Джас улыбнулась:

– Благодарю, дан. Все уже в порядке, так, легкое недомогание. И он больше так не будет, да, Анжело?

– Да, мама.

Определенно будет. А чего те засахаренные груши были такими вкусными? Но об этом лучше умолчать… пока. А то мама по попе надает.

А сейчас овсянка…

И в нее можно только мед. А варенье? А масло? А…

Но мама строго погрозила пальцем. И была права, кстати говоря. После вчерашнего Анжело пару дней стоило пожить без излишеств.

Анжело надулся и полез за стол. Джас подсунула под него подушку.

Дан Каттанео улыбнулся, глядя на все это. И вдруг подумал, что рыжина… и его дети могут тоже быть рыжими. И ему это… нравится?

Определенно!

Ему. Это. Нравится.

– Скажите, эданна, а вы гостите в замке? Вы подруга эданны Сусанны?

– Нет. Я дочь дана Вентурини и личная гостья даны СибЛевран, – чуточку резко ответила Джачинта.

– Простите великодушно. Я не знал…

Антонио прикинул, что у него еще есть с собой. А было, было… так что он подозвал одного из своих людей и шепотом отдал приказание. А сам принялся расспрашивать эданну.

Джас отвечала.

Про Бартоломео она, правда, не рассказывала. С ее слов получалось, что после смерти мужа, после того как от чумы сошел с ума ее деверь, она приехала к отцу. А куда же еще?

Дана СибЛевран оказалась добра и благородна, она приютила Джас.

Антонио подумал, что, видимо, не все так гладко в семье. И решил потихоньку выяснить, что именно не так между даной и эданной.

А пока овсянка. И…

Долго ждать не пришлось.

Слуга метнулся вихрем, но Антонио кивком отправил его к двери. Не дарить же подарки за столом?

А вот потом, после завтрака…

– Эданна Леони, я умоляю вас принять от меня скромный подарок!

– Но… дан!

– Я привез подарки всем, кто живет в доме.

– Вашего коня спасла дана Риен. Меня и близко здесь не было.

За завтраком Антонио рассказал про Черныша. И пообещал Анжело дать покататься.

В уме арайца дан был уверен. Раньше он на Черныше детей не катал, но… Черныш вреда мальчику не причинит! Это уж точно! Умен его конь настолько, что людям бы впору.

– Эданна, согласитесь, это несправедливо. Если я подарю подарки всем, кроме вас и вашего сына, я буду чувствовать себя ужасно.

Джас пожала плечами:

– Мы для вас ничего не сделали. Мы просто гости.

– И тем не менее. Прошу, примите?

Жест слуге, и на колени даны Леони легла ткань. Легкий кремовый шелк. Идеально для нижнего платья, но и верхнее из него можно сшить, смотреться будет потрясающе…

Джас невольно ахнула. И дан Антонио переключился на мальчика:

– А это тебе. Только попроси научить с ним обращаться.

Кинжалов он с собой захватил аж шесть штук. Этот был самым маленьким и самым богато украшенным. На женскую руку. Или – на детскую.

Глядя в сияющие глаза Анжело, Джас не нашла в себе сил забрать подарок.

– Дан, разве так можно?

– Радовать ребенка? Нужно!

И Джачинта невольно улыбнулась убежденности в словах дана Антонио.

Нужно так нужно… и вообще, этот дан симпатичный. И улыбается так… хорошо.

Губы женщины невольно дрогнули в ответной улыбке. Первый шаг был сделан.

– Разве не стоит подождать до лета?

– Поверь, Мия, сейчас самое подходящее время.

Мия пожала плечами, глядя на море. С ее точки зрения, самое подходящее время все равно было летом. Не холодно, штормов нет…

– Это связано с ветрами и течениями, – объяснил ей Джакомо. – Смысл в том, что в феврале ветра начинают дуть с континента и до Девальса можно доплыть быстрее. А шторма, наоборот, самые сильные по осени. И, как ни странно, в апреле.

– Почему?

– Тоже связано с ветрами. Поэтому самый подходящий сезон, чтобы выйти в сторону Девальса, – ранняя весна или поздняя зима. А вернуться как раз в июне, летом. И ветра будут попутные, и шторма прекратятся, и основной сезон ярмарок скоро наступит… не весной же торговать? Это для других, тех, кто с зерном-овощами ездит, а Фредо по другому товару специалист.

