заклинание, эданна Франческа приблизилась к первому из мужчин – и одним ловким ударом вскрыла ему горло. Ведьма даже вздохнула ностальгически.