Мия задумчиво кивнула:

– Да, наверное.

– Просто тебе не хочется отпускать Энцо в плавание.

– Не хочется. – Какой смысл лгать? Все равно и так понятно.

На земле она, конечно, тоже много чего не контролирует. Но на воде оно и вовсе уж… там течения, ветры, шторма, а еще пираты! И с ними Мия ничего не сделает. Гр-р-р-р-р!

– Фредо не первый раз посылает на Девальс корабли.

– Меня это не успокаивает.

– А еще… Мия, дай Энцо повзрослеть. Он должен приобретать свой собственный опыт.

– Да неужели? – фыркнула Мия.

– А как еще мальчику становиться мужчиной?

– Я предполагала, что это не там делается, – спошлила дана Феретти.

Дан Джакомо фыркнул в ответ:

– Если ты о борделе, так я его отведу в свое время. Но пока у него первая романтическая любовь.

– Здоровее будет.

– Я тоже так думаю. Отпусти, Мия. Так надо. Мальчики должны становиться мужчинами, приобретать жизненный опыт, брать на себя ответственность…

– Я все равно за него боюсь.

– Идет несколько кораблей. И Лаццо далеко не беззащитны, уж ты мне поверь.

– Правда?

– Да.

Мия только вздохнула.

Она могла устроить скандал. Могла кричать, могла делать что угодно – а толку? Энцо останется дома, допустим. Она поговорит с Марией, та с супругом, Фредо послушается, и Лоренцо никуда не поплывет. Это реально, это возможно.

А Энцо простит старшей сестре такие выходки?

Вот Мия бы не простила, если бы так поступили с ней. Раньше бы – даже не заметила. А вот получив у Джакомо своеобразную, но свободу…

Попробуй сейчас запри ее!

Порвет на ленточки и тряпки!

Энцо придется ехать. А ей… ей придется ждать. И заодно научиться молиться.

Нет, Мия знала молитвы и ходила к причастию, но сейчас уже сильно подозревала, что Бог… а есть ли ему дело до их молитв? Кто ж его знает… точно не Мия.

И искренности в ее словах оставалось все меньше и меньше.

А вот за брата…

Она будет молиться. Искренне. До глубины души.

Ничего нет хуже, когда любимые и родные далеко от тебя, и помочь ты ничем не можешь, и ничего от тебя не зависит. И спрятать бы у себя под крылом, обогреть, защитить… да вот беда! На всю жизнь не наздравствуешься. Вырастет эгоистичное бессмысленное существо, ленивое и вялое… кто хочет такой судьбы любимому брату? Уж точно не Мия.

Пусть едет.

А она будет молиться за Лоренцо Феретти. Пусть Бог хранит его и приведет живым домой. Пусть сохранит…

Бог-то Бог…

Как ноги занесли Мию в церковь? Она бы им сама не ответила.

Вроде бы и знала, что Бог ее не услышит, что она оборотень, перевертыш, метаморф – называй, как хочешь, а все неизвестно, чье творение, – что она убийца, что воровка…

Заповеди она нарушила… какие?

Да практически все. Разве что чужих ослов и рабов не желала. А так…

И что?

Энцо-то ничего не нарушал…

Вот и сидела Мия на скамейке в храме, вот и слушала певчих. И в душе ее царил раздрай и хаос. Тошно ей было, тяжко и горестно.

Брат уплывает.

Она ничего о нем знать не будет. Помочь не сможет.

Случись что – и отомстить не сумеет.

И как тут оставаться спокойной?! Мало ли что Джакомо говорит! Да хоть бы и с утра до вечера стихи он декламировал! Чушь это!

Понимаете – ЧУШЬ!

Ему Энцо не важен и не дорог, ему даже Мия важна как источник денег. А уж мальчишка-то…

Вернется, не вернется – какая разница?

К причастию Мия подошла. Но, видимо, лицо у нее было такое, что священник легонько коснулся ее руки:

– Задержись, дочь моя. Мне кажется, тебе нужно с кем-то поговорить?

Мия вскинула на него глаза.

Старый уже… сколько ему лет? Весь седой, сгорбленный, высохший, словно щепка. А вот голубые глаза светятся чем-то таким… надмирным.